Я кивнула, стараясь не смотреть Толливеру в глаза.
- Нам надо поскорее уехать отсюда, - заявил он. - Хоть бы они нашли того, кто это сделал.
- Может, мне следует посмотреть на тело Хелен? Я бы что-нибудь обнаружила.
- Холлис сказал, что после того, как утром мы уехали от нее, ей позвонили. Пол Эдвардс.
- О чем они говорили?
- Холлис не сказал. Ночью, как я понимаю, он тебе об этом не говорил?
- Нет.
Мое лицо вспыхнуло.
- Но шериф не хочет, чтобы мы уезжали, - сказал Толливер. - Он считает, что мы что-то знаем.
- Мы могли бы попросту взять и уехать. Нет такого закона, который запретил бы нам сделать это.
- Я так не думаю, - произнес Толливер.
Он наконец отпустил мои руки, которые сжимал так крепко, что теперь их защипало, когда к ним снова прилила кровь.
- Ты ведь знаешь: одно плохое слово от силовых структур - и мы потеряем клиентов.
Он был прав. Как-то раз мной остался недоволен шеф полиции. Он был убежден, что мне известно местоположение тела и что я знаю убийцу. Он сделал так, что у меня полгода не было заработка. Тогда нам пришлось туго. Я не хотела, чтобы это повторилось.
- Твой дружок даст нам хорошую характеристику, - поддразнил меня Толливер.
Он старался поднять мне настроение.
Я не стала возражать против слова «дружок», зная: брат не верит, что Холлис что-то для меня значит. Как обычно, он был одновременно и прав и не прав.
Морг «Глисон и сыновья», находившийся в старинном здании викторианского стиля, удивлял обилием тяжелых ковров. Стены были выкрашены в спокойный голубой цвет, окна с витражами, должно быть, обошлись хозяевам в целое состояние. В здании имелись две смотровые комнаты и офис, где семьи усопших могли заплатить за гробы и заказать другие услуги. В кухне постоянно варился кофе. Его пили родственники покойных. С задней стороны здания помещались более мрачные комнаты, в которых совершалась необходимая подготовка к погребению.
Элия Глисон, невысокий полный человек лет сорока, с гладкими густыми черными волосами и широким тонкогубым ртом, показал нам сначала парадную часть дома. Он принадлежал к третьему поколению Глисонов, занимавшихся похоронным бизнесом, и было видно, что он гордится своими достижениями. Я почувствовала к нему уважение.
- Это моя жена Лаура, - сказал он, когда мы проходили мимо открытой двери.
Женщина в комнате помахала рукой. У нее были очень короткие каштановые волосы и пухлая фигура.
- Зимой она занимается бухгалтерией, а летом превращается в тетушку Хетти в кремовой гостиной.
Женщина улыбнулась, рассеянно кивнула и перевела взгляд на экран монитора. На вешалке в углу я заметила мягкую шляпу с цветами и длинный передник в тон. Я надеялась, что комната оборудована кондиционером.
- Полагаю, ваш бизнес не зависит от времен года, - сказала я, не придумав лучшей реплики.
- Вы удивитесь, но летом у нас умирает по меньшей мере два туриста. Разумеется, мы только подготавливаем усопших к отправлению домой, но все же это приносит доход.
На это я не знала, что ответить, поэтому просто кивнула и сделала мысленную заметку: летом держаться подальше от Сарна.
Было как- то неловко думать о здешних людях, надевающих старинные костюмы с целью сымитировать прошлое -прошлое, которое было куда более опасным, вонючим, невежественным и полным смертей, чем теперь принято делать вид. И умирали тогда от болезней, от которых сегодня легко излечивают. Женщины умирали в родах, дети гибли от полиомиелита и несовпадения резус-фактора, у мужчин мог развиться сепсис после небольшой травмы при работе с пилой… Я видела все это на кладбищах. Большинство людей не думают об этом, когда пытаются вообразить прошлое. Они вспоминают только о хорошем: об отсутствии абортов, гомосексуализма, телевидения, разводов. Прошлое представляется им в виде пятничных вечеров, когда соседи, стоя на крыльце, играют на скрипке, поют псалмы, а браки у всех долгие и счастливые.
Я же видела внезапные, бессмысленные смерти.
Вскоре мы пришли в новую часть дома, и директор показал нам тело Хелен. Об этом его попросил Холлис. Он заверил Глисона, что при виде трупа я не упаду в обморок и меня не вырвет. Я люблю похоронные залы. Мне нравится попытка сделать смерть достойной и приемлемой. Это как смягчающая подушка для жизни. Мертвым все равно, а живым легче.
Чем ближе мы подходили к комнате с закрытыми дверями, тем громче жужжало у меня в голове. Шум достиг апогея, когда я оказалась в белой стерильности современного помещения для бальзамирования трупов.
- Я над ней еще не работал, - сообщил Элия Глисон. - Ее только что доставили из криминалистической лаборатории. Сказали, что проверка на токсичность займет у них несколько месяцев, потому что много работы.
- Может, выйдете в коридор? - спросил Толливер. - Просто у моей сестры иногда бывают странные реакции, и это может вас напугать.
- Прошу прощения, - твердо произнес Глисон. - Тело Хелен находится под моей ответственностью, поэтому я останусь здесь.
Что ж, другого ответа я не ожидала и согласилась.
Потом полностью сосредоточилась на лежащем на столе теле. Я подняла руку, чтобы мужчины помолчали, и приблизилась к Хелен.
Женщина была до подбородка укрыта простыней. Волосы были причесаны. Я почувствовала, что ее душа все еще здесь, что оказалось для меня полной неожиданностью. Я даже вздрогнула. Почти беспрецедентный случай: после смерти прошло три дня, а ведь тело не значилось потерянным. Я знала, что получу больше информации, поскольку Хелен все еще была целой. Но меня охватило чувство глубокой жалости. Мышцы на моей шее едва заметно задергались, потому что я не пыталась искать ее, она находилась прямо передо мной. И была целой.
Глисон смотрел на меня с плохо скрываемым отвращением.
- Она здесь, - почти прошептала я и увидела, что лицо Глисона помертвело от ужаса.
Я взглянула на Толливера, и тот понимающе кивнул.
- Сейчас я к ней прикоснусь, - объяснила я Глисону. - С уважением.
Я посмотрела на избитое лицо Хелен, и мое лицо и шея наконец-то расслабились. Казалось, кто-то нарисовал на лице покойной темные тени: так много у нее было синяков. Кончиками пальцев я дотронулась до кожи на ее плече. Словно издалека я услышала собственный вздох - глубокий, грудной, испуганный звук. Увидела поднятую руку, руку с зажженной свечой. Я пригибалась, пыталась уйти от удара. Рука принадлежала мужчине, я видела длинный рукав. Чувствовала шок, вызванный предательством. Увидела, как эта рука опустилась. Боль, разочарование, горечь, надежда на воскресение, ужасающая смесь эмоций. А потом - ничего, ничего, ничего.
