Она остановилась, чтобы взять пульт от маленького, вмонтированного в стену телевизора.
- …Может, забудемся немножко?
Я выделила ей сорок пять минут, прежде чем пошла в свою комнату, чтобы собрать свои принадлежности.
Я не знала, чем мы будем заниматься в художественной студии: рисованием, чертежами, керамикой, коллажами, поэтому я сложила всего понемногу.
Конечно, вначале я сложила стопку принадлежностей, которую привезла из дому. Несколько блокнотов для набросков. Угольные карандаши. Цветные карандаши. Мои любимые простые карандаши, точилку, и несколько стирательных резинок. Коробочку с акварельными красками на семь цветов и маленький стаканчик для воды. Три черных тонких ручки, которые я нашла в книжном магазине колледжа Хартнетт, когда мои родители были там профессорами (в книжных магазинах колледжей всегда самые лучшие принадлежности).
Я старалась не думать о Себастьяне или о вещах, которые он хотел обсудить со мной, и вместо этого сосредоточилась на текущих делах. Я сложила все принадлежности в черный сетчатый мешок, закрыла его, и закинула всю груду в свою школьную сумку. Приготовившись, я вышла и закрыла за собой дверь. Общая комната снова была пуста. Дверь Скаут была закрыта, и когда я попыталась повернуть ручку, поняла, что та заперта.
Странно. С каких это пор Скаут стала запирать дверь?
Я постучала.
- Эй, с тобой все в порядке? Я иду в студию.
Она ответила через несколько секунд.
- Со мной все хорошо. Я скоро пойду в зал для обучения. Повеселись.
Я простояла перед ее дверью несколько секунд, ожидая большего. Но она ничего не добавила. Да что с ней такое?
Я покачала головой и вышла в коридор. Мне точно не нужно больше тайн.
Дополнительная пристройка была высокой коробкой, стоявшей рядом с основным зданием, где мы занимались. Наше здание выглядело довольно новым, но пристройка точно была старой: тот же старый камень и потемневшая крыша, что и у основного здания. Может, она было конюшней или складом в те времена, когда монахини жили в Св. Софие.
Я обошла здание, чтобы найти дверь. Открыв ее, я замерла. Маленькое или нет, у этого здания определенно был стиль. Оно состояло из одной большой комнаты со сводчатым потолком. В одной части потолка были прорези, так что здание, по крайней мере, днем, было наполнено светом.
Одна стена состояла из окно, свод потолка пересекали деревянные балки. На полу стояла дюжина или около того мольбертов.
- Ты можешь выбрать мольберт, Паркер, - я обернулась и увидела Лесли позади себя, ее сумка из грубой ткани была набита принадлежностями. Если бы это был кто-то другой, то я бы нашла странным, что она не упомянула художественную студию, когда мы были в общей комнате. Но для Лесли это нормально.
Она прошла к мольберту и начала вытаскивать принадлежности и альбомы из сумки, укладывая их на маленькую полочку перед ним. Я заняла место рядом с ней.
- Мольберт будет твоим в течение года, - сказала она, размещая банки от детского питания и кружки, наполненные карандашами и кистями.
- Так что ты можешь оставить здесь свои принадлежности и вернуться после уроков. АП обычно приносят сюда натюрморты, так что ты можешь попрактиковаться в написании форм или в чем-нибудь еще, - она кивнула в сторону стола в дальнем конце комнаты.
- Что это АП? – спросила я, вытаскивая из своей сумки карандаши и блокноты.
- Ассистент преподавателя. Они, как правило, получают высшее образование в Университете Норсвестерн или Иллинойском Технологическом, или еще где-то, чтобы обучать искусству.
Очень аккуратно она разложила свои принадлежности, создавая маленькое гнездышко вокруг своего мольберта. У меня их было не так уж много, но я поместила все в зоне досягаемости, сумку положила на пол, и присела на стул.
Комната заполнилась через несколько минут, оставшиеся ученики художественного класса занимали свои мольберты. Как и во всех старших классах, комната была наполнена разными типами людей. Некоторые выглядели дорого, некоторые обычно, а некоторые так, словно они очень старались выглядеть ни дорого, ни обычно. Присутствовали и неизвестные мне девочки, я предположила, что они старше и младше меня.
И когда все заняли мольберты и расселись, вошел он.
Я продолжала моргать, думая, что мои глаза подвели меня, пока он медленно не прошел мимо и не послал мне легкий кивок.
Даниель был АП в моем классе.
Я подавила смешок, пока он шел к началу комнаты, и начала обдумывать, как преподнести новости одной очень ревнивой соседке. Но она не единственная, кто следил за Его Блондинистым Величеством. Другие девочки провожали взглядами каждое его движение, словно говоря, что не прочь провести час, рисуя его с натуры.
Он повернулся к нам лицом, затем засунул руки в карманы.
- Добро пожаловать в художественную студию. Я Даниель Стерлинг. В этом году я буду вашим АП.
- Бог есть, - прошептала радостная девочка рядом со мной.
- Несколько первых недель мы будем делать базовые упражнения. Натюрморты. Архитектуру. И даже будем рисовать друг друга.
Лесли и я обменялись хмурыми взглядами. Кажется, она пришла в такой же «восторг» от этой идеи, как и я. Я, конечно, была совершенно удовлетворена своим телом, но это еще не значит, что оно должно быть объектом искусства для других.
- Сегодня начнем с базовых форм, - из пластикового молочного контейнера он начал доставать случайные объекты, затем поставил маленькую лампу с круглым абажуром, несколько деревянных блоков и три красных яблока. На столе он расстелил голубой вельвет, установил на нем блоки разной высоты. Затем поставил яблоки и лампу и собрал все в аккуратную композицию.
Закончив, он повернулся к нам.
- Отлично, - сказал он. – Рисуйте с любого ракурса. У вас два часа. Посмотрим, чего вы стоите.
Рисование – странная вещь. Наверное, как и другие хобби: баскетбол, игра на виолончели, готовка или писательство; иногда кажется, что нужно заставить себя двигаться. Когда ты ставишь карандаш на бумагу и боишься каждой точки, каждой тонкой линии, каждой легкой тени.
А иногда, ты отрываешься от листа и понимаешь, что прошло уже два часа. Ты теряешься в этих движениях, в тишине, в попытках воспроизвести настоящий объект на бумаге. Ты заполняешь маленький мир, который до этого был пуст.
В этот раз так и получилось.
Даниель несколько раз подходил, чтобы посоветовать, напомнить мне рисовать то, что я вижу, а не полагаться на свои воспоминания о том, как выглядит объект, и напомнить рисовать кончиком карандаша и не вдавливать его в бумагу; не считая этих советов, возвращающих в реальный мир, я провела оставшееся время в безвременье, мой взгляд перемещался от предметов на столе к альбому напротив меня.
