Шиа была всегда одна, в изоляции, устанавливая расстояние между собой и другими. Жак не обращал внимания на ее барьер, проникая в ее голову, словно там ему и место. Шиа была сильно взволнована своей научной находкой, возможно, она нашла ответ, название той болезни, которая ее поразила. Она называлась мерзко — nosferatu. Нежить. Ее вид был осужден жить, скрываясь и ненавидя, в страхе, что их обнаружат. Было важно узнать, был ли это отдельный вид, или это просто было изменение генетического кода, требовавшего кровь, чтобы выжить.
Шиа изучала израненное, но красивое лицо Жака. Он выглядел молодо, нестареющим. Он выглядел измученным, как будто сильно страдал, и все же был словно камень. Она чувствовала власть в нем, словно вторую кожу. Прикусив губу, она отвела взгляд от него, ее изумрудные глаза стали задумчивыми. Его тело могло заживать медленно, но его особенные способности, казалось, возвращались быстрее. Ей пришло в голову, что она должна бояться существа, с которым лежит на кровати. Было очевидно, что он мог быть очень опасным, способным к страшному насилию. Особенно с его израненным умом и глубинным гневом.
Жак вздохнул.
«Мне не нравиться, что ты меня боишься, Шиа».
— Если бы ты не упорствовал в чтении моих мыслей, Жак, — сказала она мягко, испуганная тем, что возможно причинила ему боль, — Тогда бы ты не увидел вещей, о которых я волнуюсь. Ты способен совершить насилие. Ты не можешь отрицать это. Я вижу это в тебе.
Она встала благодаря возвращению сил, и он позволил проскользнуть ее шелковистым волосам между его пальцами. Полузакрыв глаза, Жак наблюдал за отзвуками мыслей, которые мелькали на ее выразительном лице. Шиа была неспособна к отговоркам. Она была словно открытая книга.
— Я не придумала эти вещи, ты знаешь. Я только побежала и спасла тебя. Ты вызываешь во мне сострадание. — Ее большие зеленые глаза пристально смотрели в его лицо.
Штормовые облака появились немедленно, когда она почувствовала его поддразнивание, отзывающееся эхом в ее голове.
— Что? Это так забавно? Какой-то идиот пытался проткнуть твое сердце колом, но даже не смог пронзить эту проклятую вещь.
«За что я сильно благодарен. Еще больше благодарен за то, что ты спасла меня. Мне не нравилось быть в той тюрьме страдания и боли».
— Я думаю, что и сама рада, что спасла тебя, Жак, но правда в том, что, наблюдая за тобой, я вижу, ты выздоравливаешь быстрее, чем это возможно. Ты теперь еще опаснее. Не так ли?
«Для тебя никогда», — ответил он, не отрицая.
Она приподняла бровь.
— И это вся правда? Я в твоем уме, не забывай об этом. — Она прикоснулась к его мозгу и отскочила от кипящего котла жуткого насилия и черной ярости, циркулирующей внутри него. — Иногда я тоже могу прочитать тебя так же, как ты читаешь меня. Ты понятие не имеешь, что ты делал раньше. Ты понятие не имеешь, кто ты.
«Возможно и так, Шиа, но я точно знаю, что ты моя Спутница жизни. И я не смогу навредить тебе теперь». — Его лицо стало гранитно-твердым, в его темных глазах отразился ледяной холод.
Она была права. Он был опасен и знал это в глубине своей души. Его разуму нельзя было доверять. Только ее присутствие успокаивало, но разум был темным лабиринтом, со смертельным следом. Он не знал, будет ли в состоянии отличить действительность от кошмара, если их уравновешенный мир куда-нибудь наклонится. Его черные глаза стали как блестящий обсидиан, и Жак отвел свой взгляд, стыдясь. Он должен был позволить ей уйти, дать свободу, но не мог. Она была его единственным здравомыслием, единственным путем на поверхность адского кошмара, в котором жил.
«Я поклялся защищать тебя, Шиа. Я могу только обещать, что именно это лежит на сердце, и делать так».
Шиа отошла от кровати, слезы навернулись у нее на глазах. Он был, словно в лабиринте, шел по тонкому лезвию между здравомыслием и миром, о котором она никогда не хотела бы узнать.
— Я позабочусь о тебе, Жак. У тебя есть мое слово, я не подведу тебя. Я буду с тобой до тех пор, пока ты не поправишься полностью.
«А потом?» — Взгляд его черных глаз лениво скользил по ней. — «Ты намерена оставить меня, Шиа? Ты спасешь меня, а потом, думаешь, что сможешь оставить?»
В его голосе слышался намек на своего рода темный юмор, тайное развлечение, которое что-то делало с ней, она не знала, что такое возможно. Что-то, что было вне страха. Ужас.
Ее подбородок воинственно поднялся.
— Что это значит? Конечно, я не оставлю тебя. Я буду с тобой, и буду видеться с тобой и потом. Мы найдем твою семью.
Было слишком поздно. Даже если бы она попыталась увеличить расстояние между ними, то она не смогла бы разорвать их связь. Его кровь бежала по ее венам, а его ум знал ментальный путь к ее. Их души взывали друг к другу. Сердца знали, и был лишь вопрос времени, когда же он овладеет ее телом. Контроль не спас ни одного из них. Жак знал это с абсолютной уверенностью, с какой знал только несколько вещей. Но полученное знание сильно пугало ее. Его раненное сердце сделало скачок. Его Шиа боялась смерти намного меньше, чем личного участия. Она действительно не понимала, что они уже связаны. Шиа нуждалась в нем, в его близком контакте, в ментальном прикосновении к ее уму, ее телу.
«Я чувствую в тебе потребность выполнить человеческие дела, которые тебе нравятся. Иди в душ, час не играет роли, если ты после этого осмотришь мои раны».
Шиа моргнула, ее зеленые глаза приняли задумчивое выражение, прежде чем она отвернулась и исчезла в другой комнате. Он попытался использовать принуждение неосознанно, но это только вызвало волну холода, которая прошла сквозь нее. В его голосе проскользнуло что-то, одно она понимала точно, это начинало проявляться все больше и больше и пугало. Это притягивало, в этом чувствовалась такая власть. У нее был очень тонко чувствующий Жак, который медленно, но верно отвоевывал свое место в ее жизни. Был в ее мыслях, в голове. Он был повсюду, и она позволила этому случиться.
Жак лежал спокойно, вперив взгляд в потолок. Шиа очень волновалась по поводу того способа, как ответила ему. Ее ум заинтриговал его, тот способ, которым она рассматривала каждую проблему под научным и интеллектуальным углом, не касаясь эмоционального. Он почувствовал, как уголки его губ подергиваются от легкой улыбки. Жак знал ее полностью, он провел больше времени в ее уме, чем вне него. Он отказывался даже думать, что потеряет ее.
Она пыталась заговорить с ним о его семье. У него не было никакой семьи, кроме Шиа. Он не хотел никого другого, не нуждался ни в ком другом. Она пока еще полностью не приняла свою роль. Часть ее все еще рассматривала его только как своего пациента. Одно мгновение Шиа была целительницей, а в другое исследователем. Жак был в ее голове. Он отлично знал, что она никогда не рассматривала даже идею о долгосрочных отношениях. Шиа не думала, что проживет долго, не говоря уже о том, чтобы разделить свою жизнь с кем-то. Эта идея была настолько чуждой ей, что даже не приходила в голову.
