Я открыла рот, смотря на мгновенно промокшую синтетику. Все внимание устремилось к ним: розовым меховым наручникам, упавшим между нами. Опомнившись, я подняла взгляд на Гришу и прыснула со смеху. Она улыбнулась в ответ и наклонилась, чтобы поднять. Папарацци были счастливы. Меня никто не тронул. В тот же день фотографии наручников и наши смеющиеся лица подвинули все гламурные новости Интернета. Блоги запестрели фантазиями на тему нашей лесбийской любви. И не собиравшийся остывать интерес просто закипел.
И все из-за простого и доступного ухищрения для лунатика Лиды…
Мы вышли из здания аэропорта, не вполне понимая, какое нынче время суток на улице и у наших организмов. Было прохладно. Где-то у горизонта небо обещало впустить в мир солнце. Коммуникатор пестрел вызовами и SMSками. Начальство бесновалось в трубке, как бывало не часто.
— Валерий Михайлович, у меня корь. Я вся в красную точечку.
— В какую на хуй точечку? — Орал динамик.
Я отдала трубку Грише, мотая головой.
— Да. — Сказала она. — Да, все так. — Повторила спокойно. — Да, пиздец полный, Валерий Михайлович…
Я улыбалась, ловя такси.
— Да, зазведилась, сволочь. Вы абсолютно правы. Где мы? Сложно сказать, Валерий Михайлович. Мы где-то над землей. Здесь облака. Я не знаю точно.
Я показала таксисту на два чемоданчика и улыбнулась: на Городское кладбище.
— Да, суки последние. Вы правы, Валерий Михайлович. Я тоже в ахуе. Да. Я тоже не знаю что делать. Да, отбой. — Гриша села на переднее сиденье и передала трубку обратно.
— С чемоданами на кладбище? Погостить? — Обернулся таксист к Грише.
— Да. — Ответила она, наверно, по инерции…
Всю дорогу шофер смотрел на меня в зеркало заднего вида.
— Я могу подождать вас, Лида. — Сказал, когда я подошла к багажнику.
— Спасибо, не надо. — Отрицательно качнула я головой. Достаточно было, что таксист меня узнал.
Вытащив наши чемоданчики, Гриша сделала страшное лицо и подождала, пока он отъедет. Я уже шла к входу на городское кладбище. К могиле родителей. К зеленой ограде по пояс с острыми пиками на концах. К гранитной плите, в самом низу которой, под фотографиями родителей, именами и датами жизней по моей надписи было выгравировано: мамочка…
Двенадцать лет прошло. Тебя нет со мной ровно половину жизни…
Я сидела на корточках, выдергивая сорняки из цветника и рыхля землю вилкой, хранящейся за надгробием. Вокруг было пусто, ничто не могло нарушить мертвой тишины. Нужно было оставить пару сорняков бабушке. Вздохнув, я села на крохотную шаткую лавочку. Обернулась к Грише. Она не заходила, сидя в сторонке на чемоданах. Поймав мой взгляд, полезла в багаж за водкой. Хлеб пекла бабушка. Она сама пекла…
Не ища чистых мест на ладонях, я уткнулась лицом в запястья. Я попытаюсь. Еще немножко, и я попытаюсь все исправить. Я пока не чувствую сил. Но я смогу. Я обязательно смогу. Я слишком сильно по тебе скучаю. Я слишком сильно тебя люблю.
Когда скрипнула калитка, я сглотнула. Ополоснув стакан, Гриша налила водки и поставила на могилу. Села рядом. Я кивнула, вытирая слезы. Тушь защипала глаза.
— Марк?
Он обнял меня за плечи и прижал к себе голову, целуя волосы. Я заплакала. Как хорошо, что ты рядом. Сволочь ты такая… Как же хорошо, что ты рядом…
Мы сидели тихо. Сидели молча. Я не могла рассказать ему о том, что хочу вернуть маму. Я не могла делиться. Не могла. Потому он и копался в моем прошлом, что я не могла открыться сама. Я не сердилась. Если только чуть-чуть…
— Аншлаг, Петенька. Полный.
Я обернулась, тут же поднимаясь.
— Бабуля!
— Это новые тенденции в макияже, девонька? — Улыбнулась бабуля, распахивая объятия.
Деда расцеловал меня в щеки, потерев их для начала хлопчатобумажным платком в синюю клетку. В периметре два на полтора, огороженном для общей могилы моих родителей и лавочки, уместиться вчетвером мы никак не могли. Выйдя, я начала обдирать вьюнок с ограды. Марк стоял сзади, опираясь спиной на накренившуюся ограду могил по другую сторону дорожки.
— Навернешься… — Покосилась я, хлюпнув носом.
— Она на дерево опирается. — Отрицательно качнул головой Марк.
Поднявшись, я подошла. Поцеловала. Я уже успела забыть, какой ты некрасивый… Улыбнулась, вздыхая. Обернулась к деду с бабулей, хозяйничающих на могиле единственной дочери и зятя. Марк привлек к себе, обнимая. Терся носом о затылок, целуя волосы. Я сжимала ладонями его руки. Только когда он был так рядом, я понимала, насколько сильно скучаю.
— Я с ума схожу, когда ты пропадаешь так надолго… — Шептал мне в затылок. — Кажется, что ты решила не возвращаться. Что все…
Я отрицательно качнула головой. Говорить не хотелось. Нарушать здешнюю тишину, мертвенное спокойствие, пронизанное лучами солнца сквозь вековые кроны. Хотелось просто молчать. И так славно было то, что он рядом.
— Выйдешь за меня, наконец?
Я кивнула прежде, чем успела придумать очередной отрицательный ответ. Закрыла глаза, сжимая обнимающие руки.
— Да?
— Да.
Марк склонил голову так, будто до этого внутри него был зацементирован железный каркас. Мне и самой стало так легко… Ничего не имело значения. Ни кто не был важен, кроме людей, находящихся сейчас здесь.
Декабрь 2008
В начале декабря Валерий Михайлович в ультимативной форме сообщил, что я ухожу в отпуск. На две недели. С понедельника.
Возвращаясь домой, я была уверена, что это Марк. Мы расписались в том месяце. Ни о каком свадебном путешествии не было и речи. Но он мог организовать что-то приятное и намекнуть моему шефу, что пора бы меня отпустить отдохнуть. Но сообщив об отпуске Марку, я встретила обычный спокойный взгляд. Это был не он…
Он не мог вырваться так резко. Его день был расписан с девяти до восьми и «звездиться» было не на чем. Мы, вроде как, были на равных. В трудовых книжках идентичные записи. В штатном расписании схожие обязанности. Но его не встречали в аэропортах, у него не было своего агента, его не приглашали в ток-шоу, не снимали интервью для журналов, и к Новому году на прилавках парфюмерных сетей не появятся духи с его именем.
Я подумывала заглянуть к его шефу. Один взгляд, одна мысль. Марк, даже, не узнает. Он смотрел молча, будто слушал мои мысли и намерения. Он прекрасно видел, что мой успех несколько стремителен. Знал, на чем основано внимание. Он пытался понять в этой ситуации меня. Найти место для себя. Даже теперь, после регистрации… Пытался и не мог.
Из коридора зазвонила мобила. Было около десяти, я только вернулась. У меня же, вроде, отпуск? Вынув коммуникатор из сумки, я поднесла его к уху.
