Смешно. Находясь на грани между жизнью и смертью, я вдруг поняла, что условия договора не позволят мне умереть просто так. Так и буду гореть, пока не иссохну от внутреннего жара.
Когда проваливалась в темноту, я то словно видела себя со стороны, то видела огонь, пылавший в моем теле. В одном из таких видений мне показалось, что лопнула от жара одна из тонких оболочек, оберегавших мой разум. И тогда я вдруг увидела странную картинку. Как молодая, красивая женщина со странными зелеными волосами, стоя на коленях, протягивает заросшему лианами и корнями лесному царю младенца. Рыжеволосую девочку, дергающую за те самые лианы грозного монстра.
— Пощади нашего ребенка, царь. Она ведь ни в чем не виновата.
А затем я вижу, как корзинку с тем самым младенцем отдают дряхлой старушке. Той самой, которая вырастила и научила меня всему, что я умела. И я поняла, что этот младенец — это я. А красивая зеленоволосая женщина — моя мать, которая горько рыдала, оставляя меня. Значит, она не просто бросила меня. Что-то заставило ее это сделать. И она любила меня. Я это вижу. Я это вспомнила. И тугой узел, завязанный где-то в глубине моей души, дрогнул. Все имеют право ошибиться. Я прощаю тебя, мама.
В следующем видении я вижу, как покрылась трещинками, а затем лопнула еща одна оболочка. И вот теперь я уже вижу тучу драконов, летящих к замку. Значит, Вики смогла. Они ей помогут. Я это знаю. Я это Вижу. Впереди — три дракона. Два черных и один серебристый. Черных я уже видела. А кто тот, серебристый? Пролетая мимо моего мысленного взора, этот серебристый посмотрел на меня и подмигнул. О как!
Я вижу, как Вики колышет на руках младенца и обнимает женщину, так похожую на нее. Скоро придут и за мной. Или не придут? Оставят гнить? Гореть? Ну что же, по делом мне. не подумав, заключила договор, польстившись на ласковый голос и руки. А затем, не взвесив все, поддалась испугу. Убежала. Нарушила договор. Я ошиблась дважды. Но все имеют право на прощение. Нужно ли оно мне?
Я слышу свист ветра, хлопанье крыльев. Скрип скользящих под ногами камней. Сквозь закрытые глаза я вижу силуэт, горящий желто-зелеными переливающимися огоньками. Он склоняется надо мною. Но глаза открыть не могу, слова сказать не могу. Я могу только догадываться о том, кто это. И надеяться, что все это мне не привиделось.
Он берет меня за руку и рассматривает ее. Проводит по ней прохладными пальцами. Как хорошо. Но жар вновь возвращается с утроенной силой. Кажется, у меня еще хватит сил, чтобы сказать последние слова.
С болью набираю в легкие воздух и шепчу:
— Прости, что испугалась. Виновата, что убежала. Ухожу не жалея…
Все. Жар уходит. Спасительная прохлада, и даже холод овевают мое измученное тело. Когда силуэт мужчины вдруг обретает крылья, громко бьет ими, выбивая камни из узкого входа в пещеру. Берет меня в когти и уносит…
Глава 27. Спор
На следующий после битвы день в Золотой замок прибыли орки. Вики и ее "венценосный" папаша привезли в качестве благодарности щедрые дары. В огромных ларях находилось оружие из заговоренного металла, кожаные доспехи, сшитые из не пробиваемой кожи. Сундуки, полные драгоценных камней и дорогих тканей.
— В благодарность за спасение моей семьи, я готов отдать тебе, о Золотой дракон, самое ценное, что у меня есть — мою дочь.
Довольный произнесенной речью, орк уставился на дракона и его сыновей в ожидании восторга, который должно было вызвать его щедрое предложение.
— Очень великодушно, — закашлялся от неожиданности отец-дракон. — Но уверен, что такую жертву мы не примем.
Все как один уставились на возвышавшуюся над многими орку в ярко-зеленой шифоновой юбочке. На голове со скудными волосами красовалась крохотная корона.
— Я понимаю, — довольно поглядывая на зашушукавшихся драконов, произнес старый орк. — Что вам трудно принять мой дар, но я согласен, чтобы моя дочь провела в вашем замке какое-то время.
Молодые драконы ошарашенно молчали, старый дракон даже икнул от такой наглости. Урлас же едва сдерживался от смеха, особенно когда старый орк принял икоту Золотого дракона за согласие.
— Я же каждую неделю пребывания моей дочери под вашим покровительством, буду присылать сундук с изумрудами из наших копей.
Отца-дракона упоминание об изумрудах заставило задуматься, а через несколько минут и согласиться с тем предложением. Поживет пока девица в замке, а там он что-то придумает. Ссориться с соседом, который прикрывал им спину, отгоняя полчища диких орков, он не хотел.
По поводу этой договоренности закатили званый пир. Были зарезаны сотня баранов. Жарились на кострах отборные быки. Из подвалов выкатили бочки с хмельным артавийским вином.
Братья-драконы сидели в уголке, глядя как отплясывала орка в окружении охмелевших гостей.
— Ведет себя и впрямь, как дорогая гостья, — обронил Урлас.
— Чувствую, отец погорячился, приняв это предложение.
— Как бы вскоре у нас не появилась новая мачеха, — вставил свои пять копеек Бастиан.
Сначала раздался неуверенный смешок. Затем другой. И вскоре уже драконы гоготали во все горло.
— Ладно, парни. Мне тут нужно в одно место слетать, — поднялся вдруг Олих. — Прикройте меня перед отцом.
— Куда это он собрался?
— Рыжую искать, куда же еще, — объяснил Урлас.
— Ты думаешь? — серьезно спросил Кейден.
— А то. Утром летал уже. Вернулся злой, как черт и с пустыми руками.
Кейден едва заметно ухмыльнулся. А Бастиан глаз с него не сводил.
— Почему улыбаешься, брат? Ты знаешь, где ведьму искать?
— Откуда же мне знать, братишка? — расслабленно вытянув ноги, протянул Кейден. — А как по мне, пусть помучается. Девчонка из-вас, кобелей, настрадалась.
— Что-то до нее никто не жаловался, — огрызнулся Урлас, провожая взглядом тень в ночном небе.
— Может, вам нормальные девицы не встречались? Или ВЫ постарели? Сдавать стали? Девицу уговорить не смогли? — рявкнул Кейден и вышел из зала.
— Странный он, — протянул Урлас.
— Да вы все из этого похода чуднЫе вернулись, — прокомментировал Бастиан. И был удивлен, когда Урлас ему ответил так, как никогда не отвечал. Как равный равному.
— Ты бы ее увидел, Бас, сам с голоду подох бы. Я вон, и то не сдержался. Олих тот и вовсе с катушек съехал.
— Ты думаешь, влюбился?
— С ума ты сошел, что ли? Воином стал, а мозги еще детские. Просто она отказывает и убегает. А у вас же, драконов, какой инстинкт?
— И какой же?
— Бежит — лови. Поймал — люби. И за следующей беги.
— Чушь говоришь, Урлас. Я же не бегу.
— Да у тебя свой фетишь, — заржал Урлас. — Ты их жрать, а не трахать любишь. Спорим, если ты ее встретишь, то захочешь выпить до дна, а не затрахать до смерти?
— Спорим, — ответил ему Бастиан.
Он протянул Урласу руку и смотрел, не мигая, на то, как смех захлебывается на его лице.
— На что спорим?
— Ты никогда больше не притронешься к девчонке, если я пробуду возле нее сутки, и она останется жива.
— То есть, не будешь ее пить? А затрахаешь?
— Это я не обещаю. Ни одно, ни другое. Но если она после этого останется жива, ты больше к ней не притронешься.
— О, как. Ты так уверен, что я до нее дотрагивался?
— Вы всех девок делите на двоих. Думаешь, об этом никто не догадывается?
— Да мы и не скрываемся. У нас с Олихом, знаешь ли, договор братский заключен. Пока девица единственной или истинной не объявлена, делим между собой. Так что, все по честному. А тебя-то она чем так привлекла? Ты ведь ее даже не видел? Может, я просто достал тебя, монстрик? Но я согласен. Но, если она все же умрет, свалишь ты. И никогда не вернешься.
— Я согласен.
Руки пожаты, мужчины посверлили друг друга глазами какое-то время. А затем Бастиан, по-волчьи оскалившись, вышел из зала.
Урлас задумчиво смотрел ему вслед.
— Вырос, щенок. Настоящий сын своего папаши.
