разрушалось, но в тоже время наполнялось невероятно сильной энергией, будто что-то вот-вот вырвется из грудной клетки и нарочно собьёт кого-нибудь с ног. Под мыслями и глубокими логическими рассуждениями растёт стремящийся к хаосу и до ужаса голодный по боли монстр с горящими пустыми глазами. Он растёт и не воспринимает тревожный звонок сверху, препятствует своему задержанию не желая возвращаться в длительное заточение глубинного сна, и пожирает своего носителя для немедленного высвобождения. А вот и он. Удар, но уже абсолютно не имеющий ничего общего с дружеской подколкой. Сильный. Жёсткий. Полный эмоций.
Вся ярость пришлась на правую сторону лица Владислава и вся энергия, вышедшая из кулака, удвоилась, когда противогаз ею поделился. Не ожидав такого ответа, Влад даже растерялся на какое-то время и отступил назад, схватившись за мокрую бетонную плиту. Осознанность пришла лишь вместе с разозлённым, направляющимся в сторону Филиппа призраком, чьи пылающие глаза можно было разглядеть даже через грязное стекло противогаза. Казалось, что они вот-вот зальются ярким кроваво-красным цветом и низвергнут на парня смертельный луч, который разрубит его на мелкие куски.
Ужасный холод совершенно внезапно закрался под одежду и, лаская тёплое тело, незаметно обжигал его всё сильнее и сильнее, притупляя чувства. Куртка темнела, а накидка уже давно слетела с головы и была где-то на поверхности воды, покачивалась на волнах и, подрыгивая на белой пене, пыталась уплыть за горизонт к упавшему неподалёку от трассы целому горящему фонарю, словно одинокий парусный корабль стремящийся покинуть родные места к потемневшему синему солнцу, скрывающемуся за бескрайним и неизведанным тёмным морем. Намокшие волосы, с которых как в тёплые апрельские деньки вода стекала по ещё свисающим вниз сосулькам, потеряли свою притягательную яркость и на долгое время обречены быть грязными и мокрыми до восстановления былого объёма, пока не высохнут в окружении снега и медленно подступающей мерзлоты. Владислав набросился на Филиппа и упал вместе с ним в воду.
Пузырьки, касаясь посиневших губ, стремительно выходили изо рта и поднимались к поверхности, чтобы закричать и донести до всех живых исходящую на глубине сильную боль, поделиться уплывающими, но всегда возвращающимся сильным течением страхами из-за частых и сильных рывков под водой. Заледеневшие крики прибивало к почерневшему грязному песчаному берегу, где лёд хрустел от малейшего шороха и пытался вознести своё чистое благородное сияние к навсегда потемневшему небу.
Парни быстро выползли на снег, и следующий за ними всю длинную дорогу мороз ударил по их ногам с двойной силой, когда полностью промокшая одежда и обувь начали стремительно твердеть и становиться частью единого белого ковра из застывших осадков. Поначалу, было освежающе и даже, вполне себе, терпимо, от соприкосновения мокрой ткани с практически такой же поверхностью. Но с каждой смелой попыткой противостоять страшной тревоге внутри головы и подняться на ноги, тело отказывалось слушать любые приказы, предпочитая остаться на маленьком берегу и вообще не двигаться, чтобы лишний раз не подвергаться стонущей боли. Ещё не успевшая обратиться в сияющий белый кристаллик вода медленно стекала с потемневших джинс обратно к небольшому тихо поющему водоёму и уже там обращалась в целую жидкую материю.
И только после того, как обледеневшие кончики пальцев Филиппа коснулись лежащего неподалёку ржавого железного прутика, на поверхность вместе с ним всплыли обречённые вечно преследовать его тревожные и тесно связывающие себя с водой, где уже не могут существовать друг без друга, воспоминая о мёртвой девушки с озера.
Пульс медленно возвращался в свой привычный ритм вместе с оседающим на дрожащих фиолетовых губах парней жутковато-горьким вкусом к жизни от хрустящих под ногами красных листьев, украденных ветром из опускающихся сухих и грубых рук старых деревьев во времена их безмолвного самозабвения среди таких же мёртвых, гуляющих неподалёку, душ. Небольшой скрывающий их слой снега прятал под собой унизительное разложение полных разных коротких мгновений пожелтевших мертвецов от высмеивающих их глупых и не осознающих свой приближающийся конец долгожителей.
И вновь раздавшийся неподалёку шум разбивающихся волн грубо прошёлся по старым воспоминаниям, чтобы навсегда утопить их под сбивающими с ног переживаниями о невозможности обрести настоящую, ныне расколотую на мелкие кусочки, полноценность. А зубы стучали также быстро и сильно как тяжелеющие беспорядочные мысли с извинениями об затянувшийся кашель.
– Полегчало? – выдавил Филипп недовольным голосом.
– Пошёл ты…
Хлюпающие и блестящие от синих живых фонарей ботинки застучали по сухим кусочкам раздробленного асфальта в сторону ближайшего целого закрытого здания для непредвиденной сушки одежды, где каждый шаг был невыносимой пыткой. Мокрые следы на снегу, кажется, осторожно вспрыгивали с земли за их спинами и, тыча пальцем, насмехались над их глупой детской выходкой у водопада, чуть ли не выкрикивая разные гадости им вслед забавы ради. Но лишь стонущие грубые голоса проносились меж заглохших автомобилей от тянущей их к дороге тяжеленой одежды, пытаясь ухватиться за любую открытую дверь или дорожное ограждение, чтобы сохранить равновесие и не разбиться об ледяную землю.
Гигантские чёрные цепи мёртво свисали с опускающихся плеч Филиппа, таща за собой крохотное белое платье с запутавшимися в нём ещё развевающимися ярко-зелёными водорослями, и разбивая землю за собой, не переставали звенеть, ударяясь друг об друга. За оглушающим звоном следовал грубый и разгоняющий все мысли хруст на зубах с последующей неприятной сухостью во рту. Касаясь языка, на перчатках оставались ещё не пережёванные, неохотно соскальзывающие вместе с водой, крохотные кристаллики песка, после чего, кажется, давление от цепей на плечи только возросло.
Тянущуюся изматывающую дрожь сбила соскальзывающая с камня грубая резина сапога с последующим громким приземлением на промёрзшую землю вместе с посторонним тяжёлым вздохом. После прыжка блестящие металлические пуговицы на куртке неизвестного крепко схватились за уши только что вышедших из воды парней, и уронили обоих на землю, издевательски поворачивая их головами к источнику звука. Но перед глазами лишь капающая с волос вода и покрытый снегом серый бетон.
– Сумка! – махнул рукой призрак, чуть-чуть не закашливаясь. Оба тут же растерялись, лишь тупо наблюдая за убегающим с украденной сумкой человеком, – стреляй, не сиди!
– Я… – тяжело ворочая языком, Филипп снова углубился в рассмотрение убегающего парня, не заметив своих рук на холодном прикладе ружья. Но только стоило ему моргнуть, как весь снег вокруг окрасился стекающей с его шеи кровью. Молодой человек беспорядочно махал руками, безуспешно пытаясь вернуть всю вытекающую из него кровь назад. И только вырванное силой из его красных рук ружьё Владиславом выдернуло Филиппа из воспоминаний в реальную жизнь.
– Кажется, я продырявил ему плечо, пока ты тут ворон считал. Мужик,
