не было времени размышлять об этом.
Старый жрец, опираясь на клюку, прохромал в центр круга и ей же начертил на земле знак.
– Око Первобога смотрит на вас! – раздался сиплый и как будто проржавевший голос.
Драться решили на ножах.
Точнее, я предложил Орму выбрать оружие, и тот захотел нож. Сам я с гораздо большим удовольствием предпочёл бы меч – благородное оружие воина, тогда как драки на ножах навевали мысли о тесных тёмных переулках, где промышляла городская шваль. В таких стычках, грязных, некрасивых, лишь несколько биений сердца – и ты либо труп, либо победитель.
– Ещё не поздно остановиться, – сказал я, глядя Рорану в глаза. Но в них не было ни капли осмысленности, только бескрайняя злость и боль от уязвлённой чести. – Ты же понимаешь, твоему сыну со мной не тягаться.
– За мной правда, а она крепче любого оружия, – плечом к плечу с отцом встал Орм. – Я должен отомстить за сестру и за весь наш род. Оскорбление, что ты нанёс, можно смыть только кровью.
– Вы бы спросили, что думает она сама, – начал я, но решил не продолжать – они не станут ничего слушать. Такие же упрямые и твердоголовые, как камни в их горах.
– Она здесь ничего не решает! Она принадлежит мне, я – её отец.
– Я думал, она принадлежит Матери Гор.
Роран не нашёл, что ответить, лишь раздулся от злости и краснел. Я поднял глаза кверху – начинал накрапывать дождь. Порыв ветра обдал горящее лицо и шею, слизнул ещё не успевшие остыть следы поцелуев.
– Если побеждаю я, то забираю Рамону с собой, – заявил, глядя в глаза Рорану, но тот покривился и сплюнул на землю. – Она будет моей женой, хочешь ты того или нет.
Потому что вернуть её искателям – обречь на вечные муки. Самовольства и предательства традиций не прощают.
– Не тебе мне условия ставить, выродок.
Сложно поверить, что только вчера мы сидели за одним столом и улыбались друг другу, а сегодня улыбка превратилась в звериный оскал. Я смотрел на Орма, которому до этой поры искренне симпатизировал, и понимал, что этот парень – смертник. Мог ли я подумать ещё недавно, что мне придётся своей же рукой выпустить ему кишки или перерезать горло? Ему не победить ни при каком раскладе.
Что почувствует Рамона, когда узнает о смерти брата?
Может случиться так, что возненавидит до конца дней. Боги, как всё запуталось!
– Вы должны быть честны перед лицом небес, снимите защитные амулеты, если они у вас есть, – проскрежетал старик-жрец, ковыляя к центру площадки. Одна его нога была короче другой, волосы свисали из-под капюшона чёрной хламиды сизыми паклями, а голубые глаза, выцветшие от времени, смотрели так, будто всё происходящее было для него обыденностью. Будто не решалась чья-то судьба, будто не было взволнованных шепотков и тяжёлых взглядов. Пёстрые картины сменялись перед стариком, как карусель, и лишь он один оставался незыблемой осью, носителем воли Первобога. Если бы мне сказали, что этот странный человек всегда был старым, то я бы, пожалуй, поверил.
Орм, наградив меня волчьим взглядом, принялся расстёгивать многочисленные плетёные браслеты, потом снял с шеи амулет и передал их отцу. На мне уже ничего не было, я выполнил условие заранее – с тяжёлым сердцем передал авентин, подарок Рамоны, Варди. Словно кусок от себя оторвал.
Осталось немного. Скоро всё решится.
Но захочет ли она быть со мной после?
Мысли о жрице откликнулись в груди тупой болью – она сжалась в комок и запульсировала, разгоняя по венам яд. Виски покрылись испариной, а тело сотрясла волна озноба.
Она меня возненавидит.
– Ты какой-то бледный, – посетовал Варди. Этим утром он мгновенно сбросил с себя хмель, услышав о поединке. – И всё-таки… стоила ли она того?
В глазах – едва скрытая насмешка.
– Она стоит всего.
Северянин фыркнул и отхлебнул ледяной воды из фляжки. Полил на ладонь и, фыркая, размазал по лицу.
– Дурак ты, Ренн. Как есть, дурак.
С собой мы взяли свидетелей – равное число от нас и от искателей. Рядом стоял оглушенный разразившимся скандалом Эд – хозяин таверны, коренастый лестриец с добродушным лицом и внимательными лисьими глазами. Мы с моими ребятами часто столовались у него, да и знал он меня с детства – когда-то даже хворостиной вытянул за то, что мы с Крисом стянули у него с кухни кусок вяленого мяса.
Кроме Варди и старины Эда с нами отправились Ёрш, который скоротал ночь в трапезной, уткнувшись мордой в столешницу, Лейн, Рябой Кайлин и Мейл – парни из моего отряда, умеющие держать язык за зубами. И пятеро ранних посетителей, имён которых я не знал и знать не желал.
Лестрийцы настроились на горячее зрелище. О, как возбуждённо они переговаривались – надо же, невиданный бой, сегодня один из нас наваляет искателю! Так его, так! Бей, пока сам жив, бей крепче, до крови! Пусть падает и корчится в муках, скребёт землю зубами, а мы посмеёмся.
Мерзко было, хотелось отплеваться.
– Ренн, если об этом узнает лорд Брейгар, у тебя будут проблемы, – произнёс Эд, положив мне на плечо руку. Хозяин постоялого двора выглядел не на шутку встревоженным.
– Такие поединки не запрещены, а остальное меня не волнует.
Надо же, со всем этим я напрочь забыл об отце.
Я бросил беглый взгляд в сторону искателей, зацепился за фигуру Рорана. Мелькнула ненужная мысль – а как бы он сам поступил, если бы застал свою дочь с чужаком в такой недвусмысленной ситуации? Пожалуй, как отца, я старейшину понимал. Нам бы поговорить по-людски, разрешить всё мирно, но пытаться договориться с тем, кто ослеплён гневом, кто горит жаждой расправы – дело неблагодарное. Раз дети гор хотят крови, они её получат.
Сполна.
И я не отступлюсь.
– Примите священное оружие из рук Первобога, – жрец протянул нам два одинаковых ножа.
Они были такими старыми, что, казалось, видели юность ещё моего прадеда. Деревянные рукояти стёрлись так, что был почти неразличим рисунок, но лезвия были остры и блестели после полировки, отражая скудный солнечный свет.
Мы с Ормом одновременно протянули руки. В глазах искателя бушевало злое пламя, больше не было нашего общего похода на Красных Топоров, не было ночных посиделок у костра – всё перечеркнуло это проклятое утро.
Каждый из десяти шагов подводил незримую черту, а сердце
