Я выключила душ и вышла. Я укуталась в белое полотенце, посмотрела на серую сложенную ткань на тумбочке. Это была футболка. Футболка Зака. Когда я шла в ванную, чтобы принять душ, он вытащил ее из рюкзака и бросил в меня.
Я поймала ее на автомате и посмотрела на него без эмоций.
— У тебя нет сменной одежды, — сказал он нейтрально. — Или хочешь спать голой?
Было заманчиво вытащить нож и проверить, ослабело ли мое нежелание убить его.
Рыча под нос, я вытерлась, бросила полотенце на пол и взяла футболку. Я встряхнула ее и уловила запах хвои. Я нахмурилась сильнее, натянула ее через голову и просунула руки в рукава. Край футболки свисал ниже моей попы.
Я надела трусы, потому что не собралась выходить отсюда без нижнего белья, а потом скрутила влажные волосы в пучок на макушке. У меня не было и расчески.
Белый халат висел на двери. Он был тонким, колючим, но я надела его. Завязав пояс, я вышла из ванной.
Зак отдыхал на дальней стороне кровати, читал что-то в телефоне. Он надел футболку, но она задралась на его торсе, когда он лег, и было видно черную резинку его трусов и пару дюймов подтянутой кожи. Он выглядел мято, уютно и уставшим.
Я прошла к кровати. Он взглянул на меня, настороженно хмурясь.
— Завтра, — я кашлянула. — Я хочу посетить старый дом родителей. А потом… уехать домой.
— А фейри, который их убил?
— Я недостаточно сильна, чтобы убить такого фейри. Когда буду, я отыщу его.
— А если я хочу поохотиться на него?
— Тогда ты идиот.
Он приподнял брови.
— Ты хочешь убить того фейри только из-за меня, — прорычала я. — А это глупо. Очень глупо. Это ничего не изменит между нами. Я тебя не прощу. Не стану ненавидеть меньше. Ты зря будешь рисковать своей жизнью.
Он перевел взгляд на телефон.
— Не зря.
— Тогда для чего? Скажи, почему ты мне помогаешь. Почему ты здесь. Скажи хоть что-то, — он не ответил, я выругалась. — Ты делаешь это специально! Ты издеваешься надо мной, да? Вот, что ты делаешь — ты мучаешь меня.
— Даже не близко.
Мой голос становился громче от бессильной ярости.
— Я говорила, что ненавижу тебя. Рядом с тобой больно. Видя тебя, я вспоминаю все, что забыла, и приходится переживать это снова и снова. Почему ты это не понимаешь? Почему не уйдешь?
В этот раз он оторвал взгляд от телефона и пронзил им меня.
— Все, что забыла?
Мой гнев дрогнул. Это привлекло его внимание? Я не объясняла ему о своей потере памяти. Я не хотела, чтобы он знал, в чем еще я была слаба, но теперь я хотела стереть это нейтральное выражение с его лица.
Я издала резкий смешок.
— Все, сволочь. Я забыла все. Диссоциативная амнезия, вызванная травмой. Ты можешь знать, о какой травме я говорю — или ты не заметил в ту ночь, что тетя избила меня до полусмерти?
Его глаза расширились, спокойствие трещало по швам.
— Я забыла тебя. Я помнила, что был парень без лица и имени. Потому я не узнала тебя. Я не знала тебя. Ты не существовал в моей памяти, пока я не увидела шрам на твоей ладони.
Странная угрюмая радость поднималась во мне от того, как он бледнел.
— Тогда ты меня вспомнила? — тихо спросил он.
— Тогда я вспомнила тебя, — отозвалась я. — Вспомнила всю твою ложь, как ты использовал меня, как ты предал меня. Как ты выбросил единственную вещь, которая у меня осталась от родителей, к моим ногам и ушел, будто я была ничем.
Я процедила последнее слово, дрожащие ладони сжались в кулаки.
Он застыл, глядя на меня, не моргая, побледнев. Его грудь вздымалась и опадала, а потом его каменное лицо треснуло.
Из его горла вырвался короткий звук — смешок. А потом еще один. Он откинул голову, и комнату заполнил самый холодный и горький смех из всех, что я слышала. Звук избивал меня, как кулаки, и я отпрянула от него.
— Вот это да, — прохрипел он, подавляя мрачное веселье. — Десть лет ты меня мучила. Десять проклятых лет, а ты все забыла.
Грубый смех сотряс его снова, он встал с кровати. Сунув телефон в карман, он прошел по комнате. Проходя мимо меня, он замедлился, холодные зеленые глаза, полные ненависти, пронзили меня взглядом.
— Полагаю, мы квиты больше, чем я думал.
Он пошел дальше. Дверь открылась и захлопнулась.
Я медленно повернулась, глядя на пустую комнату, все во мне застыло в шоке. Его горький смех остался эхом в моих ушах, его взгляд был вырезан в моем разуме. Тишина в комнате давила, будто воздух пропал.
Что только что произошло?
* * *
Его рюкзак пропал. Он забрал рюкзак с собой. Я не видела, как, но рюкзака уже не было в комнате.
Я сжалась в комок посреди кровати, натянув одеяло до подбородка. В его футболке. С его запахом хвои в носу. Мои немигающие глаза смотрели в пустоту. От усталости тело болело, казалось в десять раз тяжелее.
Десять лет, сказал он. Я мучила его десять лет. Что он имел в виду?
И я снова и снова видела его взгляд, когда он уходил. Хоть я ненавидела его так сильно, что с трудом дышала, мне не приходило в голову, что и он мог меня ненавидеть. Он предал меня. Он обманул. Почему та горечь в его глазах была так похожа на ненависть?
Какое мне дело?
Мне было плевать, но сколько бы раз я ни повторяла это, мои губы двигались с тихим шепотом, но пустота в груди не менялась. Куда делся гнев с острыми осколками?
В комнате было тихо. Пусто. Я слышала гул лифта, приглушенный звук телевизора из соседней комнаты, шум машин на улице снаружи.
Я не могла перестать ощущать его хвойный запах на футболке на мне. Я не могла не думать об этом.
Прижав подушку к груди, я уткнулась в нее лицом, наполняя нос запахом порошка, стараясь выключить мысли. Физическая усталость победила, и я погрузилась в беспокойный сон.
Шум в комнате проник в мой разум. Я стала просыпаться, приглушенные звуки приближались. Одеяло на мне сдвинулось, ладонь ткнула меня в плечо.
— Подвинься, — прогудел низкий голос Зака в тишине ночи. — Ты посреди кровати.
Я отпустила подушку, которую обнимала, повернулась и прищурилась во тьме. Его силуэт стоял у кровати, склонившись надо мной.
— Ты ушел, — прошептала я.
— Мне нужно было на воздух.
— Но ты забрал свой рюкзак.
Он тихо фыркнул.
— Да, чтобы ты не лезла в мои вещи. Ты будешь двигаться?
Я подвинулась, и он откинул край одеяла. Матрац прогнулся, он лег на бок спиной ко мне.
Лежа на холодной простыне, я смотрела на темный силуэт его головы на второй подушке. С его возвращением в груди появились острые горячие осколки. Они резали меня, обжигали. Но это было лучше пустоты.
Моя ладонь скользнула по одеялу. Я коснулась центра его спины между лопаток. Его дыхание дрогнуло, мышцы напряглись.
Я отдернула руку.
— Я не думала, что ты вернешься.
— Ты предпочла бы, чтобы я ушел?
Я вздрогнула от его тихого вопроса. Ответа не было. Я уже не знала. Чего я хотела?
В комнате стало тихо. Моя ладонь лежала на одеяле, на пути к нему, в дюйме от его тела. Парень, который меня предал. Теперь он был мужчиной, который мучил меня, провоцировал. Который ранил меня и помогал мне. Он чего-то хотел от меня, а я не знала, чего.
Чего я хотела?
Мои пальцы сжались, ногти впились в одеяло. Другой рукой я подтолкнула себя вперед, подвинулась на матраце, чтобы быть ближе, не задевая его тело. Достаточно близко, чтобы слышать его тихое дыхание, но не касаться его. Он не хотел, чтобы я касалась его.
Но он был тут. Он вернулся.
И как-то этого хватало.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
В ванной я пригладила челку. Пришлось ее намочить и высушить феном, чтобы пряди легли ровно. Остальные волосы, расчесанные пальцами, были собраны в высокий хвост. Я ополоснула рот жидкостью для полоскания рта, использовала крохотный дезодорант отеля. Я надела вчерашние штаны и лифчик, но осталась в футболке Зака.
