— Тот человек не пойдёт, — хмыкнул Остромир. — Помер он в тот же год. Медведь в лесу задрал.
Леден головой досадливо качнул, но его намерений, видно, это никак не изменило.
— Ничего, у нас жрица Макоши есть. Проведёт через недобрые места.
— Проведу, — уколола его взглядом Елица. — И надеюсь, что после вы с братом нас в покое оставите.
Княжич ничего на это не ответил. Взял ложку и принялся за еду, уже почти остывшую. К тому времени кмети его уже сели, сложив руки на колени и лишь прислушиваясь к разговору. Они то и дело переглядывались, а порой и прешёптывались о чём-то.
После вечери ушёл княжич вместе со своими людьми в гостинные избы. В своём доме остаться Остромир ему не предложил, а тот и не осерчал вовсе. Звала Сияна Елицу у них переночевать, но Леден на это твёрдо ответил, что княженку из-под своего надзора не выпустит — и деваться ей было от того некуда. Только осталась она ненадолго в доме старосты: поговорить, расспросить, как жили они эти годы, ведь так долго не виделись. Княжич разрешил, но напоследок всё же сказал, что Брашко за ней отправит — чтобы допоздна не задерживалась: с утра рано снова в путь отправляться.
Елица села на лавку к печи поближе, греясь живым её теплом. Оглядела избу спокойно — и показалось, что каждая вещь здесь на том же месте, что раньше была. Сияна опустилась рядом, всё разглядывая её, будто до сих пор ей не верилось. Остромир проводил последних гостей и устроился за столом, с которого единственная в доме холопка убирала пустую посуду.
— Так ты что же теперь, с остёрцами дружбу водишь? — с явным упрёком проговорил староста, словно она предала память Радима, который погиб от руки кого-то из них.
— Да что ж ты? — всплеснула руками Сияна, напугав задумавшуюся о своём служанку. — Не видишь разве, что вовсе она с ними не знается. Беда её с княжичем этим окаянным связала.
Староста вздохнул тяжко, продолжая разглядывать Елицу исподлобья. Заглянула в хоромину из своего закутка Убава, прислушалась и тоже рядом подсела. И так тревожно посмотрела, смущаясь будто бы, что нехорошо на душе стало. Много сегодня она молодцев один другого пригожее увидала. Тут не захочешь, а взволнуешься. А если они ещё на много дней здесь задержатся, так и остальные девицы в веси покоя лишатся. Отец, похоже, заметил странное настроение дочери — и нахмурился пуще.
— А Еля пусть сама мне скажет.
— Они Радана забрали, увезли, — заговорила она. — Городу угрожают. Может, и сжечь захотят — кто их знает. Я помочь им согласилась. Так они только Велеборск оставят и брата вернут.
Больше сказать было нечего. В этих словах только заключалась та беда. Простая кому-то, да невеликая — но что разрывала сердце необходимостью идти на поводу у тех, кто жизнь её уж второй раз рушил.
— А давай мы вои соберём. Пока княжич этот по лесам мотается, ищет сам не зная что, — чуть поразмыслив, вдруг предложил Остромир. — Вокруг нас весей много, люди не откажутся бока остёрцам намять. Уж сколько наших не вернулось из сечи этой бесконечной, что два князя меж собой затеяли.
Елица приняла из рук Сияны кружку с горячим, только нынче свареным киселём, отпила — и пропитанная ароматом лесной малины гуща разлилась по телу домашним теплом.
— Убьёте княжича, — возразила она как можно мягче, но и уверенней, — и брат его, Чаян, сюда такое войско поведёт, что никого в живых не останется. Они с виду мирные, а Зимаву вон за горло взяли. Да и меня, получается, тоже.
Староста посмурнел, конечно, но на своём не настоял, да только думу некую как будто всё же затаил. Больше они о княжичах говорить не стали. Принялась Сияна расспрашивать о том, как жилось Елице все эти пять лет. Да чему она у волхвы той обучилась. Та рассказывала охотно, погружаясь в благодатные времена, когда было всё спокойно в жизни, тягуче. И хоть всегда она знала, что схватки князей то и дело случаются, а казалось, что никогда до отца не дотянется меч противника. А уж тем более — до Отрада.
Засиделись допоздна. Задремала холопка под спокойные разговоры, прислонившись виском к стене. И мысли в голове потекли вяло, уставшие, смешанные. Пора бы и спать собираться: Мира уж, верно, волнуется, а то и Леден сам гневается. И не успела она о том подумать, как затопотали в сенях, загремело что-то, опрокинувшись. В хоромину ввалился Брашко, запыхавшийся, будто за ним свора одичавших собак гналась. Остромир даже привстал, чуя недоброе. А Елица и вовсе чуть кружку пустую из рук не выронила.
— Возвращаться тебе надо, княжна, — выдохнул отрок и шапку скомкал, зажатую в руке. — И помощь твоя нужна, староста. У нас княжич пропал.
Остромир, кажется, не поверил сначала. А вот Сияна сразу вскочила, но присела назад, повинуясь резкому взмаху руки мужа.
— Может, прогуляться вышел? — староста усмехнулся даже.
Но Брашко головой замотал и уставился на Елицу, будто она только его понять могла. Сблизил их немного тот случай с буйством Ледена после нехорошего сна.
— В избе был. Уж спать ложиться собрался: устали мы нынче все. Я только отлучился до колодца. Тут он, близко совсем. Вернулся, а нет его. Кмети сказали, и правда вышел. А снаружи кто был — его не видели.
— Вы сами-то его искали? — не слишком поторопился на выручку староста.
И едва не подпрыгивающие на месте женщины, которые готовы были уже броситься на подмогу даже неприятелю, вовсе не заставили его спешить.
— Искали, конечно, — отрок даже обиделся будто. — Всю весь обошли уже. В каждом дворе спросили. Потому я и пришёл так поздно. Никто его не видел.
Теперь уж наконец Остромир встал и пошёл к двери, прихватив плащ. Елица тоже накинула суконный распашень и спешно вышла за ним, едва попрощавшись с хозяйкой. Запахиваясь на ходу, она догнала старосту и Брашко уже у калитки.
— Если до утра не сыщем… — Остромир вздохнул, покусав ус. — Значит, снова Чарина злобствует.
Имя это показалось знакомым, будто слышала его когда-то, а вот где и кому оно принадлежало — вспомнить не могла.
— Кто это? — Брашко глянул на старосту искоса. — Мавка какая-то, чтоль?
Тот головой неопределённо покачал, словно задумался, как бы рассказать лучше. Опустил взгляд на Елицу и снова уставился куда-то в конец ночной улицы, что вела к гостинным избам. Там уж царила небывалая суматоха — издалека видать. Мелькали зажжённые факелы и тёмные фигуры местных вперемешку с кметями. Остромир, не задерживаясь, вошёл в избу, где должен был ночевать Леден, и, привлекая к себе внимание растерянных воинов, гаркнул:
— Кто старший у вас?
Тут же вперёд выступил десятник Стоян — самый ближний княжичу человек в отряде.
— Ну, я, стало быть. Пока княжич не сыщется.
— Что ж вы такие растяпы, что своего предводителя упустили? — Остромир прошёл дальше, озираясь. — Как он так проскочил мимо вас? Смотрите, где-то девицу в углу прижал, развлекается. А вы тут уже все переполошились.
Десятник нахмурился, явно осерчав на небрежные слова старосты. Другой кметь, Истр, парень вспыльчивый и вечно встревающий в любые перепалки, уже и уши навострил, готовый уцепиться за что угодно, чтобы поспорить, а то и кулачищи почесать.
— Если мы не видели его, — ещё спокойно ответил Стоян, — значит, у вас тут дело нечистое творится. Твои козни, староста? Уж я видел, как ты зыркал на него.
— Не его это козни, — вступилась Елица. — Я всё это время с ним рядом была. Ни с кем лишним он не говорил даже!
Стоян и её взглядом хлестнул. Они княжича потеряли, так теперь против всех “не своих” ополчатся. Остромир обошёл избу от печи до двери и повернулся к десятнику снова.
— Есть у нас тут заковыка одна, — он вздохнул, а стоян прислушался, понемногу остывая от первых упрёков. — Больше четырёх зим назад у нас тут девица от любви несчастной со скалы бросилась в реку. Чарина её звали. Тело её много ниже по течению, в другой веси выловили. Вроде, и погребли, как полагается, и отплакали. А она повадилась появляться снова да парням головы дурить. То уведёт куда в лес, то в реке утопить попытается. А двоих так и погубила. Уж волхвы бились, заговоры плели, у Богов заступы просили. А ничто её не берёт. То пропадает надолго, то снова появляется — никакого покоя нет. Тут одного молодца ещё в начале просинца пыталась в лес свесть. А после притихла. Вот и думается мне, может, она княжича вашего увела? Раз никто не видел, как он уходил. Она глаза отводить ох как умеет.
