слишком многое, чтобы проморгать свой шанс.
После затянувшейся паузы он вздыхает.
— Прости, Афродита, но я не могу пойти против своей интуиции. Я люблю тебя, и не хочу, чтобы ты обожглась таким образом. Я не могу позволить Аресу разбить тебе сердце.
С тем же успехом он мог бы дать мне пощёчину. Я медленно выпрямляю спину и расправляю плечи, собираясь с силами.
— Пусть так. Если ты не хочешь дать мне свободу, тогда я добьюсь её сама.
Я разворачиваюсь и выхожу из его кабинета с высоко поднятой головой. К счастью, он не пытается меня остановить, хотя, возможно, он просто не верит, что мне хватит духу это сделать.
Ну и пусть. Я просто докажу ему, что он был неправ.
Я прохожу через весь Олимп к покоям Ареса. Нам необязательно здесь оставаться. Мы вполне можем распоряжаться собственными жизнями. Если позволить папе выиграть этот бой, то победа в войне будет за ним. Я люблю папочку, но в этом вопросе окончательное решение не за ним. Отныне решать буду я.
Я нахожу Ареса в его покоях. Точнее, не нахожу, а слышу его ещё до того, как подхожу к комнате. Он кричит на кого-то, и его голос эхом разносится по коридору, из-за чего поначалу сложно разобрать слова. Я подбегаю к арке, но замираю на пороге, увидев, что происходит внутри.
В его покоях настоящий погром. Кровать перевёрнута, занавески сорваны, его коллекция оружия разбросана по полу. Один острый топор даже застрял в стене, рядом с аркой в коридор.
И посреди всего этого бардака Арес и Гефест.
— Она моя! — рычит Арес, ударяя себя кулаком в грудь. Его ярость физически ощутима, от него исходит едва заметное красное свечение. — Не твоя, братец. МОЯ!
Гефест вздрагивает.
— Ты уже говорил это, — тихо отвечает он. — Но она не твоя собственность.
Сказал тот, кто попросил отца преподнести меня ему на блюдечке. Я фыркаю, и они одновременно поворачивают ко мне головы.
— Афродита? — Гефест делает шаг ко мне, но Арес преграждает ему путь весьма внушительным мечом.
— Не лезь в это, — Арес бросает на меня предупреждающий взгляд. В его глазах по-прежнему горит огонь, вот только это не пламя страсти. Это военный азарт.
— Не лезть? Чтобы вы сами тут разобрались между собой и выяснили, кто женится на мне, вместо того чтобы спросить меня? — я приближаюсь к ним, обходя огромный щит. — Кого-нибудь вообще волнуют мои желания?
Гефест открывает рот — разумеется, чтобы заверить, что его волнуют, — но Арес перебивает его.
— Сейчас не время. Я поговорю с тобой, как только разберусь с Гефестом.
Арес прожигает меня взглядом, но на этот раз я стойко его выдерживаю. Хватит с меня на сегодня конфликтов. Хотят воевать из-за меня? Пускай. Я не собираюсь смотреть с первого ряда или вручать победителю приз.
— Ладно, — выпаливаю я, разворачиваюсь и ухожу. Врываюсь в свои покои и начинаю собирать вещи. У меня их не так уж много: ручное зеркальце, украшенное жемчугом, которое мне подарила нимфа ещё до того, как папа меня увидел, несколько моих любимых подушек и наше с папой изображение, где мы играем на пляже. И хотя меня часто заваливают подарками — безусловно, красивыми и дорогими, — но по-настоящему дороги моему сердцу только те вещи, что пропитаны любовью — их ценность не материальная, а эмоциональная. Как бы я ни злилась на папулю, я не могу бросить эти вещи.
Когда я заканчиваю сборы, на пороге появляется Арес. Его руки сложены на широкой груди. Он ухмыляется, выглядя до ужаса довольным собой. Вот же засранец.
— Так что, ты победил? — интересуюсь я. Каждое слово пронизано горечью.
— Не начинай. Что это ты делаешь? — произносит он своим хриплым голосом, который я так обожаю.
Застываю. А что я делаю?
— Я ухожу, — произношу, наконец, потому что это правда. — Я бы хотела, чтобы ты пошёл со мной, но не могу заставить.
Он наблюдает за мной с любопытством, словно пытается разгадать головоломку. Но никакого подвоха нет. Он заслуживает право выбора, как и я.
— Хорошо, — соглашается он. — И куда мы пойдём?
Всего пять слов, и всех моих тревог как ни бывало. С улыбкой до ушей я налетела на него, повиснув на шее и обсыпая поцелуями.
— Я так сильно тебя люблю, — шепчу ему.
Он крепко держит меня: у него сильные руки и надёжная хватка. Как будто он не собирается меня отпускать. Никогда в жизни. Я безумно надеюсь, что так и будет.
— Это и есть твоё новое место? — дразнит он.
Я снова целую его, отдавая всю себя. Словами много не выразишь, а то, что я чувствую к нему… невозможно описать.
— Домой, — отвечаю я. — Мы собираемся домой.
* * *
Я нечасто говорю о своей жизни до Олимпа. А если точнее, то никогда. В этом нет смысла. Большую её часть я провела на острове вместе с нимфами, которые заботились обо мне, как об одной из них. Но я не была дочерью какой-то нимфы. Я не была ничьей дочерью. И как бы сильно они меня ни любили, понимание, что мои настоящие родители бросили меня, всегда ранило. Папочке нравится строить теории, мол, у меня и не было никаких родителей, что я родилась из крови титанов, но это даже хуже. Кто хочет появиться на свет в результате боли и кровопролития?
Но кое-что хорошее из детства у меня осталось: остров. У него не было названия, когда я росла. И люди по-прежнему его не нашли, поэтому он всё ещё безымянный. Это моё убежище. Место, куда я сбегаю, чтобы побыть одной. И теперь, приведя сюда Ареса, я чувствую себя как никогда уязвимой.
— Ого!
По крайней мере, его первая реакция меня не разочаровывает. Мы стоим на валунах, сглаженных за многие годы водой, смотрим на водопад и прозрачную гладь озера. Сиреневые и розовые цветы лианами свисают с деревьев, как занавески. А небо над нашими окрашено цветами заката.
— Это моё самое любимое место в мире, — я
