— Ложись.
Снова указывал, что делать. Однако я легла, не сказав ни слова.
Посмотрела на зверя рядом. Мне не было страшно или противно, мне было больно в груди. Хотелось побыстрее стереть эти страшные кровавые разводы, и я привстала.
— Какая же ты еще неразумная истинная! — Тито буквально придавил меня обратно. — Куда собралась?
— За водой. Хочу смыть кровь, чтобы было видно раны.
— Бесполезно. Шкура затянулась, это только внешняя размазня. Не отходи от него ни на шаг, если не хочешь, чтобы его душу унесли обезьяны.
Я вздрогнула от сравнения, и медленно легла рядом.
— Я ушел! Не подведи! — крикнул Тито и растворился в пространстве.
Демьян выглядел ужасно. Я протянула руку и разгладила складку между глазами, не зная, строение это морды или мученическая сборка шкуры.
Под пальцами будто бархатная подушка была, а не морда зверя.
— Демьян, это я, — начала я, и поморщилась от глупых слов. — Спасибо тебе, что спас меня.
Я гладила пальцами морду, говоря с паузами, во время которых собиралась с мыслями:
— Меня всегда бросали. Все. Папа, мама, мужчины. Один ты загородил меня от беды. Спасибо тебе за это. Я тоже не оставлю тебя в беде. Ты можешь на меня рассчитывать…
Вдруг голос Тито заставил вздрогнуть:
— Так другу говорят! Говори, как истинному!
— Ты еще не ушел?
— Уже бегу!
И снова оборотень испарился.
А я приподняла руку и осторожно обняла тело льва. Поймала себя на мысли, что не вижу в нем животное, а абсолютно чувствую блондина.
— Демьян… — сказала, и замолчала.
Говорить как с истинным? Это сложно. Я давно научилась слушать только разум, а сердце отключила за ненадобностью. Стала пользоваться мужчинами, как они пользовались женщинами. Близость, развлечение, ничего лишнего.
Я не помню, когда последний раз признавалась в любви. Не помню, когда плакала из-за мужчины, но сейчас по моим щекам текли слезы.
— Демьян, я не хочу, чтобы ты уходил. Я должна отплатить тебе за спасение своей жизни. Я тоже спасу тебя.
И снова голос Тито из-за кустов:
— Пульс замедляется!
— Ты еще не уехал?!
— Прогреваю машину!
— В такую жару?
— Привычка!
— Да ты издеваешься, — отчаянно крикнула я.
— Уже ушел! — крикнул в ответ Тито.
Я возмущенно посмотрела на льва:
— Ну у тебя и друг!
Демьян, конечно же, не ответил.
— Прости, сейчас не об этом. Демьян, поправляйся, я тебя жду. Мы еще столько всего не посмотрели. Ты же не собираешься пропускать наши отпускные дни? Помнишь, что у тебя всего две недели?
И тут мимо меня пролетел крохотный плод дуриана. Тито было не видно. Но кто бы еще посмел?
Оборотень намекал мне, что я говорю не то. Я знала это. Понимала. Но язык отказывался врать. Как я могу пообещать, что буду с ним всю жизнь? Это какая-то сказка. Демьян быстро насытится отношениями и уйдет.
Дыхание льва стало тише и незаметнее, а меня замутило от страха, что он сейчас уйдет. Уйдет из-за меня. Из-за моих слов.
— Демьян! Я не могу лгать, но я точно могу сказать, что мы попробуем. Что я тебя не предам, если ты не предашь меня. Что я тебя не брошу, если ты не бросишь меня. Что я буду верить в тебя, пока ты веришь в меня. Я не хочу врать и говорить, что ни за что не покину тебя. Но я искренне обещаю, что буду на твоей стороне, пока ты на моей.
Я ощущала, что мои слова совсем не тянут на статус спасительных слов, которые вытаскивают с того света. Что я говорю о преданности и верности, вместо любви и страсти. Что я не осыпаю его лживыми поцелуями и не орошаю фальшивыми словами. Это была бы не я.
Дыхание льва все так же едва чувствовалось.
— Демьян… — Мне тяжело было раскрывать душу, но я должна была попытаться объяснить, что происходит у меня внутри: — Я ценю поступки, а не слова. Когда ты говорил мне об истинности, парах, свадьбе и любви до гроба — для меня все это был пустой звук. Отец поднимал тост в Новый Год и благодарил небеса за лучшую семью на свете, а спустя два месяца ушел к другой, плюясь в нашу сторону. Парни клялись мне в вечной любви, а потом бросали на съедение собакам. Для меня слова — ничто. Но когда ты сегодня не бросил меня и готов был пожертвовать собой, лишь бы спасти меня — это было для меня настоящим признанием. Я поверила тебе. И в топку эти две недели. Будь что будет. Пока ты смотришь на меня, я буду смотреть на тебя.
И тут лев открыл глаза.
Мы смотрели друг на друга, и в один миг мне показалось, что воздух словно рябью пошел. Через очертания львиной морды на несколько секунд будто показалось человеческое лицо.
Удивительно, но я узнавала эти глаза. Я не видела животное, я видела Демьяна. Того самого самовлюбленного блондина в соломенной шляпе из аэропорта. Того, кто улыбался мне в бассейне. Того, кто налетел на камни в воде, лишь бы я не поранилась.
— Демьян…
Но стоило мне произнести его имя, как желтые глаза закрылись. Воздух перестал рябить. Оборотень словно отдал последние силы, чтобы показать, что меня слышит.
— Тито, надеюсь, ты все-таки побежал за помощью, а не сидишь в кустах, — прошептала я, ложась вплотную к зверю и бережно его обнимая.
Меня трясло. Ноги и руки были ледяными, будто я окунула их в горную реку, хотя стояла адская жара.
Я не понимала, что не так с моим телом, но чувствовала потребность прижаться к Демьяну как можно сильнее. Мой пульс успокаивался только когда мое ухо было рядом с львиным носом, и я слышала его дыхание.
Вокруг нас падали дурианы, но хозяин фермы их не ловил. Это дало мне надежду, что он все-таки отправился за помощью. Поэтому казалось, я слышала, как раскалывается сердце Тито за каждый упущенный фрукт.
Начало смеркаться, а потом резко наступила темнота.
Мне чудилось, что в этой полной изоляции зрения дыхание оборотня стало громче, а стук сердца отчетливее.
Я больше ничего не говорила — будто израсходовала всю искренность за раз. Я просто обнимала Демьяна не только телом, но и душой, надеясь, что оборотень это чувствует.
А еще я вспоминала. И теперь казалось болезненное прошлое уже не так жалит при прикосновении к нему. Будто поступок Демьяна дал мне защитную рукавицу. Будто залечил вечную рану. Будто дал то
