потеряла его, сомнений не было ни малейших.
Осознание того страшного факта, что я никогда больше не увижу моего милого друга, никогда не почувствую его преданной и такой необходимой мне любви и заботы, его щедрой, ласкающей разум и сердце нежности, наполнило мою душу безмерным всепоглощающим горем.
Обхватив руками колени, я опустила на них лицо и зарыдала. Я плакала и плакала, но слёзы были слишком горькими, чтобы принести облегчение.
Сколько я так просидела, не знаю. Время утонуло в моей скорби по потерянной любви.
Я понимала, что никого, кроме себя, винить в рухнувших надеждах на счастье, не могу, и это было самым неприятным. Когда виноват кто-то другой, у тебя остаётся хотя бы малое утешение: ты можешь ругать этого человека или ненавидеть всю жизнь.
А если разрушитель – ты сам?
Слёзы всё же иссякли. Видимо, я выплакала весь запас жидкости в организме. Страшно хотелось пить и двигаться – ноги онемели от неудобной позы и долгого сидения на камнях. Все мои ощущения вдруг разом включились, я почувствовала и твёрдость мостовой, и прохладу опустившегося на город вечера. Я поднялась с земли, отряхнулась, вытерла краем юбки остатки слёз и огляделась по сторонам.
Что ж! Жизнь продолжается. Если я всё ещё не убита ни эльфами, ни драконами, если мне придётся всю оставшуюся жизнь существовать с тем, что я натворила, то, по крайней мере, необходимо найти убежище на сегодняшнюю ночь, а завтра с утра постараться узнать дорогу к тому лесу, за которым меня ждал мой мир.
«Вернусь туда, откуда пришла, – решила я, – и, возможно, лет через сорок-пятьдесят смогу простить себя».
К эльфам я идти не хотела, уж больно они негостеприимны. У драконов я рисковала встретиться с блондином, ставшим причиной ссоры с Нэтом, чего мне совсем не хотелось.
Арреи отпадали тоже, так как после полученных предостережений я опасалась быть увезённой в пустыню, где теперь меня никто бы не стал искать.
И кто же остался?
Только гномы. Конечно, можно было бы попроситься переночевать в дом какого-нибудь мага, но вряд ли меня пустят так поздно. А посольство – не обычный дом, там могут и приютить, если хорошо попросишь. Размышляя подобным образом, я поплелась по дороге обратно к резиденции гномов.
***
«Ты мне не муж, и не имеешь на меня никаких прав, понял?» – эти слова из уст любимой женщины ударили больнее, чем самое страшное оружие.
Они повторялись в его голове снова и снова, расширяя нанесённую ими рану, из которой вытекала его жизнь.
О, милостивый Эллий! Какая боль! Разве можно испытать такую боль и остаться живым, двигаться, видеть окружающий мир, разбирать, куда идёшь?
Впрочем, он не знал, куда идёт. Ноги несли его тело, но мозг не участвовал в этом процессе, полностью поглощённый обидой и горечью. Сначала даже мыслей не было, только слова-убийцы шипами раздирали остановившееся сознание. Нэт ничего не видел и не ощущал, бездумно перемещаясь в привычном пространстве родного города. Даже ни с кем не столкнулся ни разу.
Маги, встречавшиеся на его пути, обходили стороной. Не потому, что узнавали, но просто ощущали идущие от него вибрации страданий и горя, с которыми никому не хочется сталкиваться.
Постепенно боль слегка притупилась, не ушла совсем, а, скорее, просто затаилась на дне души, но даже это принесло облегчение. На время. Очень короткое время.
Затем к Нэту пришли совсем другие чувства. Очень странные, непонятные, но оттого не менее сильные и болезненные. Молодой маг прислушался к ним: вот сейчас он ощущает страх, да что там страх, леденящий душу ужас!
Откуда он взялся? Вокруг ничто не внушает ему ни малейшего опасения.
Теперь появились растерянность, грусть, отчаяние, потом сменившее их удушающее чувство вины и раскаяния, страх одиночества и... снова боль. Она вернулась, усиленная страданием другого сердца и стала абсолютно невыносимой!
Нэт упал на колени прямо посреди улицы, ощущая раскалённые иглы боли в своём сердце, животе, лёгких. Они пронзали его тело, сдавливали органы, причиняя теперь уже чисто физические страдания.
Кто-то склонился над ним, жалостливо охая и причитая, крепкие дружеские руки подняли с земли, поставили на ноги, поддержали.
Нэт сделал над собой усилие и открыл глаза. Обеспокоенный взгляд друга сострадал ему, слёзы сестры капали на грудь.
- Где Наталья? – прохрипел он, не узнавая собственный голос.
Рич и Габриель молчали, и теперь к боли присоединилась паника.
Великий Эллий! Этого ещё не хватало!
- Да где же она? – настаивал он, вглядываясь в ставшие вдруг очень виноватыми лица друга и сестры. – Вы бросили её одну.
Нэт не спросил, а констатировал, немедленно позабыв о терзавших его чувствах, о жгучей боли в измученном теле, об испуганных лицах друзей.
Сейчас это было неважно. Он отчётливо осознавал лишь одно: если с его любимой женщиной что-нибудь случится, то все пережитые им страдания, покажутся мелочью.
Не тратя ни одной ставшей бесценной секунды на пустые разговоры и оправдания, Нэт шагнул в открывшийся перед ним портал.
Только бы успеть, только б вернуть!
***
Я медленно брела по дороге, после извергнутого мной водопада сил было мало. Ужасно хотелось есть и пить. Вот тут мне стало ещё печальнее оттого, что я не умею колдовать, будто мало было огорчений. Вспомнилось, как легко получались у Нэта всякие вкусные вещи, а у Габриель и Норы роскошные наряды. А обо мне теперь некому позаботиться.
Что за звук? Как будто по дороге кто-то едет.
Я прислушалась, так как видеть никого не могла.
Звук приближался, и я поспешно отступила к самому краю, боясь, что на меня наедут в темноте. Наконец я разглядела очертания лошадей, в то же мгновение часть улицы осветилась, явив мне двух необычных всадников. У одного в руке был фонарь.
Лошади выглядели вполне обыкновенно, а вот сидящие на них люди отличались от здешнего народа.
Первое, что бросилось в глаза, это их гладковыбритые головы. Цвет кожи был слишком тёмным для здешнего климата, а одежда и вовсе странная. Мужчины были завёрнуты с ног до головы в подобие белого савана, что контрастировало со смуглыми лицами, придавая их облику пугающий вид.
Во всяком случае, мне стало страшно, очень-очень!
Это и есть знаменитые арреи.
«Только их мне и не хватало для полного и окончательного «счастья», – обречённо подумала я, оглядываясь в поисках хоть какого-нибудь, самого завалящего укрытия и, тут же с грустью поняла, что деваться мне некуда. В обе стороны от того места, где я стояла, простиралась ровная и
