— Да, и еще кое-что мы должны сказать вам. — вмешалась Элеонора — Наш опыт исследователей подсказывает, что совершенно особенная эмоциональность Полины не могла уйти в никуда. И если ее эмоциональный заряд не выплескивается наружу, значит, он накапливается где-то внутри. Не хотела бы я стать тем, на кого он обрушится! А теперь действительно пора прощаться. — резко бросила она, щурясь от сильного ветра.
— Как прощаться? Я же не успела вам рассказать! Подождите минуточку, всего одна история! — выпалила вдруг Надька. — У нас в коллеже есть такая одна толстуха, размером будет с небольшой комод примерно…
Стив весь обратился во внимание, казалось, он жаждал услышать о злоключениях толстухи. Надька, обретя слушателя, воспряла и развела руки, обозначая размеры героини рассказа. Рыбьи глаза Стива буквально сверлили ее. Но продолжения не последовало: Надька молчала, как будто на уста ей наложили печать.
В наступившей тишине, Элеонора обратилась ко мне:
— Твой любимый сделал правильный выбор, Полина. Когда я смотрю на твою подружку, то понимаю, чего мы лишили себя, получив тайное знание. Мы оказались исключенными из мира людей. Знаешь, я бы отдала много лет своей жизни, чтобы дружить вот с такой смешной и наивной девочкой… — в уголках глаз старухи легли смешливые морщинки.
Надька возмущенно покосилась на Элеонору: ей определенно не понравилось, что ее считают наивной. Но Стив продолжал сверлить ее взглядом. Наконец, он одел темные очки без одного стекла и Надька обрела голос:
— Совсем не обязательно было затыкать мне рот! Можно было просто попросить помолчать немного…
И все же она поцеловала Стива на прощанье. Он что-то шепнул ей на ухо и погрозил пальцем. Когда мы садились в машину, лицо у Надьки было растерянное и виноватое. Машина Грасини свернула в сторону города, где у них была резиденция, мы же направились в аэропорт.
…Хуже нет, чем ждать в любую минуту неведомой опасности. Я поняла это уже на следующий день, когда мы оказались у себя дома в Сочи. Все так же лил дождь, сад за два дня нашего отсутствия совсем облетел, стал просторнее и печальнее. Море ревело и бушевало днем и ночью. Еще несколько дней назад мы бы наслаждались бунтующей стихией. Купание в огромных волнах пьянит не хуже вина, это «изысканный дар осени», как выражается Александра. Но мне было достаточно взглянуть на бледное, напряженное лицо Саймона, чтобы пьянящая радость сменилась тревогой. Я видела, что любимый не расслабляется ни на минуту. Шорох опавших листьев, трескотня сорок в саду, визг тормозов за забором — любой звук заставлял мышцы на его руках каменеть, а глаза сужаться и темнеть. Он не оставлял нас с Адрианом ни на минуту и, похоже, не собирался выходить на работу, пока опасность не минует.
Александра поселилась у нас — вместе легче отразить нападение. Антон тоже категорически не соглашался уехать, он остался в Сочи и каждый день приходил к нам, невзирая на явное недовольство Саймона.
Время как будто снова замедлилось. День за днем тянулось изматывающее ожидание. Сидя на крыше у бассейна, мы почти не разговаривали, лишь смех, лепетание и топот ножек Адриана нарушали повисшую в доме тишину: в эти дни малыш сделал свои первые шаги.
Звонок мобильного заставил меня вздрогнуть.
— Полиночка, доченька, как вы там? — донесся издалека родной и теплый голос мамы.
— Мам, у нас все нормально. — как можно бодрее ответила я, прикрывая трубку, чтобы она не услышала Адриана. После того, что случилось, и речи не было о том, чтобы рассказать о сыне родителям. Они сразу же захотят приехать, чтобы увидеть внука. А я не хотела подвергать их опасности.
— У нас с папой тоже все хорошо, соскучились только по тебе, Полиночка! А как твоя учеба?
— Нормально. — соврала я. — Очень нравится.
— Ну да, ну да… — задумчиво протянула мама — А как Саймон? Вы готовитесь к свадьбе?
— Мам, ну рано еще! — вскинулась я. Но тут же мне стало жаль маму и я сбавила тон — И как я без тебя приготовлюсь, мам? Вот ты приедешь весной, вместе и займемся…
Мама несказанно воодушевилась и принялась описывать мне свадебные платья, которые видела в салоне рядом с нашим домом в Москве.
— … и рюшечки по краю, Полиночка, представляешь, как тебе пойдет? — а я просто слушала ее голос, представляя, как она в своем уютном байковом халатике, с телефоном у уха меряет шагами нашу московскую кухню…
Когда мы с мамой попрощались, Александра отложила модный журнал и потянулась, разминая затекшее от неподвижности гибкое тело.
— Полина, сегодня ты можешь не вздрагивать от каждого телефонного звонка. Ведь у Адриана отличное настроение. — Насладившись моим удивлением, морская соизволила пояснить — Это значит, что в ближайшие несколько часов у нас не будет неприятностей, ведь твой сын предвидит будущее! — Пока я осмысливала утверждение, она вдруг перескочила на другую тему — Полин, скажи, если я испытываю жалость к человеку, это значит, что я в него влюблена? — таинственно прошептала она.
— Ого! Неужели ты испытываешь жалость к Пинежскому? — изумилась я. Мне вообще слабо верилось, что она может испытывать жалось к кому-либо.
— Еще чего! — Александра даже подскочила на шезлонге — За что его жалеть? Бедняжка сломал ноготь? Обгорел в солярии? Может, я и не человек, но могу разобраться, кто переживает искренне, а кто нет. Вот Антон страдает по настоящему, я это поняла, когда побывала в его снах! — отрезала морская, вызывающе глядя на меня.
— Так ты его…жалеешь?
— Когда я смотрю на него, то испытываю печаль. Я думаю о том, как ему тяжело, и вот здесь — она прикоснулась тонкой рукой к груди — что-то сжимается… — Александра задумчиво уставилась через пластиковый купол на низко повисшие облака и продолжила — Ты знаешь, рядом с ним я впервые почувствовала осень. Раньше для меня времена года ничего не значили, я их воспринимала, как декорации где-то на заднем плане. А теперь я чувствую, что осень, это как старость. А зима — как смерть. Когда она приближается, словно прощаешься с кем-то навсегда… А что, если это у меня безответная любовь? Как у поэтов! — вдруг подскочила она — Ведь раньше я не задумываясь утопила бы Антона, чтобы забрать его душу. А теперь жалею его! Вот здорово-то!
Я подумала, что даже если это и так, за нее можно не волноваться — пока что новое чувство только обогатило ее эмоции. Комментировать ситуацию не хотелось: мой опыт слишком отличался от ее, поэтому я промолчала.
К четырем часам вдруг выглянуло солнышко. Наш сад с черными голыми деревьями залило золотым светом от опавших листьев, толстым ковром устилавших землю. Мы с Адрианом в холле смотрели в окно, как ветер гоняет свернутые листочки — словно маленькие рыжие мышки пробегали по саду. Неожиданно у наших ворот остановились сразу два такси. Саймон и Александра замерли в боевой стойке. Но из одной машины вышли Надька и Антон, а из другой — стройная девушка с длинными рыжими волосами. Это была Жанна, коллега Саймона.
