— Нет! — пискнула я, повернулась и приникла к нему, как ребенок. — Пожалуйста, не надо!
Слезы струились по моим щекам. Я пальцами цеплялась за его футболку, а он упорно разгибал их, и так, стоя совсем близко друг к другу, мы некоторое время боролись — я за свою драгоценную жизнь, а он, не жалея сил, пытался отстранить меня. Я до того перепугалась, что в отчаянии быстро-быстро бормотала что-то дрожащим голосом. Черта с два я войду в эту камеру! Ни за что! Господи, прошу тебя, нет!
Наконец силы оставили меня, и верзиле удалось отцепить меня и пихнуть в камеру. Я упала на спину, и дверца с грохотом закрылась за мной. Встав на четвереньки, я поползла обратно к решетке, то и дело оскальзываясь и пачкая ладони о какую-то слизь.
— Не бросайте меня здесь! Пожалуйста! — крикнула я ему вдогонку.
Но в коридоре уже никого не было, и все фонари погасли. От горючих слез, обильно струившихся по лицу, у меня заложило нос. Я прижалась щекой к холодным прутьям, безуспешно пытаясь удержать хоть крупицу света, хоть на миг вновь увидеть свет!
— Прошу вас…
Но меня окутывали непроглядная тьма и ничем не нарушаемое молчание. Я долго горевала, пока не выплакала все слезы. Устав стискивать пальцами прутья решетки, я сползла вниз и привалилась к ней, все еще не решаясь полностью отцепиться: я непроизвольно жалась к выходу, страшась неизвестной опасности, возможно подстерегавшей меня внутри камеры.
Вокруг по-прежнему царило безмолвие, и я наконец тоже затихла, понемногу успокаиваясь. Поразмыслив, я пришла к выводу, что похититель, привезший меня сюда, был из той же шайки, что и тип в Ковингтоне. Убив того, первого, я вовсе не разрушила проклятие. Меня снова начало мутить. Неужели меня поместили в эту камеру, чтобы обезглавить, как некогда мою бабушку? Нет! Этого ни за что не должно случиться! Я плотнее сомкнула веки, медитируя на тихое «кап-кап-кап», раздававшееся совсем рядом, и на ровный звук чьего-то дыхания, исходивший то ли из соседней камеры, то ли из клетки напротив.
Вдруг поблизости кто-то шевельнулся, всхрипнул, и я тут же насторожилась. По моей спине пробежал неприятный холодок, а руки и ноги от испуга мигом покрылись гусиной кожей. В камерах содержались другие узники. Я здесь была не одна. Это несло облегчение, но служило и не меньшим поводом для беспокойства. Союзники или недруги? Мирные или опасные?
Я просидела у решетки, наверное, не один час, раздумывая, что сейчас делают Себастьян и ребятишки у себя на Ферст-стрит. Ищут ли меня до сих пор? Или уже отчаялись? Вернулись домой на ночлег?
В камере наискосок затеплился огонек. Я протерла глаза ладонью. Свет все разгорался, впрочем, очень тусклый, какой дает крохотный свечной огарок. На стене той камеры проявилась тень, обладатель которой, вероятно, сидел у противоположной стены, и я не могла его видеть.
— Эй, вы там! — От крика мой голос охрип и так ослабел, что был едва слышен. Я окликнула снова: — Кто тут?
— Она спрашивает, кто тут, — резко прокаркал чей-то скрипучий голос дальше по коридору. — Бедная детка. Бедное, бедное дитя!
Я услышала издевательский, злорадный смех, похожий на скрежет острия по стеклу. Мне сделалось еще больше не по себе. Казалось, некая птица, мерзкая и противная, обрела дар речи.
— Привыкай, деточка, привыкай… Она хочет знать, кто тут. Кто тут, кто тут, кто тут…
Снова раздался тот же душераздирающий смех, но вскоре смолк. Другой голос, тоже вдали по коридору, велел «заткнуть клюв».
Теперь свет появился и в других камерах. Их обитатели, в отличие от меня, успели где-то разжиться огарками. Тень в камере наискосок сдвинулась с места, и к решетке подошла темная неясная фигура, озаренная сзади тусклым сиянием.
— В чем твоя вина? — обратился ко мне низкий мужской голос, проникновенный и спокойный.
— Ни в чем. Я ничего плохого не сделала…
Кругом захихикали. У меня на глаза опять набежали слезы, но я не дала им воли.
— По-твоему, может, и ничего, но Она считает иначе…
— Кто — Она?
— Ты, верно, из Красавиц… — раскатисто усмехнулся незнакомец.
— Кого-кого?
— Только Красавицы обычно не имеют понятия, почему очутились здесь. Привлекая к себе излишнее внимание, они лишают поклонения Ее… — Он вздохнул. — Красавицы всегда погибают так скоро…
— Никакая я не Красавица!
Вот уж кем я никогда себя не считала. Глядясь в зеркало, я не раз подмечала, что могла бы ею быть, если бы не странного цвета волосы и глаза зеленовато-голубого оттенка, слишком светлые для нормальных. Слишком необычные, чтобы считаться прекрасными.
— И я ни за какие шиши не собираюсь здесь погибать!
Человек присел у своей решетки и спросил:
— Почему, в таком случае, ты сюда попала?
— Если бы знать! Я хожу себе спокойно по Французскому рынку, как вдруг на меня бросается какой-то странный тип, который таскает с собой повсюду щит и кинжал!
— Французский рынок? — приглушенно переспросил мой собеседник, — В городе? В Новом-два?
— Ага, — нехотя ответила я, — А при чем тут Новый-два?
— Сыны Персея, — откликнулся тот, — Ловцы τέρας. Им в город доступ воспрещен. Черт возьми, — сдавленно ругнулся он, — Она нарушила пакт.
— Простите, если я немного не в курсе дел, но кто такие эти чертовы ловцы τέρας? И что означает этот ваш пакт?
Нынешний — вернее, уже бывший — пакт подразумевал соглашение между Новемом и Ею, заключенное после нашествия ураганов. Мы передали Ей ловца τέρας, предавшего Ее, в обмен на обещание впредь не разрушать наш город. В переводе с греческого τέρας означает «монстр». Любое существо, которое не является человеком. Сыны Персея охотятся на них — на несчастных горемык, которых сотворила сама Ведьма.
Существо с птичьими повадками снова заклекотало от смеха, и я даже представила, как оно подпрыгивает, передразнивая:
— Ведьма! Ведьма, Ведьма, Ведьма!
— Заткнешь ли ты… чертовка… свой клюв? — раздраженно произнес прежний голос.
— Раз уж Она на это пошла, ты, вероятно, очень опасна для Нее. Кто ты? — обратился ко мне мой собеседник, не обращая внимания на перепалку других заключенных.
— Ответьте вы первым. Кто такая Ведьма?
В коридоре послышались шепотки, неясные, неуверенные, повторявшие одно лишь слово. Постепенно оно обрело форму.
Афина.
У меня волосы едва не встали дыбом, когда я расслышала в общем хоре птичий, исполненный ужаса сип:
— Афина!
От недоверия к ним я расхохоталась, и отрывистое эхо разнеслось по всему коридору, постепенно угаснув и сменившись монотонным и навязчивым стуком капающей воды о камень. Сначала вампиры, чародеи и оборотни. А теперь еще вот это…
