Глава 11
Они прибыли в Кале пятого декабря, прямо на площадь Ришелье, и Гермиону после толчеи многолюдного Фолкстона и тишины провинциального Кокеля оглушили безудержный шум толпы и клаксоны автомобилей. Над головой ветер гнал белые облака, и даже отсюда чувствовалось дыхание моря: мощное и влажное. На северном побережье Франции погода была нежнее, и путешественницы щурились от яркого солнца. Магглы не обратили на них никакого внимания: дамы прикрылись чарами незначительности и нарядились в тёплые пальто и шляпки.
Гермиона крепче сжала локоть миссис Малфой, стуча каблуками по булыжникам брусчатки. Ощущения были странными: кругом толпилось столько народу, но никто не видел их. Чары, как и судьба, отделили её от мира магглов навсегда, проведя чёткую границу. Но и мир волшебников не собирался принимать обратно: неприятные воспоминания о прогулке по Косой Аллее всё ещё мучили, и девушка дала себе слово разобраться с этим досадным недоразумением. Отверженная Гермиона радовалась, что магглы их не видели, а волшебники вокруг — сплошь французы, которые далеки от сражений Пожирателей с Орденом Феникса, и никто не швырнет в неё камнем.
Нарцисса повела девушку вниз по улице Ришелье, мимо Музея изобразительных искусств, который Гермионе тут же захотелось посетить. На Оружейной площади они миновали каменную мрачную церковь Нотр-Дам с элементами суровой английской готики. Кругом ворковала, грассировала и перекатывалась, словно вода по камням, звучная французская речь, звенели колокольчики на дверях магазинов, гремела музыка, и Гермиона не успевала смотреть по сторонам и чуть не пропустила городскую Ратушу с высокими колокольнями, взрезающими бездонную синеву неба.
Кале оказался довольно большим городом. Каналы делили его на две части — старый и новый город. Нарцисса уверенно вышагивала по новому шумному району Кале-Зюд, который пестрел вывесками торговых центров, рекламными плакатами бутиков и павильонов на перекрёстке бульваров Жаккард и Лафайет.
Особняк Малфоев, мрачноватый и заброшенный, находился в старом районе Кале-Нор, который был сильно разрушен во время Второй Мировой войны и поэтому магглов не привлекал. Там же раскинулся и квартал французских волшебников. Домовики прибыли туда первыми и принялись наводить порядок: мыть полы, вытирать пыль, изгонять докси из штор и балдахинов, а боггартов — из туалета.
Двухэтажный дом высился на пологом склоне, ведущем к маленькой бухте, окружённой скалами. Он оказался небольшим, с горчичного цвета стенами, кое-где покрытыми малахитовым мхом, черепичной крышей и крыльцом с разбитыми каменными ступенями.
Внутри всё ещё пахло затхлостью, но свежий воздух врывался сквозь распахнутые арочные окна, которые эльфы открыли, чтобы проветрить помещения. Здесь всё казалось старым, из позапрошлого века: мебель с гнутыми ножками в барочном стиле, зеркала на стенах во весь рост, портреты в богатых окладистых рамах, алые бархатные портьеры с тяжёлыми кистями.
С хлопком появился Лу, поклонился и подобострастно проскрипел:
— Мадам, что желаете на ужин?
Нарцисса пожала плечами.
— Закажи что-нибудь из «Au Cote d'Argent». Насколько я помню, там хорошая средиземноморская кухня.
Когда Гермиона поднималась по старой скрипучей лестнице, казалось, она попала на съёмки какого-то исторического фильма.
Из окна спальни виднелась желтоватая высокая крепость, она словно целилась ржавым дулом в мирное небо, такая старая, что казалась возведенной во времена средневековья.
— Сторожевая башня Ге. Единственное строение в Кале-Нор, которое уцелело после войны, — Нарцисса подошла так незаметно, что девушка вздрогнула, услышав её голос у самого уха.
Гермиона невольно вдохнула запах её духов и обернулась. Миссис Малфой не отрываясь смотрела на другой конец бухты, загибающийся полумесяцем, где на холме высился маяк. Девушка поразилась, каким прекрасным и мечтательным стало её лицо, и голубые глаза, и розовые губы, и золотой завиток, зацепившийся за серёжку с сапфиром.
— Когда-то здесь всё было иначе. Мы с Люциусом начали здесь свой медовый месяц, перед тем, отправиться на Ривьеру…
* * *
Первым делом Гермиона списалась с Гарри. На её просьбу найти родителей, которые теперь обретались неизвестно где под именами Моники и Венделла Уилкис, он ответил, что займётся розыском в самое ближайшее время. Друг рассказывал, как много работы теперь в Аврорате, как идёт восстановление Хогвартса, и какая Джинни милая. Гермиона радовалась за них, с улыбкой читая каждую строчку. Рон на письма отвечал редко и скупо, но девушка пыталась понять его: сначала он видел, как она бросилась на шею к Люциусу у Стоунхенджа, а в поместье её обнимал Драко. Неизвестно, что Рон мог думать по этому поводу, но ничего хорошего — это уж точно. К тому же, должно быть, ему сейчас и вовсе не до неё: Фред убит, дом сожжён, нужно поддерживать семью.
Гермиона тосковала. Письма из Франции в Британию ходили редко: чёрный филин Малфоев Цезарь не выдерживал таких долгих перелётов, ему приходилось путешествовать вместе с судами, курсирующими по Па-де-Кале. Девушка провожала птицу в порту печальным взглядом, когда Цезарь задрёмывал на верхушке мачты, сжимая в лапках драгоценный пергамент.
Библиотека в особняке во многом уступала библиотеке в поместье: старые журналы, замшелые фолианты по прикладному зельеварению, книги о тёмной магии и преследованиях инквизиции. Многие тома вообще не поддавались прочтению, потому что были на старофранцузском языке или на смеси южных диалектов.
Гермиона чувствовала себя одинокой и потерянной, как никогда. Словно метеорит в бездне космоса среди тысяч холодных равнодушных звёзд, которым нет до него совершенно никакого дела. Без дома, без близких и родных, без друзей, без Косолапсуса.
Здесь, в Кале, тоска по родителям навалилась с новой силой. В Лондоне они жили на шумной Карнаби-стрит, и спальня Гермионы была на втором этаже. В окно в непогоду стучались и царапались ветки яблони, что росла рядом. Когда Гермиона была маленькой, а ветер на улице завывал, точно голодный вервольф в полнолуние, становилось жутко, и однажды она привязала к сучьям маленький фонарик. С тех пор страх отступил: в чернильной мгле за окном всегда покачивался кусочек света, как луч надежды на то, что тьма не вечна и добро побеждает. А почему ни разу не пришлось менять батарейки, девочка поняла, когда получила письмо из Хогвартса: она сама заряжала фонарик своим внутренним светом и теплом. Но теперь тепла взять неоткуда, и сердце сжималось от боли и пустоты. И понимание того, что Люциус, даже сам того не осознавая, согревал её своей заботой и вниманием, мучило ещё больше. Ведь он погиб, его не вернуть. Некому больше зажечь фонарик за окном, чтобы разогнать тьму.
Днём она ещё пыталась отвлечься, и в этом успешно помогала Нарцисса. На смотровой площадке маяка они любовались на великолепную панораму Кале с изумрудной линией моря и белыми китами яхт и торговых кораблей.
— Что тебе не даёт покоя, Гермиона? — вдруг спросила женщина.
Девушка нахмурилась, ударив кулаком по каменному парапету.
— Наша прогулка по Косой Аллее, конечно! Почему они так оскорбляли меня? Я просто не верю в то, что профессор Снейп мог что-то рассказать Гарри обо мне и… вашем муже, а Гарри — кому-то ещё… Боже…
Нарцисса усмехнулась.
— Весело же вы проводили время в его кабинете, если тебя это до сих пор так смущает! Но я тоже не поставила бы и сикля на то, что Снейп так болтлив. Да и зачем это ему? Кого же ты подозреваешь?
— Там… тогда, у Стоунхенджа… — начала Гермиона и замолчала.
— Расскажи! — потребовала женщина.
Гермиона нехотя рассказала о том, что случилось после того, как она спряталась на груди Люциуса.
— Значит, кто-то из Ордена Феникса пустил эту сплетню, — хладнокровно подытожила Нарцисса. — Кто-то из них не любит тебя, Гермиона. Или за что-то сильно обижен.
— Это не может быть Гарри! — она замотала головой.
