князь, еще как будет! А что глаза у него будут узкие, раскосые — так то в мать. Какая, однако, насмешка судьбы!
А Вольский, отвернувшись от жены, оперся руками на стол и задумчиво уставился в окно.
— Не ждал, не ждал… Ну да ладно. Придумаем что-нибудь.
Он рад новостям явно не был, да его можно было понять. У Вольского уж внуки, к чему ему дети? Да еще от ненужной строптивой жены?
— Вот что, значит. Для начала тебя отведем к лисице. Потом думать буду. Нравится тебе в Лисгороде, дочь степей, а?
— Нет, — неожиданно для самой себя ответила Листян. — Холодно, тесно и тоскливо.
— Я так и думал. Ну, коли лисица примет тебя, найдем тебе дело. Читать, я вижу, ты выучилась. Писать, говорят, тоже. Арифметику учить будешь дальше.
— Складывать и вычитать умею.
— О да, вы, степняки, прирожденные торгаши. Ни разу не встречал людей, так славно считающих деньги. Братец твой считал отменно, его не обманешь. Если ты на него похожа — хорошо. Будешь у меня за казначея, прежнего-то я на воротах повесил не так давно. Воровать вздумал, да… А тебе воровать ни к чему, все и так твое будет.
Листян только кивнула, снова опуская ресницы. И с чего такое доверие к ней? Еще недавно она была ненужной, лишней, на нее и внимания не обращали. А теперь вот князь улыбается чему-то, бросая на нее кровожадные взгляды. Да еще лисица какая-то, что за лисица? Божество местное, или кто?
***
Наутро девки разбудили Листян в несусветную рань, даже солнце еще не взошло. Запихали ее, сонную и недовольную, в ванну, натерли мочалками, волосы ее черные и густые, в нескольких водах промыли. Долго сушили у огня, пока сама княгиня изволила прихлебывать горячий травяной чай (а большее в нее по утрам теперь не лезло), потом надели новую, только пошитую белоснежную сорочку. Чулки, белье, сапожки кожаные. Дальше длинное платье с узким рукавом, поверх — кафтан толстый, золотом расшитый да рыжеватым мехом отороченный. На голову – шапку меховую, хотя снег давно уже растаял на улице, солнце в окна заглядывало очень даже весеннее. Но попробуй Вельке возрази! Дарена — она мягче, покладистее. А Велька, если упрется, то чисто как осел: с места ее не сдвинешь. Ежели сказала она, что надо меховую шапку надеть, то делать нечего.
Вывели Листян под белы рученьки во двор, как будто она ребенок какой, ходить только научившийся, а со двора — на площадь ту самую, где казни вершились. Ей снова сделалось дурно: ну как там кто-то в землю вкопан или повешен на воротах? Мертвых людей девушка, конечно, видела, но то были или старики, или воины, от ран скончавшиеся, не страшные совершенно, а вполне понятные. От прочего в шатре отцовском ее оберегали. Но, к счастью, ничего страшного, кроме зачем-то собиравшейся толпы самого разного люда, она не увидела. А уж моров она не боялась, ведь за ее спиной и сейчас стояла верная ей полусотня кохтэ.
Князь Вольский стоял как бы поодаль, на Листян, выведенную в самый центр деревянного помоста, поглядывая насмешливо и снисходительно. За спиной князя стояли знакомые и незнакомые ей люди: дружинники, Данила Матвеевич, Ольг, прочие домочадцы. Там встали и Велеслава с Дареной.
А потом князь шагнул вперед и начал речь. Толпа замолкла, внимая.
— Дети мои, жители славного Лисгорода, буде здравы!
— Здрав буде, княже! — нестройно ответили люди.
— Каждый из вас, знамо, слышал, что взял я в жены дочь народа степного, “людей огня”, единственную сестру Великого Хана Баяра. Вот же она, приветствуйте вашу княгиню! — и рукой на Листян указал.
Народ приветствовал ее вяло. Так, тихонько погудели, подкинули в воздух пару шапок. Ну и ничего, не больно-то и мечталось.
— Сегодня княгиня моя будет лисице представлена, и коли примет ее зверь града нашего, будем пировать и радоваться!
“А коли не примет? — мелькнуло в голову у Листян. — Погонят меня метлою поганой?”
Но страшно ей уже не было, было жарко и почти даже весело. Голова под тяжелой шапкой чесалась, по спине стекали струйки пота, солнце било в глаза, заставляя жмуриться. И без того глаза у нее узкие, не такие, как у моров, а теперь, наверное, и вовсе она кажется им уродливой. Да поди еще покраснела вся от жары. Обидно было предстать перед горожанами некрасивою.
Между тем мальчишка какой-то поставил на деревянный настил большую клеть, дверцу приподнял, а сам в сторону отпрыгнул. Из клети тут же высунула длинную мордочку самая настоящая, живая лисичка.
Чудо что за зверь, красоты удивительной! В степи лисы мелкие, песочного цвета, с большими ушами и короткой шерстью, а эта была совсем другой: огненно-рыжей (совсем как волосы у Нарана, вот не к месту вспомнила его совершенно), с белой грудкой, пушистая невероятно и с хвостом толстым, тоже — с белым кончиком. Сама крупная, размером, пожалуй, с собаку.
Вот ты какой, зверь ее новой родины!
Принюхиваясь, лисица грациозно прошлась по помосту. Людей она не боялась совершенно, видно, была ручною. Подошла и к Листян, носом ей в подол ткнувшись. Девушка, зверей обожавшая, не утерпела, присела на корточки и руку к пушистой протянула. Лисица руку благосклонно обнюхала, позволила себя погладить, а потом бесцеремонно запрыгнула к княгине на колени и прижалась к ее животу. Листян с наслаждением зарылась пальцами в прохладную густую шерсть. Приняла ее, знать, лисица.
Люди тоже это поняли, заорали радостно, шапки вверх кидать стали. Листян посмотрела на мужа: тот довольно улыбался. А вот лицо его старшего сына приветливым счесть было сложно:
