class="p1">Его голос сорвался и он, мотнув головой, замолчал. А после, коснувшись кончиками пальцев клейма, снял его с кожи ребенка как пленку.
Ректор Айервилль проворно отошел в сторону, а я, не мешкая, положила ладонь на горло малыша. Призвав свое пламя, поманила проклятье к себе. На себя.
Проклятье, оголодавшее, озлобленное, почти овеществленное, рванулось к моему Пламени. Влилось в мое тело так, будто только этого и ждало. Прикрыв глаза, я провалилась внутрь себя, внутрь своей силы. Я хотела познать суть этого проклятья.
— Ваша супруга ничем не заслужила этой тьмы, — выдохнула я.
Не открывая глаз, я чутко вслушивалась в то, что сейчас сгорало в моем Пламени.
— И проклинающая об этом знала. Она влила в свою силу столько ненависти, злости и зависти, что проклятье вырвалось из-под контроля.
— Она мертва? — хрипло уточнил ректор.
— Она умерла раньше, чем ваша супруга. И часть проклинающей оказалась запечатана в пожирающей вашу супругу тьме. Именно поэтому проклятье зацепилось за ребенка — темная страшно хотела жить. Хотя можно ли это назвать жизнью?
— Что теперь будет с моим сыном?
Открыв глаза я посмотрела на ребенка:
— Ему нужна жизнь. Яркая и веселая. Найдите ему друзей.
— Где? — ахнул ректор, — где я…
— В далеких деревнях детей в лес выводят и там бросают, — я хмуро посмотрела на ректора, — а вы и сыну поможете, и чужие жизни спасете. Дело в том, что… Все уже в порядке. Но причиненный вред нужно исправить. Нужно расцветить жизнь мальчика, показать, что кошмары ушли и не вернуться. Что мир прекрасен. Купите ребенку собаку, шумную, веселую и лишенную агрессии. Кстати, Ликорис-гран…
— Кора, — поправила меня тихо улыбающаяся подруга, — или ты думаешь, что я не знаю как ты сократила мое имя? А что касается собаки, то да, я сама поработаю со щенком. И прослежу, чтобы ты не избаловал ребенка. Ноэль?!
А я, покачнувшись, чуть не прилегла рядом с уснувшим малышом.
— Все в порядке, — я помахала ладонью, будто разгоняя перед собой воздух, — все в порядке. С детьми работать сложнее — приходится контролировать и себя, и проклятье. Со взрослыми можно не церемониться, у взрослых энергоканалы крепче. Мне бы на воздух.
Ректор Айервилль что-то рявкнул, и вокруг засуетились слуги. Меня аккуратно вывели в сад, усадили подле деревянного резного столика. Рядом устроили Кору. А через пару мгновений столик чуть не сломался под гнетом яств, натащенных из глубин дома — Ликорис пришлось кастовать укрепление на витую ножку.
— Никто не сможет передать, насколько я вам благодарен, — с другой стороны присел ректор. — Мое имя Кельш. Кельш Айервилль и я горд принять вас в свою семью.
Мне протянули обтянутый кожей тубус.
— Благодарю, — я склонила голову.
— Зови меня дядюшка Кель, — ректор усмехнулся, — а я буду звать тебя малышка Эль. И это… Это, конечно, оплата. Но это искренняя оплата. Я так счастлив, что мне, признаться, отказало красноречие.
— У тебя его никогда не было, — фыркнула Ликорис, — все речи на открытие учебного года были написаны мной.
Кельш махнул на нее рукой и, подхватив мою ладонь, четко произнес:
— Мой дом навсегда открыт для тебя, малышка Эль. То, как я любил свою жену… Мне никогда не полюбить другой женщины. Мой сын — все, что осталось от моей супруги. Мой сын — смысл моей жизни.
Отпустив мою руку, он поднялся, чуть помялся и добавил:
— В тубусе так же лежит чек на предъявителя. Не… Не отказывайся.
Я встала и, подобрав юбку, присела в глубоком реверансе.
— Отдыхай. Я распоряжусь заложить карету.
— Я хотела пройтись по городу, — негромко сказала я. — По лавкам.
Эта мысль посетила меня внезапно, но… Я просто напросто загорелась идеей купить что-нибудь детям.
— Это прекрасная мысль, — кивнул Кельш. — Слуги принесут тебе кошелек с мелкими монетами.
— Я не могу…
— Можешь, — оборвал он мой лепет, а после добавил, — поверь, ты не в силах меня разорить.
Круто развернувшись, он ушел в дом.
— Ты сделала его счастливым, — тихо сказала Кора.
— Но кто проклял его жену?
— Ее сестра, — Ликорис скривилась, — отвратительная история. Лайрин и Кельш были влюблены несколько лет, но… Удивительно, какими недогадливыми могут быть взрослые и, казалось бы, умные люди. Они ходили вокруг да около и никак не решались объясниться. Рядом с Лайрин всегда крутилась младшая сестра, Кайрия. Кайрия родилась слабой и лет до пяти никто не мог дать гарантии, что ребенок выживет. И, как часто бывает, родители ее избаловали. Девочка получала все — новые вещи, подарки, любовь и внимание родителей. Если Кайрии нравилось что-то из вещей Лайрин… Сама понимаешь.
Я кивнула, понимаю.
— Кайрия влюбилась в Кельша, а Кельш, наконец, нашел в себе силы объясниться с Лайрин. Лайрин, вне себя от счастья, согласилась стать его женой. А дома ей приказали оставить Кельша и дать Кайрии дорогу.
— А мнение самого Келя? — оторопела я.
Ликорис развела руками:
— Это не ко мне вопрос. Главное, что Лайрин впервые в жизни дала родителям и сестре отпор. И вышла замуж, навсегда покинув отчий дом. Она никогда не приходила на праздники, не писала и не принимала присланных писем. Они были счастливы несколько лет, а потом… На свою беду Лайрин все же согласилась встретиться с матерью. Та убедила дочь, что Кайрия изменилась, встретила любимого и сейчас очень переживает, что некрасивая история выйдет наружу и любимый от нее отвернется.
— И ныне покойная Лайрин согласилась поговорить с сестрой, — я прикрыла глаза.
— Да. Кайрия прокляла сестру, но до самих родов проклятье себя никак не проявляло. Точнее, все его проявления списывали на беременность. Все-таки головокружение, тошнота и головная боль не очень-то яркие признаки проклятья. Я до сих пор жалею, что не придала значения смерти Кайрии. Может, если бы я начала копать, то раскопала бы и проклятье?
Ликорис помолчала и, вдруг, криво улыбнулась:
— История Кельша научила меня большей подозрительности. Поэтому, сразу после твоих похорон, мы с супругом вскрыли ваш родовой склеп. Тот самый, куда нет доступа никому, кроме основной линии Тернов. Гроб был пуст, а на стене, где цветет и переливается ваше древо, появилось новое имя — Ноэль Альхена Антер. Смерть Лайрин послужила для меня хорошим уроком.
К нам подошел слуга и, поклонившись, положил передо мной расшитый кошелечек.
— Однако, какие интересные у дядюшки Келя понятия о мелких монетах, — хмыкнула я.
— Он счастлив, — Ликорис пожала плечами и пододвинула ко мне поднос с пирожными, — угощайся и пойдем пройдемся. Надо сообщить любопытствующим, что сын ректора исцелен. И что его любимая племянница, которой было дозволено находится рядом с ребенком, теперь является небесной
