сил старался полностью отключить свой разум.
Он находился как раз возле ограды по периметру.
До неё меньше десяти метров.
Однако конструкция начиналась раньше. Конструкция была, может, в два раза ближе.
Ревик мог чувствовать сочащийся свет Барьера, пока какая-то часть его пыталась игнорировать это, по крайней мере, с точки зрения привычности данного света. Однако эти отголоски были самыми громкими… отголоски, с которыми, как он чувствовал, какой-то части его хотелось резонировать, погрузиться в них, даже отсюда. Это было похоже на жужжание радио, звучащее где-то на границе его сознания, иногда тише, иногда громче. Его слух напрягался, чтобы уловить точную мелодию, точный голос, а другие части его существа испытывали отвращение из-за потребности в этой части его света.
Он был похож на грёбаного наркомана, с противоположной стороны улицы наблюдающего за тем, как кто-то покупает наркоту.
Прикусив губу, Ревик попытался перенаправить свои навязчивые мысли обратно к физическим аспектам того места, где он находился.
Сначала он уставился на забор, просто чтобы найти место, на котором можно было бы сфокусировать свет.
Забор явно был электрическим, судя по изоляторам, выступающим через равные промежутки по всей длине снаружи, и заземляющему столбу, торчащему чуть выше земли с внутренней стороны изрытой колеями дороги. Верхняя часть забора также была затянута колючей проволокой.
Внимание Ревика переключилось на запечатлевающие устройства, которые, казалось, были на каждом столбе забора по всей длине дороги. Они располагались на узких столбах, маленькие, похожие на насекомых с выпуклым глазом, на высоте добрых десяти метров над землей, значительно выше петель колючей проволоки и забора под напряжением.
Ревик знал, что когда продвинется вперёд, даже всего на несколько метров, камера зафиксирует его силуэт. Сигнализация конструкции, скорее всего, сработает ещё раньше.
Он не видел больше никакого атакующего оружия в механизме ограждения, но, учитывая зеленоватый блеск столбов забора, выдающий органические компоненты, он не мог этого исключить. Во всяком случае, это зелёное свечение подсказало ему, что любой, кто попытается пересечь этот забор с любой стороны, скорее всего, получит нечто большее, чем просто удар током.
Вероятно, органика также была связана с их системой ошейников и имплантатов.
Взглянув на более твёрдую серую колючую проволоку из мёртвого металла и тяжёлые прутья, скреплённые толстыми звеньями цепи, Ревик не мог не посчитать их практически излишними.
Кого бы они здесь ни держали, он никогда бы не зашёл так далеко. Самостоятельно, во всяком случае.
Однако он напрасно терял время.
Солнце ещё не поднялось над линией горизонта, но вот-вот должно было подняться. Предрассветный свет медленно окрашивал небо в тёмно-розовый и кобальтово-голубой цвета, освещая большую часть поля к востоку от того места, где притаился Ревик, сразу за последней линией деревьев, ведущей в джунгли.
Тот же самый свет распространялся на юг, где продолжалась просека, но резко обрывался, не доходя до того места, где стоял Ревик, заслонённый густыми деревьями и подлеском. Тем не менее, когда он оглянулся во второй раз, Ревик смог разглядеть очертания разведчиков Адипана, которые наблюдали за ним, замерев в напряжённых позах на расстоянии примерно десяти метров.
«Брат? — послала Юми. — Ты идёшь?»
Ревик резко выдохнул, затем кивнул.
«Ладно», — послал он, не скрывая своего нежелания.
Медленно поднявшись с корточек, Ревик вышел из-за деревьев, двигаясь с целеустремлённостью, которую сам не мог заставить себя почувствовать.
Он сразу же почувствовал конструкцию работного лагеря.
Он почти мог видеть её, извивающуюся в пространстве перед ним.
Он поколебался, прямо на периферии.
Почти не осознавая, что делает, Ревик вздрогнул и закрыл глаза…
Затем переступил эту черту.
Сигналы тревоги взорвались в его сознании.
Оглушительные, грубые.
Подобные крику у него в голове.
Ревик ощутил границу так же осязаемо, как если бы только что погрузился всем телом в полный бак воды. Серебряные нити, похожие на металлические зубья и колючую проволоку, вторглись в его свет так легко, что он даже не мог подумать о том, чтобы защититься.
Те же самые Барьерные нити вплелись в структуры, к которым он не прикасался более пяти лет; структуры и нити, которые обвивались вокруг его света, невидимые в спящем состоянии, теперь вибрировали с болезненной, металлической, серебристой частотой, которая была настолько знакомой, что Ревик невольно застонал.
Он стоял там, силясь дышать.
Всё его тело сжалось в тугой узел, парализовав его, приковав к тому месту, где он стоял. Он был слеп. Его тело словно превратилось в бетон.
Его ноги будто погрузились в землю.
Сигнализация продолжала трезвонить.
Теперь она была такой громкой, что Ревик подумал, будто у него сейчас расколется череп.
Серебряные нити обвились вокруг него ещё крепче, и он вскрикнул, упав коленями на что-то твёрдое. Такое чувство, как будто на него обрушивались ядовитые отбросы, ослепляя его зрение. Тошнота подступила так быстро, что он не мог подавить её ни горлом, ни желудком.
Ревик с трудом поднялся на ноги.
Он всем своим существом старался пошевелить руками, ногами, коленями.
Он знал, что проиграл, но не мог прекратить борьбу.
Ужас взорвался в его сознании, его свете. Они приближались.
Он чувствовал, как они приближаются к нему. Они знали, кто он такой. Они знали, кто он такой, чёрт возьми.
Он должен был уйти… уползти, если придётся…
Чьи-то руки резко схватили его.
В тот же миг его ужас вырвался наружу, заставив его вскрикнуть.
Они схватили его. Они, бл*дь, схватили его.
Ревик пытался отбиться от них…
— Брат, — произнёс знакомый голос сквозь стиснутые зубы. — Брат, перестань бороться с нами! Позволь нам вытащить тебя отсюда! Они ближе, чем мы думали. Они идут!
Как только он это произнёс, другой звук рикошетом пронёсся в голове Ревика.
Он не знал, как это услышал, учитывая ослепительно громкую сирену, крики у него перед глазами, голоса солдат в форме, которые пытались поднять его на ноги. Оно каким-то образом жило почти в тишине позади всего остального.
Возможно, чисто физическая природа звука просто преодолела шумовой барьер, за которым он не мог думать.
Ну, или знакомость.
Что-то чисто в этой знакомости, в мышечной памяти, в годах и десятилетиях укоренившейся привычки заставило Ревика вернуться к движению, даже когда ничто другое не могло этого сделать.
Он двигался, несмотря на паралич, несмотря на серебряные нити, несмотря на боль, которая хотела расколоть его череп, несмотря на лёгкую дрожь каждого мускула в его теле.
Этот звук даже не был таким громким — по крайней мере, поначалу.
Однако Ревик точно знал, что это за звук и что он означает.
Это
