— Нет. Такие, как Максим, не заводят любовных связей. Говорю же, он просто спал со мной. К тому же, у него на тот момент была жена. Кажется, беременная. А я была замужем…
За моей спиной заахали. Теперь я понимала, почему именно эту девушку вызвали в качестве свидетельницы со стороны обвинения. Она топила Макса своими показаниями. Как огромный мельничный жернов, который ему повесили на шею перед тем, как столкнуть в пруд. Потому что хуже убийцы профессора, перевернувшего весь научный мир, может быть только убийца, который изменял своей беременной жене с какой-то рыжей свиристелкой. Каждый из присутствующих и все, кто посмотрит потом телевизионный эфир из зала суда, сделают единственно верный вывод: за решеткой сидит человек без каких-либо моральных ценностей.
Мне даже захотелось заступиться за Макса. Сказать, что его жена была наркоманкой, ребенка он ей сделал без какой-либо любви и, естественно, о супружеской верности в их семейной ситуации вряд ли могла идти речь. Но потом я спохватилась. Собираюсь защищать? Его? Смешно. Это то, чего он и ждет по своей извращенной прихоти. Плевать Макс хотел на оплаченного сестрой адвоката, он жаждет увидеть, как я изгаляюсь ужом на горячей сковородке, чтобы занять его сторону!
Я взглянула на Дарью, ведь именно она рассказала мне о прошлом брата. Может, захочет высказать пару слов в защиту? Но сестра Макса выглядела отрешенной.
— Как вы можете охарактеризовать подсудимого? — продолжил Григорович допрос свидетельницы. — Не казался ли он вам склонным к насилию?
— Ваша честь… — начала подниматься с места Вронская, но обвинитель быстро прервал ее:
— Перефразирую. Каким был характер ваших отношений?
Девушка на миг подняла глаза, но тут же вернулась в исходную позу.
— Да… он иногда делал мне больно…
— А точнее? Как он делал вам больно?
Я перевела взгляд на Макса — он продолжал оставаться спокойным, как удав. Успел взять себя в руки?
— Просто делал больно, — неуверенно протянула свидетельница.
Григорович принялся расхаживать вокруг, и я заметила, что каждый раз, когда он смещается в сторону и открывает девушке обзор на подсудимого, та втягивает голову в плечи.
— Хорошо, а если отрешиться от вашей личной жизни? С другими людьми он как себя вел?
— Однажды я случайно услышала разговор… Максим обсуждал с кем-то склады. Ну те, которые расположены в промзоне… — дождавшись, чтобы обвинитель кивнул, свидетельница заговорила дальше: — Я помню, что он сказал такую фразу: «Ты дождешься, что через пару недель эти склады сгорят».
В зале повисла гробовая тишина. Я тоже затаила дыхание вместе с остальными. Вспомнила тот случай. Пожар в промышленной зоне наделал шума во всем городе. Убытки подсчитывали миллионами, ходили слухи и о человеческих жертвах. Склады полыхали так, что пять пожарных расчетов не могли справиться с огнем, пока все не выгорело дотла. Кто-то из владельцев помещений потом даже разорился, не сумев выйти из долгов.
— Вы думаете, подсудимый мог стоять за поджогом? — вкрадчивым тоном поинтересовался Григорович.
— Протестую, ваша честь! — вскочила с места Вронская, но свидетельница быстро ответила:
— У меня нет доказательств. Я слышала только эту фразу. Но я считаю, что Максим виноват в смерти моего мужа.
Я сглотнула сухой ком в горле. Что-то новенькое. Судья жестом велел Вронской вернуться на место и сообщил, что протест принят.
— У вас есть какие-то доказательства? — обратился он к свидетельнице. — Вы выдвигаете серьезное обвинение.
Та шмыгнула носом и покраснела.
— Саша… он застал нас как-то… в гостинице… просто ворвался в номер, когда мы… не знаю, как выследил… и тогда Максим… — она прижала кончики пальцев к уголкам глаз, чтобы слезы не вытекли и не смыли тушь, — Максим сломал ему руку… и избил… и хотел уйти…
Я повернулась к Максу и увидела, как выдвинулась его челюсть, и затрепетали ноздри. Вот она, живая, настоящая реакция! Ярость во взгляде, крепко сжавшиеся кулаки. Только что эта реакция означает? Ему неприятно слышать правду? Или ложь?
— Саша крикнул вдогонку, что найдет его и уроет… за меня… — лепетала девушка, — а Максим обернулся и сказал, что он… что он… сдохнет.
Григорович, сама любезность, вынул из кармана платок и подал свидетельнице. Та с благодарностью приняла.
— И как умер ваш муж? — задал обвинитель вопрос, который наверняка крутился на языке у всех собравшихся.
Девушка пожала плечами.
— Его зарезали в пьяной драке, в баре… вскоре после того случая… и вы же знаете, кто такой Максим… ему ничего не стоило все организовать…
Прежде чем кто-либо успел добавить что-то еще, Дарья вдруг вскочила на ноги, откинула упавшие на лицо волосы и завопила не своим голосом на весь зал:
— Я убью тебя, сука! Тварь! Я тебя уничтожу, шалава, за твой язык поганый!
Крик вышел таким пронзительным, что я невольно вздрогнула. Столько ненависти звучало в голосе сестры Макса и столько отчаяния! Казалось, она искренне протестует против наветов на брата. Я вспомнила, что уже видела подобное ранее. В воспоминаниях Макса, когда он вышвырнул меня из детской с криком: «Зачем так делать?!» Что это — семейный темперамент, глубоко похороненный под слоем напускной невозмутимости и прорывающийся лишь в минуты очень сильного волнения? Если так, то под ледяной маской обоих Велсов воистину скрывается настоящий вулкан. И когда он извергается, то сметает всех вокруг.
Так или иначе, угрозы достигли цели — свидетельница сжалась в комок. Обеими руками она судорожно мяла платок. Судья принялся стучать молотком и призывать Дарью к порядку. Вронская тоже встала, пытаясь тихим голосом образумить свою нанимательницу, но это оказалось не так-то просто. Та начала вырываться, то и дело откидывая волосы от лица, и продолжала выкрикивать ругательства в сторону оппонентки.
Скандал разрастался до неимоверных масштабов. Я поморщилась, представляя, какую почву для рассуждений Дарья дает журналистам. Завтра все газеты и телерепортажи будут пестреть комментариями из зала суда, а сплетни вокруг Макса и его сестры вспыхнут с новой силой. Любителям почесать языки найдется, чем скоротать вечерок. Я оглянулась — все сидели, охваченные любопытством, как при просмотре интересного фильма, все камеры были направлены на нарушительницу порядка, а фотоаппараты щелкали непрерывно.
На крик прибежали приставы. Они попытались увести Дарью, которая визжала и отбивалась как дикая кошка, но тут на их пути стеной вырос тот самый парень, который сопровождал сестру Макса в качестве телохранителя. Неизвестно, до чего бы дошло дело, если бы поднявшийся шум вдруг не перекрыл один голос. И этот сердитый низкий голос выкрикнул лишь одно слово:
