Выяснять что такое Шальное Пламя девушки не стали, так как в этот момент он открыл перед девушками дверь, а сам остался стоять в коридоре, пропуская их в помещение. Комната, в которую попали девушки, была довольно просторной.
Посредине стоял большой длинный стол со стульями. Его доски были выскоблены, и единственным его украшением являлись два тяжелых подсвечника. Эти канделябры, витиевато изгибаясь, держали желтые свечи, от которых и лился приглушенный свет, дополняя люстру, свисающую с потолка.
Окон в помещении не было, и поэтому это были единственные источники света. Однако, учитывая отсутствие окон, помещение темным назвать было нельзя. Пламя свечей, исходящее от подсвечников и люстры, заливало все пространство комнаты мягким и теплым светом. Серые каменные стены не поглощали свет, а как будто отражали его.
Вдоль каждой стены стояло по пять массивных деревянных кроватей, примыкая изголовьем к стене. У каждой кровати стояли довольно вместительные тумбочки, на которых красовались всевозможные пузырьки и шкатулки. На самих кроватях лежали личные вещи жительниц, видимо совсем недавно появившихся здесь и не успевших как следует обжить комнату.
Прямо напротив двери был грубо сложенный камин, но сухие дрова в нем не горели. Возле камина стояли два кресла повернутые лицом к камину.
Комната была настолько большой, что массивные кровати и большой стол посредине не позволяли почувствовать нехватку в пространстве.
По обе стороны от двери возвышались платяные шкафы. На стенах комнаты висели выцветшие гобелены, являясь единственным её украшением, если не считать большой портрет прекрасной женщины над камином. Женщина с портрета молча улыбалась вошедшим белоснежной улыбкой. Её глаза горели огнем жизни. Казалось, что во всем этом замке только этот портрет и жил, в то время, как все остальное замерло теша себя злобой.
— Кто эта женщина? — спросила Тамрэта у сопровождающего.
— Это же покойная супруга Повелителя, — воскликнул он, отшатнувшись от девушки с ужасом. — Неужели вы не знали её?! Это же невозможно! Ведь она при жизни совершала ежегодное турне по стране и беседовала с народом, пытаясь улучшить жизнь своих подданных. Она даже занималась благотворительностью, чего Повелитель, конечно, не одобрял. Но подданные Ибворка её очень любили.
Лицо Тамрэты выразило неподдельный ужас, так как она поняла, какой промах допустила. Да, не знать Повелительницу Ибворка, пусть даже и почившую, — непростительный грех. Надо было срочно выпутываться, так как глаза мужчины подозрительно сузились, сверля девушку недоверием.
— Не может быть! — как можно беззаботнее воскликнула девушка. — Я запомнила её намного прекраснее. Я преклонялась перед ней! Она была моим идеалом!
Но тут пришел ей на помощь сам колдун:
— Тебе сколько лет, девочка?
— Восемнадцать, — робко ответила Тамрэта.
— Тогда ты и не можешь помнить её благородие! Она умерла за год до твоего рождения, при родах своего младшего сына.
Элизабет аж дернулась всем телом, когда колдун упомянул о Джеке.
— Что такое? — заметил её движение стражник.
— Просто нам с Тэоланой родители всегда много рассказывали об этой прекраснейшей из прекрасных дам, и моя сестра всегда близко к сердцу принимает напоминание о её смерти.
Хоть это объяснение мужчина и принял, но остался очень подозрительным:
— Если вы с сестрой родились после смерти Мадам, то как ты можешь утверждать, что запомнила её намного прекраснее её образа на портрете?
Глядя на подругу, Элизабет поняла, что она бы с удовольствием удушила противного мужика с его занудными расспросами. Однако девушка взяла себя в руки, и с обезоруживающей улыбкой произнесла:
— Вы даже не представляете, как моя матушка любила Госпожу! Она так детально описывала нам её, что у меня сложилось мнение, что я знакома с ней лично!
— Понятно, девочка, — заулыбался колдун. — Но, видимо твоя матушка тоже отправилась к праотцам, иначе она бы сошла с ума от горя, видя какой путь избрали её дочери.
С этими словами он покосился на очень нескромные вырезы платьев, и из которых соблазнительно выглядывали девичьи груди.
— Мы не девицы легкого поведения! — попыталась оправдаться Тамрэта.
— Не хочешь ли ты сказать, девка, что вам просто не хватило материала на платья? — зло захихикал мужчина, глядя на глубокие декольте. — Но мне нет никакого дела до вашего морального облика. Чем вы распущеннее, тем лучше!
С этими словами он, хохоча, закрыл дверь, оставив девушек одних, и они еще долго могли слышать его смех, раскатывающийся по коридорам замка.
— Наконец-то мы одни! — с вздохом заметила Элизабет.
— И не говори. Я уже и не надеялась на то, что он уйдет. Очень противный тип.
— Боюсь, что теперь нам придется общаться только с такими, — от таких мыслей Элизабет еще раз вздохнула и устало села на длинную лавку, стоящую у стола.
— Ну и хоромы вам предоставили! — раздался голосок Лори, и мышка спрыгнула на пол, шустро обегая комнату.
Она не оставила не обнюханным ни один уголок этой огромной комнаты, рассматривая и замечая все.
Элизабет нехотя встала со скамьи, и девушки побрели вдоль кроватей, выбирая себе ложе. Однако, как оказалось, особого выбора уже не было. Все кровати кроме трех были заняты. Две из них — крайние у самого входа, с противоположных сторон от стола, а еще одна — у камина с правой стороны. Девушки устало опустились в кресла, уныло уткнувшись взглядом в черную пасть камина. Элизабет задумчиво подняла глаза на портрет:
— Так вот она какая — мать Джека…
— Безумно красивая женщина, — отметила Тамрэта.
— Но такая печальная! — зачарованно произнесла Лиз.
— Интересно, какая была бы ты замужем за таким негодяем, как Грэкхэм?
— Потише! — зашипела на неё подруга. — Еще не хватает, что кто-нибудь услышит, как ты отзываешься о хозяине этого замка.
— И ты тоже потише, — еле слышно зашептала Тамрэта. — Если кто-то услышит, что ты можешь разговаривать, то это будет не меньшей проблемой.
— Интересно, как такая приятная женщина могла оказаться в этом вертепе? — продолжала мыслить вслух Элизабет.
— Скорее всего, у неё не было выбора, — предположила Тамрэта.
— Выбор есть всегда, — возмутилась Элизабет.
— Ну ты же влюбилась в Джека! Может, точно так же она когда-то влюбилась в его отца. Любовь зла, — полюбишь и козла.
— Ну, про «козла» ты, конечно, зря, — вмешалась Лори. — Здесь и у стен есть уши.
— Если так, то мы пропали. Однако если бы нас подслушивали, то уже после первого моего замечания по поводу Грэкхэма, нас бы уже испепелили, — здраво рассудила Тамрэта.
— Где, интересно, Джек? — задумчиво произнесла Элизабет и оглянулась, как будто Джек должен был находиться именно в этой комнате.
— Что, сердечко ноет? — не смогла промолчать Лори.
— Я и не думала, что он до сих пор мне так дорог. Увидев его на портрете, я почувствовала и радость, и волнение, — призналась Элизабет.
— Ничего, скоро увидишь его рядом с папочкой и братиком, — без какого либо почтения к Повелителю Зла сказала Тамрэта. — Милая семейка! Кстати, братья очень красивы, но мало похожи друг на друга.
— Я знаю, — еле слышно ответила Элизабет и вновь посмотрела на портрет матери Джека. Красивая женщина печально смотрела на нее, как будто хотела что-то рассказать.
— Я сказала, что они красивые, но не похожие, ни потому, что ты этого не знаешь, а потому что сама удивляюсь этому. Даже не верится, что у злобного Грэкхэма могут быть красивые дети. Хотя, конечно, на мать они похожи оба, а она очень красива. Правда, отца мы еще не видели. Вдруг, он тоже красив?
— А где, интересно те, с кем нам придется делить комнату? — сменила тему Лиз.
— Наверно уже танцуют, — предположила Тамрэта.
— Кстати, очень хотела спросить, зачем ты мне дала такое необычное и интересное имя — Тэолана?
— Чего в нем интересного? Мою подругу на Острове звали так. И это было единственное, что мне пришло в голову. Не могла же я на вопрос «как тебя зовут», ответить, что сейчас спрошу у тебя, или быстро что-то придумаю, — смеясь, ответила Тамрэта.
