потом, как особу, которая слишком много знала.
Но нет. Кому ты врешь, Марго?
Не бросишь ты этого… чудика с сотами вместо лица, который собирал твои цифрографии, а теперь так трогательно спеленат зелеными макаронами и при этом светит в потолок, как фонарь.
Пока не узнаешь, что происходит на самом деле, и пока не будешь уверена, что сам он не будет умирать здесь в полном одиночестве.
Я решительно двинулась к выходу. Чувствовала себя так, словно попала в чей-то дурной розыгрыш, и все время казалось, что сейчас мне крикнут «вас снимают на камеру!».
И в тот момент, когда уже выходила в коридор, имплант мигнул новым сообщением: «Не уходи, пожалуйста».
– Когда придешь в чувство, я тебя придушу лично, – пробормотала я. – Можно мне хотя бы в туалет?
* * *
Он очнулся через несколько часов. Я все это время тихо сидела рядом на полу, скрестив ноги, и практически ни о чем не думала – устала думать, предполагать, догадываться…
К тому времени «кровать» почему-то полностью съела его одежду, да еще и покрыла тело толстым слоем прозрачной слизи. Я видела мелко подрагивающую руку Аэдо, торчащую из-под покрова зеленых стебельков: она походила на нечто обильно покрытое кондитерской зеркальной глазурью. Даже смотреть на это было жутковато, возникали весьма нехорошие ассоциации с консервацией мертвого тела. Но он все еще дышал, и слепящий свет, как мне казалось, начал гаснуть, из белого переходя в лимонно-желтый.
А потом мне пришло сообщение: «Спасибо».
Я ответила вслух:
– Не за что. Очень жаль, что у меня при себе нет плазменной винтовки, медиум, потому что мне очень хочется услышать ответы на некоторые вопросы.
«Понимаю».
– Да что ты понимаешь? – Я подлила в голос яда. – Это не тебя насильно отдали непонятно кому, кто прячется под странной маской и черным балахоном. Кто к тому же следил за тобой несколько лет. Эти цифрографии, Аэдо! Какого черта? Что я должна думать? Что ты – психопат, повернутый на мне?
Выпалив все это на одном дыхании, я притихла, ожидая ответа. Его не было долго, как будто сформировать сообщение и отправить по сети казалось для Аэдо непосильной задачей.
«Я увидел тебя впервые, когда обрабатывал поток данных с даториума», – написал медиум.
– И-и?
«И мне захотелось, чтобы ты была рядом».
– Ты мне солгал, – веско сказала я, – ты говорил, что хотел меня спасти. А оказывается, ты просто хотел меня для себя, о чем говорят все эти картинки. Ты – слишком человек, чтобы быть каким-то там девиранином, Аэдо. И лицо у тебя есть, самое что ни на есть человеческое. И знаешь, не надо мне больше рассказывать о том, что тебя не было до того, как вас всех создал Верховный стор.
«Это так… и не так».
– Ну тогда изволь пояснить, – хмыкнула я и даже сложила руки на груди.
Очень странные эмоции одолевали. С одной стороны – да, я была зла на него. И даже боялась, потому что все эти картинки на стене не есть признак психического здоровья индивида. Но злость оказалась изрядно разбавленной этаким холодным сарказмом, а страх гасило воспоминание о том, как Аэдо гладил меня по плечам, успокаивая, и как безупречно-благородно вел себя по отношению ко мне все то время, когда мы, по сути, были совершенно одни на корабле.
Да он мог творить со мной все, что душе угодно. Но не сделал ничего дурного.
Хотя… кто знает, какие планы засели в этой искалеченной голове?
«Меня в самом деле не было до того, как Верховный стор меня создал».
– Да ладно! Вот так прямо и поверила!
«Я не помню ничего до того, как был создан».
– А вот это уже более точный ответ, – пробормотала я, внезапно задумавшись о возможностях Верховного стора чистить человеческие мозги и использовать их именно так, как ему было нужно.
«Я бы никогда не причинил тебе вреда».
Это было последним сообщением от медиума, после чего воцарилась пустота и тишина.
Я посмотрела на большую мужскую руку в толстом слое глазури. Интересно, зачем это? Возможно, именно так корабль его лечит?
И тут я ощутила укол стыда. Аэдо едва не умер, в конце концов, а я тут занята выяснением отношений. Хотя, конечно, нельзя сказать, что я неправа: если я не позабочусь о себе, то кто?
– Что с тобой сделали? Те, что прилетали? – спросила хрипло.
Медиум долго не отвечал, так что я даже поднялась на ноги, подошла к нему. Привычным было бы заглянуть в лицо, но… взгляд в который раз уперся в рисунок сот по тьме. И еще мне показалось, что зеленых щупов, укрывавших тело Аэдо, стало меньше: теперь сквозь частые просветы проглядывала бледная кожа и белесые бугорки шрамов.
«Верховному стору не понравилось, что я заключил брак по законам Альянса, – побежали торопливые, как будто сбивчивые строки. – Я сказал ему, что ты погибла, но он, похоже, не поверил. И при содействии воинов наказал известным ему способом».
– Ты так и не ответил, что это было…
«Мои вычислительные ресурсы были заняты практически на сто процентов. Обычно этого не бывает, поскольку это не полезно для организма медиума и… больно».
Я вздохнула. Если судить с точки зрения здравого смысла, медиум Аэдо творил какую-то совершенно нерациональную чепуху: собирал цифрографии незнакомой женщины, потом ее спасал в ущерб самому себе, а потом… вся эта история, похоже, зашла в тупик.
– Если ты сделал меня несуществующей для вашего стора, то точно так же придется сделать меня несуществующей и для Альянса, – сказала я, – потому что если я всплыву где-то в информационных базах Альянса, то рано или поздно новости дойдут до Верховного стора, и тогда он будет знать, что ты ему лгал, и накажет еще строже, если не убьет. Что ты будешь с этим делать, Аэдо? Что мы будем теперь делать? Ведь если ты объявишь Альянсу о том, что я умерла, не это ли будет информационным поводом для расторжения всех соглашений? И Верховный стор… опять будет недоволен, потому что он получает за информацию вполне определенное вознаграждение в виде чистого углерода.
Я помолчала и добавила с горечью:
– Наверное, не надо было тебе меня спасать. Столько суеты, а результат все тот же. Тупик.
Аэдо вдруг зашевелился на своем ложе. Щупы с громким хлюпающим звуком втянулись обратно в кровать, и медиум очень медленно, сперва опершись на локоть, кое-как сел. Я торопливо отвернулась. Не то чтобы слишком стеснялась – но, возможно, ему неловко быть передо мной не просто голым, а еще и в совершенно мерзкой слизи.
«Похоже, единственный способ что-то исправить – это исчезнуть нам обоим. Но для меня это невозможно».
И пока я пыталась осмыслить сказанное, Аэдо тяжело прошлепал за
