— Ты увидел все, что нужно. Когда ты стоишь перед замком матери, можешь выбрать, куда идти: зайти внутрь, пойти к себе или пойти к сестре, а может быть, пойти со мной гулять по этой тропинке. У тебя есть выбор, и он зависит лишь от твоего желания.
— Хочешь сказать, люди не хотят идти по правильному пути?
— Другого объяснения нет. Страхи, неуверенность и лень — лишь отговорки людей, желающих прожигать жизнь, ничего не отдавая взамен.
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказал озадаченный Эон. — Если путь создаете вы, то откуда другие пути берутся?
— Мы пишем не один путь, а множество. Таков замысел — дать выбор.
Эон еще долго не мог осмыслить сказанное Рейтом. Теперь было совсем непонятно, что́ его мать нашла в людях и почему они ей так дороги. Его бедная сестра Харт доходит до полного безумия в своей сути ради этих живых существ. Ничего. Остался один цикл, и Эон войдет в полное владение собой и своей душой, и тогда матери придется прислушаться к его мнению и желаниям.
Мы сидели в гостиной загородного дома на разных концах дивана. Павел читал документы, а я находила в интернете забавные видео или картинки и показывала ему. Украдкой всматриваясь в черты его лица, радовалась, что не поймана с поличным.
— Хочешь поехать со мной в Новосибирск? — неожиданно предложил он.
— Не уверена… — удивленно протянула я, сбитая с толку.
— Есть причина твоей неуверенности? — Павел отложил документы и посмотрел на меня.
— Нет… — я похвалила себя за честность.
— Значит, поедем вместе, послезавтра. — Он взял сотовый и стал писать сообщение.
— Ты что? Я не могу, у меня работа. Меня уволят за такие частые поездки.
— Я тебя к себе возьму, — улыбнулся он.
— Спасибо, не надо, — возразила я с нажимом.
— Ладно. Не кипятись!
Павел набрал номер и приложил мобильный к уху.
— Алло! Ольга Сергеевна, добрый вечер. Коноваров беспокоит. Я получил Ваше письмо и хочу предложить попробовать следующий вариант совместной работы на месторождении: Вы отправляете со мной в командировку вашего финансиста, чтобы совместно с моими коллегами они просчитали интересующие вопросы, а по приезде будем выходить на финальные переговоры. Что скажете?
Я смотрела на него расширившимися от удивления глазами.
— Мне совсем не нужен руководитель, мне нужен трудяга, который будет сводить данные и строить расчеты. Остальное мы уже будем обсуждать с Вами.
Я всей своей мимикой показывала, что ненавижу его за то, что он обозвал меня трудягой, причем простой.
— Отлично. Если Вы решили направить Аллу Громову, я не против. Главное, чтобы работала хорошо. Послезавтра она должна быть готова к вылету. Всего доброго.
— Ну ты и манипулятор! — в шутку накинулась я на него.
— Ты переживала по поводу работы, и я уладил вопрос. Так что проведешь пару недель в Новосибирске с голодными комарами. — Павел вернулся к своим документам.
— Ненавижу комаров, — скривилась я.
— А они тебя полюбят.
Поехать с ним в Новосибирск хотелось очень. Но и толика страха присутствовала. Ведь там жили его родители, а от взрослых людей сложно скрывать свои чувства. И все же я пребывала в каком-то странном восторге, словно мазохизм стал моим вторым «я».
Павел уснул на софе, прислонив голову к спинке. У меня возникло непреодолимое желание поцеловать его. Наваждение, помешательство — не знаю. Только удержать себя не могла. Осторожно подползла к нему на коленях по дивану и прикоснулась своими губами к его. И чуть не потеряла себя, так сладко это было. Желанно до внутренней истерии.
Секунда… и его глаза распахнулись. В них виделись горные вершины, покрытые снегом, и золотистые лучи солнца, ласкающие их. Все было живым, дышало… Даже чувствовалась свежесть ветра, гуляющего между склонами. Паша обнял меня и посадил к себе на колени. Я растворялась в его взгляде, как в первую нашу встречу. Он лишал воли и силы, оставляя лишь безграничную любовь.
Дальше все происходило как в тумане. Страсть нарастала, мы оба становились требовательнее друг к другу, ненасытнее. Половина одежды растерялась по пути в спальню, и поток нежных слов был заглушен поцелуями. Лишь когда раздался слабый щелчок закрывающейся двери, я очнулась.
— Стой! Паша! Нет! — Я уперлась ладонями в его грудь.
Он отпустил меня, приводя свои мысли в порядок. Я видела его досаду, непонимание и замешательство.
— Прости… — Я закрылась руками и побежала искать свои вещи.
Он догнал меня в коридоре и резко развернул к себе.
— Может, пора поговорить? — он был серьезен.
— Не надо… — Я пыталась надеть кофту, пряча от него глаза.
— Алла, за что ты постоянно извиняешься?
От его вопроса у меня подкосились ноги. Прикусила нижнюю губу, совершенно не зная, что мне ответить. Внутри еще бушевала страсть, чувствовала вкус его губ, нежность рук… Помнила, как он выдохнул: «Боже, как я соскучился по тебе», как смотрел на меня глазами, полными нежности, возбуждения… безумия.
— Не надо… Прошу тебя, — прошептала я.
— Ответь мне. Ты думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? По-твоему, я слепой? Думаешь, я не понимаю, почему у тебя каждое утро красные глаза?
— Пожалуйста, остановись.
Он искал в моих глазах ответа, не давая мне опускать голову. Мои руки тряслись, гул в голове нарастал…
— Скажи мне! — он впервые повысил на меня голос.
— Что я должна тебе сказать?! — Слезы застилали мне глаза. Я не выдержала. Почти кричала, стараясь вырвать из себя накопившуюся боль. — Что я люблю тебя больше жизни?! Что я готова быть кем угодно, только бы рядом с тобой?! Что я готова пройти любой ад, только бы не говорить тебе, что переспала с другим мужчиной?!
— Что? — Он медленно отпустил меня. Недоверие сменялось злостью, и вот я увидела разочарование и брезгливость в его глазах.
Не в силах больше ни секунды находиться с ним, я побежала к выходу. Накинула кофту, не помню, как обулась, а из груди рвались рыдания, мешавшие мне вдохнуть. Бежала и сама не знала куда. Стало все равно, что будет со мной, главное — забыть этот взгляд, забыть его, забыть все!
Очнулась, когда услышала лай собаки и почувствовала, как Морз лижет мне руки и лицо. Не понимала, почему лежу на земле, вечер сейчас или ночь.
— Дура! — Павел взял меня на руки и куда-то понес. — Еще несколько шагов, и ты бы свалилась в котлован, полный железной арматуры!
Я уткнулась Павлу в плечо, чувствуя, как новая волна слез готова захлестнуть меня с головой. Он поставил меня на ноги, лишь когда мы вошли в холл дома.
— Батюшки! — всплеснула руками Надежда Ивановна. — Что случилось? Павлик?!
— Теть Надь, набери ванну в ее комнате и принеси аптечку.
— Ты мне не командуй! Иди сам набери ванну, а я тут справлюсь, — ругалась на него воинственная и перепуганная домоправительница.
Когда он ушел, мне стало легче.
— Пойдем в комнату, — ласково сказала Надежда Ивановна и, направляя меня за плечи, пошла рядом. — Что ж ты делаешь, дуреха…
Послушно снимая с себя грязную одежду, я боялась смотреть на все понимающую женщину, испытывая кошмарный стыд. Колени оказались ободраны до крови, как и ладони. Только погрузившись в теплую воду, я почувствовала, как сильно ноют пораненные ноги и руки. Поморщившись, попыталась встать, но не тут-то было.
— Так не пойдет! — возмутилась Надежда Ивановна. — Давай-ка назад. Надо всю эту грязь убрать.
— Больно, — пожаловалась я. — Лучше под душ.
— Ой, горе ты мое луковое! Ну давай под душ. Я пойду тебе принесу что-нибудь из одежды.
Стоя под струями воды, я вспоминала лучшие моменты, проведенные с Павлом. Зачем люди так делают? Зачем бередить раны, не давая им даже слегка затянуться? Больше не было надежд, остались лишь мгновения из моей небольшой коробочки с огромным счастьем. Теперь я знала точно, что со слезами боль не выходит. Нет. Слезы опустошают и выматывают душу, оголяют ее, а боль остается. В такие моменты становишься особенно уязвимой ко всему, и защитить свой внутренний мир ты не в состоянии.
