всё также. Или считаешь, что аптекарь обменивает лекарство на мясо?
— Конечно не считаю, — фыркнула мама. — Но это город. Там лавок много, в любую иди. А тут? А ну как откажутся люди продавать нам еду? Что тогда?
— Могут, — согласилась я. — Но во-первых, у нас есть припасы на пару месяцев, с голода не умрем. Во-вторых, мы тоже можем отказаться лечить. Пусть лекаря ждут.
— Как это отказаться лечить? Да я же только угрожала!
— А я — нет, — резко ответила я. — Я даже не пытаюсь пугать людей. Да и ярмарка два раза в год не то, что надо, чтобы заработать. Тем более, травы стоят намного дешевле лекарств, которые мы из неё готовим.
— Да чтоб тебя! — возмутилась мама, сдаваясь. — Делай, что хочешь. Чую, до добра это не доведёт.
Я не ответила. Лишь плечами пожала. В глубине души чувствовала, что права. Ну вот никак иначе!
После лечения мальчонки прошёл уже месяц. К нам заходили за грудными сборами, мазями, злились, что теперь медяшки платить, но платили, потому что жизнь дороже.
Покупать пока ничего не требовалось. Мяса лысых куриц вполне достаточно, сала кастрюля, овощи ещё наши остались. Да и крупы вдоволь.
Не знаю, может и начнут нам отказывать, или заломят слишком высокие цены. Но я надеюсь, что в этой клоаке безумия найдётся хоть один человек, который понимает, что это прекрасный подход к делу.
Владимир к нам не заходил. Видимо, мужчина обиделся, что я не позволила себя проводить. Идти к нему, спрашивать? Не хочу. Если захочет услышать ответ, придёт сам. Нет, я безумна благодарна за поддержку, но заставить себя любить, быть рядом. Не хочу.
— Ну что, готова? — спросила мама, выходя из своей комнаты.
— Вполне, — улыбнувшись, я кивнула.
Помахав дочери и маме, я выскользнула во двор.
Клавдия живёт через три дома от нас. Обычная бабуля, которой периодически требуется массаж и согревающий отвар, которым следует натирать спину. Это даже не лечение, а так, временное обезбаливающее.
Как говорит мама: “От старости лекарств ещё не придумали.” Так она говорит по утрам, когда пьёт укрепляющую настойку. На мои предложения отправить за лекарем, игнорирует. Лишь смеётся и говорит, что сама знает в чём причина. А я нет… И стараюсь сама идти лечить больных, а её оставлять дома, побольше отдыхать, пока есть возможность. Скоро весна и силы потребуются. Вот и в этот раз я ушла одна. Правда сегодня мне даже уговаривать не пришлось. Мама сама предложила сходить одной, пока она готовит обед. Я бы осталась дома, слишком мне не понравилась та лёгкость, с которой меня отпустили спустя месяца уговоров и препирательств, но причина ухода банальна донельзя. Нужны деньги. У нас уже скопилось около сотни медяшек. Для деревни это достаточно много, а вот для города…
Мама ещё не знает, что весной я её заберу отсюда. Как только дорога просохнет, мы уедем. А для этого нам нужны деньги и очень много. Оставлять маму здесь не хотелось бы.
Тёть Клава, как я привыкла называть женщину, встретила меня охами и в скрюченном положении.
— Неужто опять сами вёдра с молоком носили? — скрестив руки на груди, поинтересовалась я.
— Да я же не много! По половинке ведёрочка всего! — принялась оправдываться женщина, думая, что я злюсь или ругаюсь.
— Раздевайтесь и ложитесь на живот, — со вздохом отозвалась я. Ну а что с ней ещё делать? Сколько раз говорила, ну нельзя ей носить тяжести, со спиной совсем беда! А Ей всё равно. Послушает, покивает, три дня лежит, мазью мажется. А как боль отпустит, так сразу к любимой Маруське! И ведь без тёть Клавы коровка не сдохнет, потому как сын с матерью живёт, да невестка, которая и делает основные дела по дому.
Но как только сын с невесткой за порог, тёть Клава тут же бежит к любимице в сарай. В последний раз сын грозился корову на мясо пустить, так началось такое!
В общем, слушать оправдания старушки не хотелось. Итак всё знаю, да помочь могу только временно. За три серебрушки прихожу раз в три дня, делаю массаж, оставляю лекарства. Остальное не в моих силах.
Вымыв руки, я пожелала тёть Клаве здоровья, ещё раз напомнила про запрет носить тяжести, попрощалась с ней и вышла из дома.
Чтобы нос к носу столкнуться с Владимиром.
Мужчина однозначно ждал именно меня, потому что как только я вышла, тут же сделал шаг ко мне.
— Здравствуй, Арника.
— Здравствуй, — легко поздоровалась я в ответ.
— Я поговорить с тобой хотел. Как-то дел много навалилось последнее время, а вот сейчас…
— Обязательно поговорим, — улыбнулась я. — Только не думаю, что это стоит делать посреди улицы. Приходи вечером, поговорим.
— Да, ты права, — кивнул староста. — Тебя проводить?
— Нет, не надо, — отказалась я.
— Слухи будут, я понял, — Владимиру было неприятно слышать мои отказы. Это видно…
Но ведь если я дам призрачный шанс, а потом откажу, разве не будет больнее? Будет, и ещё как.
Я обошла мужчину и направилась в сторону дома. Теперь мне надо поговорить с мамой. В очередной раз начать убеждать её, что староста мне не пара, да и защита не нужна. Сама справлюсь.
Я ожидала спора с мамой. Ожидала её возмущений или просьб подумать ещё, но… Наткнулась на пристальный взгляд и лёгкий кивок.
— Раз ты решила, лезть не буду.
Меня должна была насторожить смена поведения, но я не придала этому значения. Всякое бывает. Может она поняла, что меня не переубедить, а может поняла, что так правильней. В любом случае, я спокойно дождалась Владимира, предложила ему чашку чая, и даже вполне спокойно приняла небольшой подарок в виде баночки мёда.
Сам разговор не клеился. Я даже не отрицаю, что из-за меня. Я уважаю мужчину, уважаю то, что он делает. Но быть в его жизни не хочу. И помогать не хочу, даже если это просто начало разговора.
Характер испортился, что ли… Или устала быть удобной? Сначала родителям, потом мужу…И если первые два пункта вполне обоснованны, то староста для меня совершенно посторонний человек, с какого перепугу я должна быть удобна ему?
— Арника, я…, - начал он и замолчал.
Молчала и я. Вкусный чай, с липой. Сама собирала и сушила.
— Почему ты молчишь? — раздражённо спросил мужчина, хмурясь.
— Мне нечего вам сказать, — я пожала плечами и отставила кружку.
— В городе ты была согласна на ухаживания, а сейчас избегаешь.
— Я изменила своё решение, — мягко ответила я.
— Но, почему? Что
