это теплое чувство разливалось по моему животу, в то же время моя голова была легкой.
Что-то вроде бабочек взрывается у меня в животе, и мне приходится смотреть в потолок, пока он моет внутреннюю часть моего бедра, не отрывая взгляда от моего лона.
Я опускаю руку, чтобы обхватить себя так же, как он держался от меня, и он смотрит на меня, медленно поднимаясь, чтобы встать.
Протягивая мне мочалку, он кажется осознает тот факт, что мне так же неудобно, как и тогда когда я мыла его там прошлой ночью.
Тем не менее, жест милый и я заставляю себя улыбнуться.
— Спасибо тебе, Шесть.
Склонив голову, он закрывает дверь душа, и через искаженное матовое стекло я наблюдаю, как он выходит из ванной. Как только мои волосы вымыты и завернуты в полотенце, я надеваю чистую одежду и войдя в свою спальню, нахожу ее пустой.
Заглянув в папину комнату и убедившись, что он не рискнул туда зайти, я спускаюсь на кухню.
Во второй раз за сегодняшний день мое сердце подскакивает к горлу. Мои мышцы напрягаются, и меня охватывает паралич.
Папа стоит прямо на кухне с высоко поднятым дробовиком, а на деловом конце ее Шестой стоит в ожидании неминуемого выстрела.
Dani
Мужчина кричит его конечности растянуты в четырех направлениях из-за ограничений. Его грудная клетка едва удерживается полупрозрачной кожей, туго натянутой на кости, покрытой красноречивыми язвами, которые я уже записала. Удивительно, что два месяца в этом месте делают с разумом. Я больше не воспринимаю их как людей. Я не пытаюсь запомнить их номера. Каждый день приносят новые, требующие измерений, фотографий и наконец, операции. Я фотографирую внутреннюю часть его рта, приоткрытого металлическим кляпом, который не дает им кусаться.
Его горло дергается от крика и рычания, но я продолжаю. Чем быстрее мы закончим это, тем быстрее я смогу увидеть своего брата.
За последний месяц Абелю стало немного лучше. Не настолько, чтобы вызвать подозрения, но достаточно чтобы я не волновалась так сильно, как раньше. Он даже начал играть с некоторыми другими детьми во дворе во время наших визитов. Я познакомился с его лучшим другом Сэмми, мальчиком чуть младше Абеля, который любит врезаться во все головой вперед. На Абеле все еще видны синяки, которые как я предполагаю, были побоями, но он не оказался здесь, и это то на чем я сейчас сосредоточена.
Всегда хорошее, никогда плохое.
Доктор Фалькенрат, одетый по полной программе, входит в хирургический кабинет, а я ставлю камеру, готовясь снимать измерения и образцы.
— Вся документация завершена? спрашивает он, разглаживая руки поверх перчаток.
— Да, сэр.
— Прекрати это дерьмо с сэром. Зови меня Джозеф. Он говорил мне это несколько раз, но я не могу заставить себя называть его так. Иногда я буду называть его Доктор Ф, но никогда Джозеф. Он слишком дружелюбный, а у меня здесь нет друзей.
Этот человек сохранил мне жизнь, когда большинство мальчиков из моего улья перенесли позднюю стадию болезни. Я благодарна, что это единственные случай которые я вижу здесь. Мне легче смотреть, как они умирают, зная что для них нет надежды.
По крайней мере, пока.
Доктор Ф. считает, что он близок к репликации антител против Драги, но белки продолжают меняться. Это единственная часть этого ада, которая отталкивает чувство вины, которое я ношу как вторую кожу. Свет в конце очень темного и пугающего туннеля. Он говорит, что когда-нибудь этих мальчиков вылечат, а не разорвут на части.
Так что я продолжаю.
Он, как обычно приступает к работе над пациентом, срезая и делая паузы чтобы спокойно понаблюдать или собрать образец, на который я должна наклеить ярлык и сделать пометки. В перерывах я рисую в блокноте ромбовидные фигуры, чтобы скоротать время.
— Доктор, почему они не едят зараженных? Это вопрос, который я пыталась задать в заметках и кратких беседах с ним, но все еще не могу найти ответа.
Наклонившись вперед, он проводит скальпелем короткими аккуратными линиями по существующему шраму в подмышечной впадине пациента. Я узнала что именно здесь он извлекает лимфатические узлы.
— Они едят. Ты как и все второе поколение являетесь носителями болезни, и они наверняка съели бы тебя, если бы дали шанс. Но у тебя нет третьей стадии, и вот тогда происходит нечто действительно замечательное.
— Что?
— Возможно, единственный известный на данный момент источник иммунитета.
Слова, которые когда-то были совершенно другим языком, стали постоянной частью моего словарного запаса, и его ответ вызывает еще больше вопросов.
— Как?
Он весело фыркает, но не потрудился обернуться.
— Ты выросла и стала довольно любопытной маленькой кошечкой. Ну, на первой стадии ты не испытываешь ничего, кроме обычной простуды. Кашель. Чихание. Лихорадка. Вы могли бы нормально функционировать и даже не привлекать к себе особого внимания. Вторая стадия — это когда организм переполняет ваше тело. Вы слабы и сбиты с толку, температура поднимается до опасного уровня. На последней части этой стадии он поражает мозг. Как только это произойдет, надежды вообще не останется. Однако организм вырабатывает феромон, который выделяется потовыми железами в воздух вокруг вас. Это говорит другим, что вы один из них, и вам следует держаться подальше.
Еще один вопрос вот уже несколько недель не дает мне покоя.
— Что … что такое… проект Альфа?
Он делает паузу, чтобы оглянуться на меня, затем возвращается к нарезке.
— Где ты это услышала?
— Один из мальчиков в столовой. Я подслушал это. Они сказали, что некоторых мальчиков забрали и отправили в проект Альфа.
— Феромоны, которые я описал, очень мощные. Существует один штамм, правда, довольно редкий, которому не требуется заражение третьей стадией, чтобы держать их подальше. Он вырабатывается у самцов второго поколения, которые как считается являются предками коренных жителей, у которых организм был первоначально собран.
— Они не болеют?
— Они могут. Болезнь остается дремлющей в вашем поколении, но ее можно вызвать. Реактивироваться. Однако мы не определили, что ее активирует. Укусы Рейтеров, конечно. Но в отсутствие этого это кажется случайным.
— Так вот почему мы здесь? Почему вы берете только мальчиков?
— Да.
— Мальчики … они сказали, что в блоке S они заморочили себе голову. Что это значит?
— Как я уже сказал, мы не обнаружили, что вызывает заболевание у этих особых субъектов. Врачи в блоке S ввели ряд психических и физических стимуляторов. Он прочищает горло, и я замечаю движение его плеч под костюмом.
— Больше никаких вопросов.
Мы погрузились в его дискомфорт, в ту часть этого места, которая выбивает его из колеи — ту самую часть, которая удерживает его от того, чтобы отвезти тела в морг.
— Да, сэр.
Когда мы наконец заканчиваем, он накрывает пациента простыней, чтобы отправить его в мусоросжигательную печь.
— Прежде чем ты уберешь его, пойдем со мной.
Следуя по пятам за доктором Ф., я
