Но первый тревожный «звоночек» прозвучал для меня, когда я еще даже близко не подошла к главному коридору. Пересекая автомобильную стоянку, я заметила, как Кэти Гуд — популярная десятиклассница, сидящая в третьем ярусе столиков кафе — украдкой оглядевшись, стянула с левой руки повязку с моим именем и бросила ее.
Тонкую ткань подхватил и протащил по асфальту ветерок, пока она не зацепилась о неровный камень у моих ног. «Покойся с миром, Алона Дэа», — прочитала я надпись на ней.
— Эй! — гневно крикнула я ей, но, конечно же, Кэти и глазом не моргнула, не слыша моего несуществующего для нее голоса. Ладно. Пусть она будет единственной чудилой без черной повязки на руке. При таком раскладе ей никогда не заполучить место за «столовой ямой».
Вот только проследив за Кэти взглядом и понаблюдав за тем, как она встречается с группкой своих тупых друзей, я осознала, что ни у кого из них нет на руке траурной повязки. Как и у кучки музыкальных фанатиков (четвертый ярус столов — лучше, чем у математических ботанов, но хуже, чем у научных — эти вечно могут придумать что-то эдакое), стоящих позади дружков Кэти.
Мое сердце учащенно забилось, и на затылке выступил холодный пот. Что-то для мертвой я слишком много «чувствовала», и охватывающее меня сейчас чувство было всепоглощающим ужасом.
Я крутанулась на месте — непривычно тихо на покрытой гравием парковке, чтобы увидеть: нет… ни один человек в зоне моего поля зрения не надел символ скорби, которую так яро все выказывали вчера. Как это возможно?
Позабыв о своем желании оставаться спокойной и хладнокровной, я бросилась ко входу в школу и к Кругу.
Три деревянные скамьи, приобретенные на пожертвования бывших выпускников и поставленные в форме буквы «U» вокруг флагштока — территория моих друзей. Все тот же «первый ярус». Популярные ребята отдыхали и бездельничали здесь большую часть времени, возложив получение профессиональных знаний на подающих надежды младшеклассников.
Скамьи были натерты до блеска сотнями идеальных задниц — таких, как у Бена Роджерса, а флагшток стал молчаливым свидетелем сотен свиданий и встреч. Все они проходили прямо перед зданием администрации, и нам это позволялось. Мы были «хорошими ребятами». Окажись на нашем месте кто другой, и ему тут же бы влетело. Я не говорю, что это честно, просто так обстоят дела. И все это знают.
Я примчалась к Кругу чуть запыхавшись (да-да, я знаю, я мертва, но все же…), времени до звонка осталось всего ничего. Было непросто продираться сквозь толпы неторопливо идущих к школе учеников. До этого я и не задумывалась о том, как удобно, когда все тебя узнают и расходятся, уступая дорогу. Как жаль, что все это в прошлом.
Став старшеклассниками, мы и места на скамьях распределили согласно рейтингу. Мои друзья уже заняли свои места. Бен Роджерс растянулся во весь рост на ближней к парковке скамье в окружении девчонок, претендующих на роль его будущих «наложниц». Им лишь винограда не хватало, чтобы кормить его с рук, да этих здоровенных египетских опахал.
Никакой наручной повязки поверх спортивной куртки он не надел, но он и вчера был без нее.
Пройдя мимо будущих любимец Бена, я нашла Эшли, Дженнифер и Лиэн Вайтэкер — еще одну чирлидершу, устроившимися рядом с флагштоком и обменивающимися смс-ками с презрительной критикой «черни», расхаживающей в джинсах от Таргет и футболках неизвестных фирм.
У них тоже не было повязок.
Меня затошнило, и, подавив рвотный позыв, я огляделась в поисках блестящей черной шевелюры моей лучшей подружки на веки вечные и сокапитана в группе поддержки — Мисти Эванс.
Через бесконечно долгое мгновение, в течение которого мое сердце остановилось бы наверное, если бы этого уже не произошло, я увидела ее на дальней от меня скамейке. Мисти загораживала Лиэн, так что мне видны были лишь ее левое плечо и затылок. Она говорила с кем-то, и ее косичка подпрыгивала в такт движениям головы. Но и этого было достаточно, потому что на предплечье ее левой руки виднелась знакомая черная повязка с розовыми буквами.
С улыбкой облегчения я пошла к ней. Осторожно обогнула Майлза Стивенса, снующего туда-сюда от Бена к Лиэн (по какой-то неизвестной всем причине они отказывались друг с другом говорить) и уклонилась от Эшли с Дженнифер, которые вскочили и с визгом прыгнули на колени Джеффа Паркера, чуть не разломав его гитару, в спешной попытке изобразить его восторженных поклонниц.
Эшли с Дженнифер были подружками с детского сада, все что только можно делали вместе и на весь год покупали похожую или хотя бы сочетающуюся цветами одежду. Все это смотрелось мило где-то до седьмого класса, но они считали это своей изюминкой и ни за что не хотели избавляться от дурацких привычек. Это одна из множества причин, по которой Лиэн зовет их Больными На Голову Близняшками. Прямо в лицо. И знаете, что они отвечают? «Да ну, мы ни капли не похожи». Ага, как же. Лиэн, конечно, сучка, но тут она права на все сто.
И, как оказалось, права она не только в отношении Больных На Голову Близняшек.
— Боже, Мисти такая шлюха. Труп Алоны еще остыть не успел, — сказала она Майлзу, когда я проходила мимо.
Я застыла при звуке своего имени. Стоило мне отвлечься, как Эшли — с Дженнифер по правую руку — пронеслась сквозь меня. Они провоцировали Джеффа, добиваясь того, чтобы он за ними погнался. От ощущения ее слишком твердого и теплого тела у меня перехватило дыхание и сжались внутренности. Но это не помешало мне услышать ответ Майлза:
— А чего ей остывать, она и при жизни была ледяной, — фыркнул он.
— Это точно, — ухмыльнулась Лиэн, и в уголках ее глаз образовались морщинки.
Я потрясенно уставилась на них. Никто из них раньше не говорил обо мне такого… во всяком случае, не в лицо. Ну ладно, от Лиэн еще можно было ожидать, что она говорит гадости у меня за спиной, но от Майлза? Да я сама привела его в Круг, когда он перевелся к нам в прошлом году. В нашей школе он был единственным чернокожим парнем-не-атлетом. Да он, блин, был членом шахматного клуба до того, как я его спасла! Не то чтобы я сделала это совсем бескорыстно, конечно. Он помогал мне с тригонометрией, и пока мы с ним общались, я обнаружила в нем способность делать едкие и ироничные замечания о любом человеке в нашей школе. Как оказалось, включая меня. Боже, что же еще он обо мне говорил?
— Неблагодарный ублюдок, — пораженно пробормотала я.
За прошедшие годы я так привыкла делиться с Мисти услышанным и узнанным, что сразу же поспешила к ней, но тут до меня дошли две вещи. Первая — Мисти не сможет меня услышать. Вторая — обмен гадостями обо мне между Лиэн и Майлзом начался как раз с оскорбления Мисти. Лиэн обозвала ее шлюхой, с чем Мисти не согласилась бы, несмотря на вереницу ее одно— и двухнедельных отношений с компанией парней из городского университета. Школьных парней Мисти считала недостойными ее.
