Он схватил факел и опустил в воду, его ноздри вспыхивали при шипении, плюясь паром и шумом, который погрузил бассейн в темноту. Сложив крылья, он пошел обратно в спальню. Был день, когда он сомкнул глаза, он обессилел. Кровати там не было. Он мог встать, а не валяться, так как долго спал. Проснувшись, он ощутил прилив крови к крыльям. Когда он спал, вес крыльев давил и душил его. Он вошел в нишу, выбитую в стене пещеры, которая была предназначена специального для него. Там он спал весь день и ночь, надеясь, что шторм утром прекратится, и первый луч солнца стрелой упадет дальше его карниза. Он закрыл глаза и сложил руки на широкой груди. Да, там он и остался бы, пока рассвет не коснулся его крыльев, прислушиваясь к дождю, становясь снова возбужденным.
Рианнон услышала песню сирены из своей каюты на нижней палубе бригантины Пегас. Капитан, тоже должен слышать это, с тех пор как пересекли бухту, отделенную заливом, звук преследовал их.
Рвущий ветер подгонял судно вперед в беззвездной, безлунной ночи, темной как грех.
Ракеты издавали чудовищный шум, но это меньше всего волновало Рианнон.
Она не видела своего отца уже много часов, и заперлась в каюте от первого помощника, Ральфа, который следовал с ней, с тех пор, как они покинули материк на рассвете. Что такого было в песне сирены, что делало мужчин сумасшедшими? Рианнон не знала. Она всегда думала, что легенды о красивых морских существах, соблазняющих моряков, это детские сказки… до сих пор.
Снаружи, навязчивая музыка становилась громче завывания ветра, и команда была околдована ею, с тех пор как начался шторм. Певица едва сдерживала гнев. Почему околдованные мужчины не могли услышать, гнев в голосе серены? Или только другая женщина могла это слышать?
Обстрел повторился вновь.
Рианнон пригнулась, от удара в дверь кулаком и первый помощник потребовал, чтобы она его впустила.
Если бы сирена перестала петь. На борту, как будто все сошли с ума, с тех пор, как началась ее жуткая музыка.
И корабль начало стремительно сносить на отмель к загадочному острову. Через иллюминатор Рианнон могла видеть часть моря и неба, которое казалось, пронзало возвышающиеся зазубренные скалы, словно волчья пасть.
Цепляясь за кровать одной рукой, она ощупала воздух вокруг себя, пытаясь дотянуться до своего плаща на крючке у стены, поскольку была в одной ночной сорочке. Плащ был вне досягаемости. Она не успела заплести свои длинные рыжие волосы, прежде чем началась песня сирены. Потеряв равновесие, плащ сорвался, и она пролетела несколько дюймов по полу, ударившись спиной.
Обстрел повторился снова. Содрогаясь дверь открылась, и пошатывающийся Ральф ввалился в каюту, капли дождя капали с его непромокаемого плаща.
— Маленькая дура! прорычал он.
— Вы хотите здесь умереть запертой?
Рианнон напряглась от его прикосновения к руке.
— Отпустите меня! — она взвизгнула.
— Где мой отец?
— Утонул, как и половина команды, когда мы пересекли отмель, ответил первый помощник. Капитан под чарами сирены. Мы никогда не будем это делать на мелководье.
— Вы пойдете со мной!
Его тяжелый, с похотливым желанием взгляд был прикован к ее грудям, с желтовато — коричневыми сосками, напрягшимся под тонкой тканью. Рианнон притворилась, что не замечает. Она чувствовала дрожь корпуса корабля под своими босыми ногами, так как оно задело скалы. Его волновало, только одно. Ее необходимо увести из этой каюты…, но не с ним.
— Подайте, мой плащ! крикнула она.
— Я не пойду по верхней палубе в таком виде!
Ральф ослабил свою хватку, чтобы дотянуться до плаща, но вместо того, чтобы накинуть его на плечи, она стукнула его по голове, ударила в пах, и выбежала из каюты, корабль снова ударило о скалы, упав на живот в циркулирующий вихрь. Это был роковой удар. Вода, хлынула от всюду. Судно простонало подобно женщине, поскольку оно умерло, ничего не осталось только завывание ветра и жалобные песни сирены.
Это не рассвет, разбудил Гидеона, спящего в алькове, а молния, прокалывающая вниз копьем, напоминая ему о другой молнии.
Бормоча строки присяги, он оставил альков, и пошел на берег, оценить ситуацию. До рассвета было еще несколько часов. Черный вулканический песок под его ногами походил на мрамор, особенно где дождь сбил его. Песню сирены было слышно, так далеко, где находился Павильон. Это был голос Мюриэл, который он слышал? Это был он, в голосе слышался гнев. Этой ночью, множество кораблей колыхалось на мелководье Аркуса. Саймону понадобится помощь. В такую ночь, как эта, Повелитель Воды благословил бы многих жертв. В таких случаях, обязанностью Гидеона, было следить за теми, кто, спася от кораблекрушения в морях и заливах, на предательских мелководьях. Это было одним из преимуществ его огромных крыльев, и одним из способов, которым он оправдывал свое скудное существование, как хранитель Темного Острова.
Он не вернулся бы назад к пещере за своими кожаными брюками. Они бы промокли, и только он остался бы сухим. Перспектива одеваться в мокрые брюки была неприемлема. Никто не остался бы сухим в таком водовороте. Он же не Саймон, Повелитель морей, для которого быть мокрым — естественно. Гидеон наслаждался своим комфортом, ибо ему и так мало, что разрешалось. Его кожа высыхала намного быстрее, чем брюки из кожи угря. Кроме того, было что-то чувственное в полете голым сквозь ветер и дождь.
Это трепало, его перья и взбудораживало, а наказывающий град, бичующий по его возбужденной плоти, продлевал экстаз, ему разрешили-то, что не вовлекало сладкую, готовую плоть женщины, или любой другой объект.
Он был проклят уединенным существованием. Будучи бессмертным и непроницаемым для молний, и оружия наблюдателей. Это причиняло сильную боль, но не убивало его.
Не долго думая он расправил свои крылья и взлетел вверх в язвительные осколки дождя, мгновенно возбудивших его. Горячий и твердый член трудно было игнорировать, но вид, который открылся его взгляду, как только он взлетел, было достаточно, чтобы соперничать с проклятием, которое держало его в постоянном возбуждении. Сейчас уже большинство кораблей были на дне. К рассвету они бы достигли Огненного Острова, лорда Вэйна. Если бы только песня сирены прекратилась, но она звучала все громче, и Гидеон чувствовал себя ответственным за это. Если бы он не разозлил Мюриэл, то драгоценные жизни, возможно, были бы сохранены. То, что это была молния наблюдателя, для сирены не имело значения. У Гидеона была совесть, и он все это видел, если бы не было этого проклятия, он опустил свою голову, никакого наблюдателя не было. Он был уже на Лесном Острове, и стал кружась спускаться ниже.
