— Сэм! — снова крикнула она.
Бегом вернувшись к домику, она взобралась наверх. Диванчик был сложен, всё в том виде, как они оставили, никаких следов, что кто-нибудь провёл здесь ночь. На тщательно отполированном дубовом полу не лежало никаких забытых вещей, ни его, ни её. Ничто не завалилось в угол, никаких признаков, что что-либо изменилось.
— Сэм? — прошептала она. — Вернись.
Но он не вернулся.
У Сары затряслись руки. Глубоко вздохнув, она заставила себя спуститься по лестнице, снова пройти по мосту, отпереть заднюю дверь и войти в дом. Она держала плечи расправленными, голову – гордо поднятой. И дышала медленно, размеренно.
Левой, правой. Вверх по ступенькам. Разбудить мальчиков. Я могу. Я должна.
Мне приснилось. Или привиделось. Цветы в гостиной – настоящие. Зола в урне – настоящая. Прошедшая ночь — не настоящая.
Следующие два месяца каждую ночь Сара переходила мостик, зная, что её последняя чудесная ночь с Сэмом была обманом ума, и вопреки всему надеясь, что это не обман. Надежда умирает последней.
И всё же она умерла.
Сара прекрасно помнила, когда это случилось.
— Вставай! — скомандовала она Джиму.
Тот свернулся под одеялом и засунул голову под подушку; наружу выглядывала лишь свесившаяся с одной стороны кровати голая ступня.
Майк вышел из ванной и заявил:
— Он не хочет идти сегодня в школу. И я не хочу.
— Нужно, — сказала Сара. — Вы знаете, что папа не хотел бы, чтобы вы заработали себе неприятности, прогуливая уроки.
И тут Майк посмотрел на неё, прищурившись:
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Я плохо сплю в последнее время, — призналась она.
— Мам, ты выглядишь… нездоровой. Тебе нужно побольше есть. И отдохнуть.
— Аппетита у меня тоже нет.
Однако дело было не только в этом. Проводив мальчиков на автобус, Сара снова встала на весы, надеясь увидеть цифры получше. Со дня смерти Сэма она потеряла восемнадцать фунтов, и не потому, что не ела. У неё постоянно кружилась голова, её мучила слабость, тошнило. Она не то что есть не могла, она и пила-то с трудом. Её постоянно клонило в сон. Низ живота болел и вздулся. Спина болела. Болело всё.
Сара пыталась убедить себя, что это она так горюет, но ей становилось всё хуже.
Поэтому она попросила назначить ей консультацию у доктора Грубера, и пришла на прием. Друг семьи, он наблюдал её с подросткового возраста. Видел, как они с Сэмом выросли. Приходил на похороны. У Сары были вполне определенные подозрения, что с ней не так, но он поможет ей решить, что же делать.
Бен Грубер посмотрел на неё поверх её карточки и спросил:
— Вы сказали Бет, что опасаетесь, нет ли у вас рака яичников?
Сара, сидевшая на смотровой кушетке, пока он просматривал записи, кивнула, не в силах произнести это вслух при враче.
— За два месяца вы потеряли в весе восемнадцать фунтов, — он покачал головой. — Нехорошо. Однако так случается после потери близких.
— Знаю. Я ем, просто не могу ничего удержать. Мой желудок с трудом принимает бульон.
— Как спите?
— Днём всё время. Ночью плохо, хотя очень устаю. Просто… Сэма нет, и ночью я всё слышу.
Она легла на кушетку, и доктор прослушал стетоскопом её сердце и лёгкие.
— И давно вы так себя чувствуете?
— С тех пор, как умер Сэм.
— Рвота и боль в животе начались тогда же? И вздутие?
— Нет, рвота и боль появились вскоре после похорон. Вздутый живот и необходимость часто ходить в туалет не так давно. Ой! — вскрикнула она, когда доктор нажал на низ живота. — А в последнее время становится всё хуже.
— Мы уже взяли кровь на анализ и проверим, нет ли онко-маркеров. Яичники у вас не увеличены, но я хочу сделать УЗИ матки. Она больше, чем следовало бы. Возможно, у вас миома. Они нередки у женщин вашего возраста, имеющих детей. И рак в вашей семье не встречался. – Доктор ободряюще улыбнулся. – Так что, Сара, не стоит предполагать худшее.
Она кивнула. Поиск в интернете болезней с подобными симптомами выдал единственное, что подошло: рак яичников или матки. Однако доктор Грубер прав. Легко предположить худшее, ставя себе диагноз с помощью интернета. Пусть врач скажет, в чём дело.
Бет, медсестра доктора Грубера, вошла, чтобы присутствовать при УЗИ. Сара поморщилась, когда её намазали холодным гелем, и принялась наблюдать за лицом врача, смотревшим в невидимый ей экран.
Бет стояла рядом.
— Расслабься, — сказала она. — И дыши.
Бет держала Сару за руку, но не сказала «всё будет хорошо».
«Потому что не будет», — подумала Сара. Они могут посмотреть на неё и увидеть, что что-то не так, что она умирает.
Поскольку экрана Сара не видела, она не отводила взгляда от лица доктора Грубера. И поэтому ей удалось заметить промелькнувшие шок и негодование, прежде чем ему удалось вернуть спокойное, нейтральное выражение — Сара подозревала, что врачи специально тренируют невозмутимый вид перед зеркалом, когда их никто не видит.
— Насколько всё плохо? — спросила она.
Не отводя глаз от экрана, доктор водил датчиком по низу живота, выписывая крохотные круги.
— Насколько плохо? — повторила Сара.
— Это не рак, — не глядя на неё, тихо сказал он. — И не фиброма.
— Ещё хуже? — прошептала Сара, перед глазами которой по-прежнему стояло давно исчезнувшее с лица доктора изумление. Что может быть хуже рака?
Он так и не посмотрел на неё, и у Сары перехватило дыхание. Вместо этого врач глядел в пол:
— Сара, вы беременны.
Она была так поражена, что громко рассмеялась, и врач, обернувшись, уставился на неё.
— Беременна? — Она потрясла головой. — Я хожу к вам уже двадцать лет, и в первый раз слышу, чтобы вы шутили.
Он не улыбался. И не смотрел ей в глаза .
— Подождите. Вы что, серьёзно? Вы думаете, я беременна?
— Я знаю, что вы беременны, — был ответ. — Я вижу бьющееся сердце. Ребёнка. Вы примерно на третьем месяце.
Держа одну руку неподвижно на животе Сары, другой рукой доктор Грубер осторожно повернул монитор так, чтобы она увидела экран. Сара знала без подсказок, на что смотреть. Она видела крошечное бьющееся сердечко, могла различить размытые контуры плода внутри себя.
Она беременна.
Доктор распечатал картинку с экрана, убрал датчик и выдал ей салфетку вытереть гель с живота.
— Спасибо, Бет, — сказал он.
Бет выпустила руку Сары, кивнула и вышла. Когда за ней закрылась дверь, Сара уставилась на распечатанную доктором Грубером картинку, наморщив лоб:
— Это невозможно. Сэму сделали вазэктомию. И никого другого, кроме Сэма, у меня не было.
Подняв глаза, она обнаружила, что врач глядит на неё с бесстрастным видом.