– Не смейте ко мне прикасаться, – прошипела я, – не смейте, – я чувствовала, как жар, что горит внутри, рвется к рукам, рвется обжечь его. Уничтожить убийцу Ольги.
– Алексей! – испуганно крикнул отец. – Отойдите от неё!
Папа прижал меня к себе:
– Успокойся, слышишь?! Успокойся, иначе добросердечные соседи узнают, и ты окажешься в тайном отделе! И я не знаю в каком качестве!
– Прости, – отстранилась от отца, – я буду у себя. Не ждите меня на поминки. Если я еще раз увижу его, боюсь, уже не сдержусь.
Папа кивнул, и я в сопровождении двух слуг пошла в поместье.
– До встречи, – тихо сказал Алексей, когда я проходила мимо.
«Эта встреча станет для тебя последней», – зло подумала я.
Вот только наивные мысли о мести быстро исчезли после встречи с реальностью.
После смерти Оли мы переехали в Петербург. Ни я, ни мама, не могли оставаться в усадьбе. Столица встретила нас пасмурным небом и пронизывающим ветром. Впрочем, погода как нельзя лучше подходила моему настроению. На душе было так же уныло. Серый сонный город, серая сонная я. Во сне боль притупляется – я и бодрствуя ... спала.
Слуги кучей сгружали вещи у парадной. Меня приставили за ними смотреть. Пошел дождь. Сначала мелкая морось, а потом и ливень. Не помню, успела ли я намокнуть, помню, как надо мной с громким щелчком раскрыли зонт. Я проснулась и повернулась на звук.
Он был весь в черном, но ярким пятном закрыл собой серый мир вокруг.
– Рад приветствовать вас в столице, – сказал Алексей.
– Что вы здесь забыли?! – зашипела я.
– Небо, – наклонился он ко мне, – ваши глаза, словно небо над Невой.
Я вспыхнула обжигающей ненавистью, ладони загорелись синим огнем. Серого мира не было, только мы вдвоем. Легко мечтать о чьей-либо смерти, но что делать если ты действительно способен убить? Сам способен вершить правосудие!
Страшно.
Я отшатнулась, вышла под дождь и подняла на Милевского глаза. Он сделал шаг, сокращая расстояние между нами, и я резко взмахнула рукой, останавливая его. Угрожая! Дотронешься, и я сожгу тебя. Алексей нахмурился, между темными бровями залегли глубокие складки.
"Ну же! Дотронься до меня! Дай повод!" – мысленно кричала я, но он не двигался.
Мы так и стояли. Долго. Очень долго. Я под дождем, он рядом со своим огромным зонтом. Я вымокла до нитки и в тот же вечер слегла с горячкой, на три недели, кажется.
Он приходил каждый день. Каждый день, пока меня лихорадило. Садился в кресло в углу спальни и молчал. Приличия? Приличия соблюдены! В комнате всегда был кто-то еще. На мои просьбы не впускать ко мне мужчину, родители не реагировали.
Алексей Милевский – сын князя. Завидная партия для любой незамужней девушки. Шуваловы искренне радовались каждому его визиту. Я повздорила с отцом. Даже не так, я почти возненавидела отца.
– Ты выйдешь к столу! – кричал папа. – Прекрати глупить, Милевский не виноват в смерти Ольги!
Ну да, конечно, не виноват! Виноват твой карточный долг, папа! Алексей Сергеевич покрыл его из своих средств, а я наговариваю на ангела. Я задыхалась от боли и ... молчала. Что толку говорить, если тебя не хотят слышать?
– Маша, мы ничего не знаем наверняка! – молила мама.
Разумеется. Как это говорят? Свечку не держала! Презумпция невиновности, почему бы не вылить на Милевского немножечко аммиака? Глядишь, отбелится.
Оля писала мне только о своём женихе ... так кто же отец нерожденного ребенка?
Каждый день одно и то же. Скандалы, ругань, синее пламя. На мои доводы отец лишь морщился, а мать стыдливо отводила глаза.Так прошло два года, а дальше несостоявшаяся революция, опала, долги, долги, долги. Алексея теперь не то что привечали, ему радовались как родному.
– Ты выйдешь за него замуж, – заявил мне папа, я подскочила на месте от этого заявления. Но пламя удержала.
«Два года ежедневных тренировок», – промелькнула мысль.
– Иначе нам просто не на что будет жить, – устало добавил отец.
– Я могу закончить институт? – тихо спросила я.
– Да, – ответил папа, – я согласовал этот вопрос с Алексеем.
Сжала зубы. «Значит, они давно решили мою судьбу», – поняла я.
У меня было несколько лет отсрочки, и я намеревалась ими воспользоваться для того, чтобы навсегда избавиться от ненавистного жениха.
– Мы на месте, Мария Михайловна, – Иван Петрович заглушил мотор и посмотрел на меня, – вот и наш с вами любимый Департамент министерства внутренних дел.
"Офицерская двадцать восемь", – значилось на стене.
– Действительно, – засмеялась я, – любимый департамент!
А если быть точным, сыскное отделение.
Глава 2
Я окинула взглядом большое желтое четырехэтажное здание с каланчой. Оно лишено всяческих украшений, но каждый житель города знает это расположенное неподалеку от Театральной площади учреждение.
– Мария Михайловна, – Иван Петрович открыл мою дверь и подал мне руку.
Пронизывающий ветер ударил в лицо. Холодно.
– Благодарю, – вежливо улыбнулась я и ступила на землю.
Мы вошли в подъезд. Длинная широкая лестница, голубой узор на белых напольных плитках, деревянные перила, кованая оградка. Высокие окна, а за ними темный, всё еще зимний город.
Нам на второй этаж. На первом квартирует Андрей Аркадьевич и его помощник. Длинный коридор, в самом конце которого две арестантские – мужская и женская.
– Иван Петрович, – я остановилась у неприметной двери, – мне в антропометрическое.
– До встречи, – адвокат раскланялся, я задумчиво смотрела ему в спину.
Как изменчива жизнь... В той, будто чужой действительности, могла ли я подумать, где сведет нас судьба? Служба в полиции – более чем странное занятие для дочери знатного рода. «Когда-то знатного», – одернула себя. К чему ворошить прошлое?
Тридцать семь рублей, внетабельный канцелярист. «Архивариус», – поправила я себя и улыбнулась.
Мне с трудом хватало на жизнь. В этом месяце я купила новые калоши. Почти три рубля, удар по бюджету. Теперь не хватало не только на шоколад (на шоколад не хватало всегда), но и на сахар…
«Эйнемъ», – сглотнула слюну. Когда я в последний раз ела любимые конфеты?
– Сладкоежка, – ласковый шепот обжигает ухо, – это тебе,– Алексей и шкатулка с конфетами.
– Я не ем шоколад, – упрямо отворачиваюсь.
– Мари, – он укоризненно качает головой, – ты обманываешь будущего мужа.
Сдерживаюсь, мне шестнадцать, но я давно не ребенок.
– Музыка, – мой сухой ответ, Алексей поднимает бровь, и я поясняю: – Мне нужно продолжать игру на фортепиано. Иначе я рискую разочаровать будущего мужа отсутствием столь необходимых для хорошей жены навыков.
– Я подожду, – он гладит меня по щеке, – что такое год?
«Год – это целая жизнь», – ухожу в свою комнату и бездумно стучу по черно-белым клавишам.
Девочка без детства. Девушка без юности. Нищета. Одиночество. Алексей.
Хватит о нём!
Я зло мотнула головой и схватилась за дверную ручку.
Справлюсь. Что-нибудь придумаю. Найду деньги на высшие курсы, стану юристом и смогу обеспечить себе достойное существование.
Суфражистка Шувалова. Смешно. Но лучше уж так, чем …
Во всяком случае, мне не приходится тратиться на жилплощадь. Вряд ли бы я смогла ютиться в тесной каморке стоимостью двенадцать рублей, а квартира, подобная моей, стоит не меньше двадцати пяти. Деньги. Почему все упирается в них?
– Маша! – кто-то окрикнул меня.
– Да? – я повернула голову, губы улыбнулись сами. Петя одним своим присутствием рядом повышал мне настроение.
