Что же такое происходило между нами, если близость с молодым привлекательным мужчиной вызывала у меня отвращение? Хотела бы я этого никогда не знать…
А не было ли оно как-то связано с тем, что я очутилась ночью одна в лесу?
2
К еде на людях я приноровилась за два-три вечера. Слуги сами, без лишних просьб, нарезали блюда на моей тарелке небольшими кусочками и, наливая вино в бокал, пододвигали его так, чтобы легче было брать. Но оставались еще танцы и прочие развлечения, в которых я, разумеется, не участвовала, хотя раньше наверняка их любила. Теперь же оставалось только сидеть и слушать музыку, получая хоть какое-то удовольствие.
Дамой принца за столом была я, но он предпочитал разговаривать с той, что слева. Только изредка перебрасывался со мной парой слов ни о чем – видимо, чтобы соблюсти приличия. Все это лишь подтверждало то, о чем я и так уже догадывалась. Между нами не было не только любви, но и мало-мальски добрых отношений.
- Скажите, Гергис, - решилась я в один из вечеров, когда начались танцы и музыка стала громче. – Почему вы выбрали в жены именно меня?
Короткий смешок, глоток вина из бокала.
- Вы отличались от других девушек красотой и приветливостью, Лери. И смотрели на меня с таким обожанием.
Вот как… Значит, он мне нравился. И, надо думать, я была счастлива стать принцессой. Но потом произошло что-то оттолкнувшее меня от него. Не у Мии же спрашивать.
- Кстати, не хотите потанцевать, дорогая?
- Но я же…
- Не беспокойтесь, я буду держать вас крепко.
Принц взял меня за руку, заставил подняться и повел за собой. Остановился, положил ладонь на талию, слегка подтолкнул. Ноги сами двигались в такт музыке: тело, в отличие от головы, ничего не забыло. Ну да, я наступила на собственный подол и еще Гергису на ногу, но он был начеку и не дал упасть, крепче прижав к себе.
Я поблагодарила, но… наверно, предпочла бы позорно растянуться у всех на виду, чем чувствовать сквозь одежду напряжение его плоти. Вполне естественное желание мужа, который держит в объятиях жену после долгих месяцев воздержания. Его дыхание сбилось, рука на моей талии стала тяжелой, опустилась чуть ниже.
- Вы ведь уже в порядке, Лери?
Притвориться, что не поняла, о чем он? Глупо. Сказать, что нет, не в порядке, - еще глупее. Лекарь Солтер осматривал меня два дня назад и сделал заключение, что я совершенно здорова. Уже сам по себе осмотр заставил испытать стыд и неловкость, но хуже всего было то, что Гергис, несомненно, знал о результатах. Поэтому я промолчала.
До конца ужина мы не обменялись больше ни единым словом, но мое сердце колотились так мелко и часто, что начало подташнивать. Слезы плескались где-то на подступах к глазам, и приходилось то и дело смаргивать, чтобы не выпустить их на волю.
Проводив до дверей комнаты, Гергис не ушел сразу, как обычно, пожелав спокойной ночи. Я оказалась в ловушке: притиснутой к стене между двумя его руками. Он не касался меня, но ощущение тесной близости было не меньше, чем во время танца. Колени дрожали, и я вжималась спиной в стену – чтобы не упасть. И чтобы отодвинуться от него подальше.
- Я приду к тебе сегодня, - губы жарко коснулись шеи под ухом.
Нет-нет-нет!
Но кто же ему запретит?
Шаги удалялись по коридору. Я выдохнула с облегчением: свободна – пусть ненадолго.
Мия, похоже, караулила под дверью и услышала слова Гергиса. Иначе чем объяснить, что после ванны она растерла меня пахнущим цветами маслом и расчесала волосы, хотя обычно заплетала на ночь в косу. И рубашку достала другую. Не полотняную с вышивкой, а шелковую с кружевом – холодную и скользкую.
- Скажи, Мия, - зябко передернув плечами, я нырнула под одеяло, - у нас с принцем не было общей спальни? До моей беременности?
- Здесь нет. А во дворце, насколько мне известно, была. Сразу после свадьбы, - в ее голосе звучала легкая усмешка. – Но вы сами настояли на отдельной, госпожа. Поэтому он приходит к вам. И уходит. Если я больше не нужна, спокойной ночи.
Дверь со скрипом закрылась, я осталась одна – в темноте и тишине, которую стоны ветра за окном только подчеркивали. И подумала, что сейчас ко мне может войти кто угодно. Я прожила с мужем два года, родила от него ребенка, но звездный дождь стер из памяти все связанное с ним – за исключением неприязни, которая вросла слишком глубоко. Если вдруг ко мне в постель проберется незнакомец и не скажет ни слова, смогу ли отличить его от Гергиса? Ведь я понятия не имею, какой он.
Разве что по запаху? То, как от него пахло, не казалось неприятным – в отличие от самого принца. Но не вызывало ни волнения, ни желания.
Желание… Я была уверена, что знакома с этим. Не просто какое-то смутное влечение, а именно желание по отношению к определенному мужчине. Но был ли это Гергис или кто-то другой?
Глядя в темноту широко открытыми глазами, я пыталась представить его, нарисовать вместо расплывчатого неопределенного образа более или менее четкий облик, опираясь на описания Мии и собственные впечатления и представления. Однако отношение накладывало отпечаток: нарисованный воображением портрет Гергиса вышел не более приятным, чем образ моей служанки-надзирательницы.
Я ждала его с мучительным нетерпением. Надеялась одновременно на то, что он все-таки не придет - и что придет. Рассчитывала перетерпеть – ведь терпела же как-то раньше, не умерла. Зато это уже не будет неизвестностью. И, возможно, на какое-то время Гергис оставит меня в покое.
Часы на башне пробили полночь, четверть, половину. И только я решила, что он передумал, из коридора донеслись шаги.
Дверь открылась – и снова закрылась, щелкнул замок. Шаги приблизились, замерли. Я знала, что Гергис смотрит на меня, и сжалась в комок – и внутренне, и буквально, съежившись под одеялом.
Шорох снимаемой одежды – и вот уже горячее обнаженное тело прижалось к моему, руки скользнули под рубашку.
- Лери… - шепот обжег ухо.
Я ожидала чего угодно: грубости, боли, унижения. Но его прикосновения, ласки, поцелуи оказались нежными и страстными. И все же... не смогли победить вросший страх и неприятие. Крепко зажмурившись, я просто ждала, когда все закончится, не отвечая ни малейшим движением.
И вдруг вспомнилось, как только что, вот так же закрыв глаза, пыталась его представить. И такое же мгновенное, как вспышка молнии: я делала это и раньше. Но воображала совсем другого мужчину. Не какого-то выдуманного – настоящего. В постели с мужем я думала о нем. О ком же?
Пальцы медленно обвели треугольник внизу живота, пробрались между судорожно стиснутыми ногами и замерли. Рассмеявшись негромко, Гергис убрал руку и встал с постели. Я слышала, как он одевается и идет к двери.
- Гергис?
Трудно сказать, чего оказалось больше в этом незаданном вопросе: облегчения или недоумения.
- Извини, дорогая, но я не любитель насиловать мертвые тела. Лучше подожду. Возможно, оно еще оживет. Спокойной ночи.
Насколько я успела узнать – снова! – своего мужа, на него это было не похоже. И то самое, глубинное, тоже подсказывало: раньше он взял бы свое, нисколько не заботясь о том, хочу ли я его и что вообще чувствую.
Шаги стихли в коридоре. Сев на край кровати, я стащила через голову скользкую рубашку и бросила ее на пол. Встав, подошла к комоду, выдвинула ящик, достала другую – мягкую, из тонкого полотна. Надела, легла обратно. Сон улетел куда-то далеко, на край света.
Снова и снова я перебирала свои мысли и предположения, пытаясь собрать картинку из отдельных кусочков.
Во время близости с Гергисом я думала о другом, представляя того на месте мужа. Была ли я влюблена в него еще до свадьбы? Или он появился уже потом? Гергис сказал, что два года назад, на зимних балах, я смотрела на него с обожанием. Но он мог принимать желаемое за действительное. Или же просто обманул. А может, и нет. Вполне вероятно, после свадьбы Гергис обращался со мной так, что сам подтолкнул меня к мечтам о другом мужчине - или даже в его объятия. Ведь не появились же страх и неприязнь на пустом месте.
