Я села на кровати и переждала минутное головокружение.
— Я тебе молочка принесла тёплого, как ты любишь! Сейчас, детка.
Глиняную кружку с тёплым молоком она не дала мне в руки, а так же, как и ночью, придержав мою голову, поднесла к губам. Терпеть не могу молоко! Но спорить не стала, выпила почти половину. Несколько капель стекли с подбородка на грубую, заскорузлую на груди ночную сорочку. Похоже, что капало на эту сорочку всё, чем меня поили, и уже не первый день. На груди ткань просто коркой взялась.
— Кана, я хочу в туалет.
— Давай, деточка, давай я помогу!
Сильные руки выдернули меня из-под тяжёлого одеяла. Я застыла, пережидая момент головокружения. Кана выдвинула на середину комнаты ночной горшок и замерла, ожидая моих действий.
— Помочь тебе, Фания?
И что, она собирается присутствовать?!
— Ступай, Кана, я сама…
— Да как же…
— Ступай.
Всё же я ещё была слабой, как ребёнок. Но сделав то, что так хотела, легла не сразу, а сперва огляделась. Большая комната с пустым очагом. Больше всего похоже на чердачное помещение. Два маленьких подслеповатых окна. А за ними – хмурый весенний день и вид на что-то вроде скотного двора. В луже валяется приличных размеров свинья, потягиваясь от удовольствия. У свиного корыта, собирая крошки, пихаются куры и маленькие цыплята. Дощатый забор, за ним что-то вроде садов – голые, ещё без листвы деревья. Только одно из них опушилось радостными жёлтыми серёжками.
Моя комната явно знавала лучшие времена. Местами на полу, особенно в углах, под пылью, видна краска. Кровать раньше имела полог, а сейчас – только голый остов, облезлый и в царапинах. Но когда-то его украсили искусной резьбой и покрыли чёрным лаком. Увы, трещины на остатках лака говорят, что это было очень давно. Грубый деревянный стол, одно кресло с высокой спинкой, такое же резное и затёртое, как и кровать. В кресле – подушка, из которой торчат нитки. Раньше, по всей видимости, это была вышивка. У одной из стен стоит старый шкаф без одной дверки. На всеобщее обозрение выложены стопки какого-то тряпья.
Осмотрела себя, сколько смогла – молодая девушка, светлые длинные волосы, обычное тело, только подмышки не бритые. Зато на ногах, похоже, волосы вообще не растут. У светлокожих такое бывает.
Я передёрнула плечами – ещё прохладно. Допила молоко, вкусное, кстати. И снова залезла в кровать. Честно говоря, особых мыслей не было. Ситуация явно вываливалась за границы моего опыта. Страха, впрочем, я не испытывала. Чего тут, собственно, бояться-то? Пожалуй, это лёгкое отупение и спасло меня, когда в комнату вернулась Кана.
— Кана, я и правда ничего не помню. Это, наверное, от болезни.
Она привычно закрыла ладонью рот. Думаю, это чтобы не ахать и не охать…
— Как меня зовут, Кана?
— Так Стефания кир Шахнон, владетельница Мончи.
Стефания кир Шахнон… С ума сойти...
— Я ещё посплю, Кана, ступай.
Пожалуй, сейчас у меня просто нет сил выяснять, владетельницей чего именно я вдруг стала…
Глава 3
Весь день я вылежала в постели. Этого требовали и организм, и то состояние лёгкой прострации, в котором я находилась. Кашель у меня уже не страшный, остаточный, в груди не сипит. Просто слабость после болезни. Отлежусь несколько дней, разберусь что тут и как, а там видно будет…
Мысли текли хоть и лениво, но были вполне разумными.
— Татьяна в безопасности, про долги она знает, в наследство вступать не станет, страховка у неё есть… Интересно, как любовница Мишкина будет выкручиваться? К ней-то точно придут… А вот малышей я больше не увижу. Так толком бабушкой и не побыла. И Танюшка моя… Для неё ведь какой удар будет – две смерти в один день. Бедная девочка…
Периодически я дремала, но просыпалась каждый раз, как в комнату входила Кана. Есть совершенно не хотелось, зато пила я бесконечно.
— Нет, Кана, обедать я не буду. Лучше молока мне ещё принеси, пожалуйста.
— Фания, лекарь велел кушать хорошо! Сказал, как очнёшься – будешь голодная, и чтобы непременно тебе бульон горячий сделали. Так я сварила, давай мисочку принесу?
— Налей тогда в чашку, я лучше выпью.
Глотать всё ещё было больно, а уж жевать я и вовсе не смогла бы – потрескавшиеся губы начали кровоточить, как только я слегка зевнула. Надо бы их смазать чем-то смягчающим. О погибшей девушке я вообще не могла думать. Так это было… несправедливо! Совсем ещё девчонка! Оставалось только надеяться, что и она теперь родится в новом мире.
Горячий бульон я выпила почти с удовольствием.
— Кана, посиди со мной немного.
— Да дел у меня ещё куча целая, когда же мне сидеть?
— А когда освободишься?
— Разве только к вечеру, детка. А к тебе скоро кир Васса придет, она ещё после обеда собиралась.
— Кана, я даже не знаю, кто она.
— Так мачеха твоя! Неужели всё-всё забыла?!
— Совсем всё – подтвердила я и жалобно посмотрела на…
А вот кто она, Кана? Тётушка Фании? Бедная родственница? Служанка? Кана тяжело вздохнула и присела в кресло.
— Расскажи мне, где я живу, кто мои родители, сколько мне лет. Ну и всё остальное тоже расскажи.
— Ой, беда-беда!
— Кана, ты не волнуйся, ты немного расскажешь, а я потихоньку и вспомню.
Стефания кир Шахнон, владетельница Мончи, единственная дочь и наследница Фердана кирус Шахнона, помершего год тому назад, аккурат весной. Невеста Жожеля кирус Пунта, девица шестнадцати лет отроду.
— Кто невеста?! Я невеста?!
— Фания, ты и есть — любимая невеста.
— Кана, а жених мой, он какой?
— Справный, один сын в семье. Вдовец, уже два сезона вдовеет. Конечно, матушка у него – не мёд, тут уж понятно…
Я смотрела на простоватое лицо Каны и спинным мозгом чувствовала – недоговаривает! И глаза вон в сторону отводит.
— Кана, а мне жених, ну, этот Жужель, раньше нравился? Ну, до болезни?
— Да кто вас молодых разберёт… То ты плакала, что за кого угодно, лишь бы из тоски этой вырваться.
А потом плакала, что матушку его боишься… А он-то сам — парень ладный и сдобный! Может, ещё и сложится у вас всё.
И в глаза не смотрит, и кончик фартука теребит нервно.
Видать, где-то в той жизни я крупно накосячила, не иначе. Может не стоило того лопуха из ИП «Снегирь» уговаривать заказ удвоить? Я ведь точно знала, что столько им не нужно… Но ведь и владелец ИП этого, сам Снегирёв, прошлый раз с деньгами нас подвёл крепко. Чуть не полгода расплачивался. За такие дела можно и посерьёзнее проблему ему подкинуть было. А то, что аванс не возвращается в случае неуплаты остальной суммы точно в срок… Ну, так нужно договора читать внимательнее, да и не кидать партнёров…
Ладно. Похоже, что эти проблемы меня больше никогда тревожить не будут. Хоть в этом плюс какой-никакой…
— Кана, а мачеха меня обижает?
— Ой, Фания… Ну, что ты придумываешь? Не обижает она, просто характер у неё такой. Строгая она очень. А ты, понятно дело, злишься, что она всем распоряжается.
— А чем именно? Ну, что у меня такого есть, чем она распоряжается?
— Ну, вот Монча. Она вся – ваше приданое.
— А это посёлок или город?
— Ой, как же ты теперь будешь, деточка?! Посёлок это. Большой!
Забавно. Посёлок большой, а я сплю на чердаке.
— Аж двадцать два дома! А как замуж-то выйдешь, так станет ещё больше!
— А сколько у жениха домов?
— Целых четырнадцать!
Я чувствовала себя полной идиоткой. Считать я всегда умела. Может, здесь невесту так сложно спихнуть с рук, что и это хорошо?! Или, всё же, следуя классике жанра, что-то мутит мачеха? К деньгам я всегда относилась уважительно. Надо будет уточнить, так ли выгоден этот брак. Да и сама мысль о браке не радовала. За последние дни я точно поняла, что никакого замужества мне даром не нужно.
Хватит уже, наигралась в семью. Может, удастся договориться с этой кир Вассой? Похоже, я просто не могу всерьёз воспринимать эту ситуацию – слишком она безумна. Какая я, к лешему, попаданка?! Только вот, похоже, что мироздание к моему недовольству абсолютно равнодушно. Сидит напротив меня эта нереальная Кана, в этом нереальном мире, и рассказывает вот это вот всё. И мнение моё никого не интересует. Мирозданию плевать, нравится мне ситуация или нет…
