Я подозрительно прищурилась.
— А зачем мне туда ехать?
Королева поджала губы.
— Это достаточно сложно объяснить. Вы все поймете на месте, — нахмурилась она.
Мне было двенадцать лет. Из дворца нас выехало двадцать пять человек. А через месяц вернулось только семь. А на следующий год — одиннадцать, а два года назад — семнадцать, а в том году — двадцать два. Такая вот статистика. Именно поэтому я заявила тогда, что уже достаточно взрослая, и не нуждаюсь в сопровождающих. Просто устала сжигать своих друзей. И свою душу…
Я покосилась на спутника. На лице Лукаса было написано полнейшее равнодушие, и этим он меня даже впечатлял. Все начинали расспрашивать, как только за холмом пропадали шпили дворца. Конечно, рассказывать о «визите» в Кервельский замок вернувшимся запрещали, их тут же осыпали золотом и отсылали с глаз долой. Но слухами земля полнилась. Во дворце меня негласно жалели и слегка опасались. Кому угодно покажется подозрительным, что умелые опытные бойцы погибают, а девчонка, вчера взявшая в руки меч, возвращается, как заговоренная. Но, видимо, по намекам и обмолвкам моих прежних спутников, мнение обо мне у народа сложилось скорее положительное. Меня никто ни в чем не обвинял. И всегда находились отчаянные головы, готовые рискнуть за хорошие деньги. После того, как я напросилась в ученицы к отцовскому телохранителю, он каждый год просил разрешения, чтобы его сын сопровождал меня. И к моему немалому облегчению и тайному злорадству, парень всякий раз оставался во дворце. Я опять покосилась на Лукаса и обнаружила, что он тайком наблюдает за мной. Увидев, что я его засекла, он тут же принял невозмутимый вид.
— Что? — ворчливо поинтересовалась я.
Гигант пожал плечами.
— Спросить хотел, — повернулся он ко мне.
Ага, сейчас начнутся расспросы: что да как. Но его следующие слова заставили мои брови взметнуться вверх.
— Принц Миркус — любимчик королевы, на тебя она обращает внимание, только когда надо прочитать мораль или привести, как отрицательный пример…
Откуда он знает?! Подслушивал?! Маман всегда изображала трогательную заботу обо мне при посторонних, даже при слугах.
Видимо, выражение моего лица что-то сказало ему, он смешался и пробормотал:
— Извини, это не мое дело.
— Вот, именно, не твое, — угрюмо согласилась я. — Ты, что, следил за нами?!
Лукас досадливо ухмыльнулся.
— Почему, если ты чуть наблюдательнее других, тебя всегда подозревают в слежке?!
Я, развернувшись, заглянула ему в лицо.
— Потому, что ты первый, кто заметил. Так, что ты хотел спросить?!
Он помялся.
— Вы так дружны с братом. Неужели ты не ревнуешь его к матери?!
Я пристально смотрела в его прозрачно-льдистые глаза. И что мне оставалось?! Нахамить ему, послать куда подальше?! Если повезет, нам еще целый месяц вместе тусить. Стоит ли обострять отношения?!
— Давай определимся в терминах, — со вздохом предложила я. — Итак, ревность — это желание получить такую же любовь, какой одарили кого-то менее достойного, чем ты. Во всяком случае, по твоему мнению, согласен?!
Лукас задумчиво кивнул.
— Ну, по сути, да. И что?!
Я скорчила гримасу ужаса.
— И то. Упаси меня, Создатель, от такой материнской любви. Она же любит его фанатично, не рассуждая, не сомневаясь. Миркус — бедняга — попал по полной. Маман считает, что если уж она готова ради него на все, то и он должен соответствовать ее представлению об «идеальном сыне». Во всем спрашивать совета, каждый час прибегать «к ручке», беспрекословно слушаться, не перечить. Короче, своего мнения не иметь, жить ее мозгами, и танцевать под ее дудку. А Миркус не дурак, он давным-давно понял, что матушкой можно манипулировать, поскольку ей и в голову не придет такая кощунственная мысль, что ее «уникальный мальчик» на это способен. Вот он и забавляется. Пока мне это не вредит, я на его стороне. Разве он виноват, что маман заклинилась на нем?! Так что ревность тут не причем, — покачала я головой. — Тут другое. Я с раннего детства пытаюсь доказать, что тоже заслуживаю внимания, не только «когда надо прочитать мораль или привести, как отрицательный пример», — процитировала я — И доказать это я хочу не ей, а отцу. Но отец вечно занят, — я отвернулась.
А дальше я чуть с лошади не свалилась потому, что неожиданно почувствовала, как его рука несмело коснулась моего плеча. Это было так… так… трогательно, что мне пришлось слегка прокашляться, чтобы проглотить комок в горле.
— Да ты не думай, у меня было время привыкнуть, — уже спокойнее ответила я.
— Но не смириться, — сочувственно закончил он.
Так, все, хватит!
— Тебе ножи поострее дать?! — сквозь зубы прошипела я.
Брови Лукаса взметнулись к самой челке.
— Зачем? — удивился он.
— Чтобы освежевывать меня удобнее было, — рявкнула я, посылая кобылу вперед.
Он догнал меня через пару секунд.
— Извини, принцесса, — смущенно покаялся он.
— Пустое, бодигард, — неискренне заверила я.
Великан обиженно посопел.
— У меня, между прочим, имя есть, — в пустоту бросил он.
Я хмыкнула, остывая.
— У меня, между прочим, тоже.
Видимо, нам обоим хватило полученной информации, поэтому все оставшееся до вечера время, мы ехали молча, изредка поглядывая друг на друга.
Я размышляла о нашем разговоре, и в результате с удивлением обнаружила, что моя неприязнь к нему потихоньку тает, перерастая в опасливое любопытство. Я одернула себя. Ну, сколько можно наступать на одни и те же грабли?! Ты знакомишься с людьми, привыкаешь к ним, считаешь их друзьями, а в итоге заваливаешь их сухими ветками и поджигаешь, захлебываясь злыми слезами, и в сотый раз даешь себе обещание: никого больше не пускать в свою душу. Нет, его я должна привести обратно любой ценой. Он сын наставника, время платить долги, а Канусу я жизнью обязана, если бы не его уроки…
Мы, не торопясь, въехали в большую деревню, и мальчишки, игравшие у околицы, стрелой полетели к постоялому двору, предупредить, что долгожданные гости прибыли. Хозяин заведения, толстый добродушный Бериус, вышел нам навстречу.
— О, наше высочество прибыло, — поздоровался он, удивленно косясь на моего сопровождающего. — А где твоя свита? Отстала?
— Привет, Бер, — спрыгивая с лошади прямо в его подставленные руки, просияла я. — Вот этот достойный представитель мужского рода и есть вся моя свита.
Я указала на Лукаса, который тут же напрягся, застывая лицом. Бериус неверяще пошарил глазами по пустой дороге.
— Шутишь?
Я покачала головой, выскользнула из его объятий и потянула за руку в сторону крыльца.
— Она совсем очумела, мать твоя?! — гаркнул он, дергая меня назад.
Я поморщилась, стрельнув глазами на телохранителя.
— Бер, не начинай, — с намеком гладя на него, попросила я. — Мое мнение на этот счет тебе известно, и, видимо, она решила к нему прислушаться.
Толстяк возмущенно фыркнул.
— А твой отец, как всегда, весь в заботах.
— У него много дел, — отводя взгляд, пробормотала я. — Бер, ну, пожалуйста, не надо! И потом, я есть хочу! Меня кормить кто-нибудь собирается?!
Хозяин таверны обреченно кивнул.
— Конечно, моя принцесса. Жаркое и тушеные овощи, все, как ты любишь, — вздохнул он.
Я нежно погладила его по волосатой руке.
— Бер, ты прелесть. Ой, я же не представила вас. Это Лукас — мой телохранитель, а это Бериус — мой друг, ну и заодно, владелец этого процветающего заведения.
Мужчины с подозрением рассматривали друг друга.
— Ты сын королевского побратима? — прищурясь, уточнил трактирщик.
— Это так заметно?! — усмехнулся мой бодигард.
Бериус пристально смотрел Лукасу в глаза.
— Еще бы. Добро пожаловать, дети! Проходите, буду вас кормить, — пригласил он.
Ну, кто еще так вкусно накормит, как ни Бериус?! Мой друг, усевшись напротив, с умилением смотрел, как я за обе щеки уплетаю его творение. Для меня он всегда готовил сам. Как и тогда, пять лет назад. Он был одним из тех счастливчиков, которых я привела назад. Когда на следующий год, ночуя в этой таверне, я узнала в новом хозяине Бериуса, моей радости не было предела. Помню, как он возмутился, когда казначей нового отряда попытался расплатиться с ним.
