пока я не рассказала ей про свою вчерашнюю встречу.
— Безумная! Безумная ты, — ругалась бабуля. — На твое счастье, что охотники были здесь и выследили зверя до того, как он откусил твою глупую голову.
Я молчала. Не стала ей рассказывать про завораживающий взгляд монстра, иначе пришлось бы рассказывать и про взгляд охотника-блондина. А я поклялась, что никогда в жизни больше не буду связываться ни с охотниками, ни с монстрами! Хватит мне одного-единственного раза.
Охотники уехали, а городок еще неделю гудел после происшествия. Отец за вечерними посиделками поделился новостями с вернувшимся лекарем. Но тот несерьезно воспринял местный переполох:
— В столице грядут очередные выборы советников короля. Лорды кланов выслуживаются. То тут, то там неожиданно объявляются монстры, пугающие местных жителей. Сразу присылают доблестных охотников, которые убивают монстров. Жители ликуют, лорды отчитываются и набивают себе очки перед королем…
— Политика? — хмыкнул отец.
— Кругом одна политика, мой друг. Представление забудется, страхи улягутся, а слава охотников и их кланов будет греметь столетия, передаваться в сказках и балладах.
Мужчины еще о чем-то говорили, попивая сваренное домашнее пиво, а я отошла от дверей, чтобы не застали за подслушиванием.
Значит, это было всего лишь представление? Но ведь я могла погибнуть! Хотя какая разница охотникам. Жертвой больше, жертвой меньше.
С того дня обожание и преклонение перед охотниками стало убывать. А страх перед монстрами расти. Я увидела, как можно иначе использовать опасность и защиту, если иметь власть ими распоряжаться.
Жизнь какой-то девчонки или даже жителей целого городка ничего не стоила ради желанного места при короле.
Лето подходило к концу. Из сделанных запасов отец обменивался с проезжающими через наш город торговцами приготовленными лекарствами и зельями, толчеными в порошок травами и вытяжками. А заодно приносил вести со всех концов государства. Если у нас монстры больше не появлялись, то в других местах нападения участились.
Я была уверена, что как только король назначит себе советников, я до конца своих дней больше не услышу ни про охотников, ни про монстров.
Как же я ошибалась!
Очередной приступ стал для меня роковым.
Я несла отцу в аптеку подписанные бирки, когда накатила волна удушья. Остаться на улице или спрятаться в аптеке — выбора даже не стояло. Я домчалась до нее в считанные секунды, закрыла за собой дверь и стала сползать, чувствуя, как душа рвется из тела прочь.
Я могла только надеяться, что отец не примет мой приступ за дар.
В одной из старых баллад пелось, что именно после приступов приходит дар. Тогда простой человек становится охотником. Сильным, ловким и быстрым. Ему не нужны крылья, чтобы летать. Не нужны жабры, чтобы дышать под водой. Он быстрее ветра и тише ночи.
Я долго ждала, что вот-вот у меня откроются силы или еще какие способности, но… приступы проходили, а способности так и не открывались. Скорее всего, мои приступы имели отношение к неизлечимой болезни головы. Их тем более стоило скрывать от семьи.
Отец бросился на помощь, когда я упала на пол, рассыпав бирки. Но предупредить его я не успела, сознание помутилось и погасло.
Зря я надеялась, что отец промолчит или не будет связывать приступ с даром. Он сразу же выбежал на улицу, громко оповещая соседей, что его дочь — не простая девчонка, а самая настоящая охотница!
Очень скоро вся улица до центральной площади знала о моем даре. Это я хотела сохранить все в тайне и не менять устоявшуюся жизнь, а для семьи, для каждого жителя городка, лично знать охотницу — великая честь.
Я пришла в себя слишком поздно. Уже послали за служителем в храм.
— Пап, как это выглядит? У меня чернеют глаза? — допытывалась я у отца, надеясь найти опровержения дара.
— Я видел охотников, дочка. Их выдают глаза. Но твои глаза заволокло белесым туманом, все стало белым, как единое сплошное бельмо!
— Но у охотников черные глаза, — озадачилась я. — Может, ты поспешил? Может, я не охотник?
— Пусть на тебя посмотрит служитель. Он и решит.
Служитель поговорил со мной и с отцом, кивнул и ушел, чтобы вернуться с повозкой, запряженной лошадью.
Саквояж уже был собран. Я выпросила время на сборы и отдельно сложила котомку с травами, перевязав каждый пучок бечевкой и завернув в бумагу.
Мама плакала и обнимала меня. Отец держался, ведь провожать меня собрался весь город. Он обнял в последний раз и вложил в ладонь три монеты.
— Если сможешь, дай о себе весточку, Аннушка. Нам тебя будет не хватать.
Но разревелась я, когда вышла бабуля с толстой тетрадкой, которую начала заполнять еще ее мать. Туда записывались рецепты лекарств вперемежку с балладами о монстрах и сказками об охотниках.
— Я верю, что тебе она пригодится больше, чем мне на том свете. Ты моя светлая головушка. Береги себя. И меня не забывай.
Я уезжала с заплаканными глазами, зная, что больше никогда не увижу бабулю, что братья и сестра вырастут без меня, что я осталась без семьи, а семья навсегда лишилась меня…
Служитель забрал саквояж, посадил меня в повозку и запер дверцу.
Я с удивлением села на лавку, обсыпанную землей. На дне повозки тоже лежал толстый слой.
— Что это? Зачем?
— Освященная земля с погоста, — ответил служитель. — Охотников велено перевозить только так. Она гасит вашу силу.
Я покидала дом в закрытом склепе, набитом кладбищенской землей. Уезжала к границе, где каждый день буду сталкиваться с монстрами.
Но чтобы убивать их, нужны силы, которых у меня нет!
Значит, и жить осталось до первой встречи с монстром, которая станет последней.
Прощание с семьей обрело совсем другой смысл, но менять свою судьбу было поздно. Меня увозили от дома навсегда.
В мир монстров и охотников.
* * *
Поездка вышла долгой. Хоть я и привыкла к неудобствам, но почувствовала, как устала от долгой тряски по разбитым дорогам до столицы, а потом дальше, к предгорьям.
Академия стояла между центром государства и самой опасной западной границей, откуда обычно и нападали чудовища и монстры. Охотники всегда казались простым людям надежным заслоном от пожирающих и уничтожающих все на своем пути монстров.
И вот я,