деревянными панелями, кресло, стоящее в углу, привинчено к полу. Более того, графин на прикроватном столике, в котором по-прежнему колыхалась тёмная жидкость, закреплен в интересной кованой подставке, вбитой в стену.
Женщина рядом слабо застонала и повернулась ко мне спиной.
Я облизала пересохшие губы и тихонько прошептала:
-- Пи-и-ть.
Толстуха закивала головой, вынула из прибитой к стене стойке высокий бокал и неуклюже покачиваясь, попыталась налить в него из графина. Корабль качнуло и она плеснула себе на руки.
-- От жешь… Зараза какая!
Выдернув откуда-то из рукава белую тряпочку, она протёрла ею и свою кисть, и бокал. Помогла мне сесть, придерживая сильной рукой за спину, и дала напиться. От жадности я глотнула сразу много и закашлялась – это было вино.
-- Тише, тише, барышня – она похлопала меня по спине.
Я отдышалась и чуть более уверенно спросила:
-- А простой воды нет?
-- Так ироды-то эти сегодня ещё не заходили, так что пейте, барышня, пейте, это слабенькое.
Не слишком задумываясь, кто такие эти ироды, я сделала ещё несколько больших глотков кисловатого питья – слишком мучила жажда.
Потом слабо заворочалась, пытаясь сесть удобнее, и женщина, ухватив меня сильными руками подмышки, поддёрнула вверх.
-- Сейчас, сейчас, барышня! – она ловко подсунула мне подушку под спину.
Теперь я могла видеть значительно больше, чем раньше. Прямо у кровати, на которой размещались я и женщина у стенки, на полу лежали какие-то доски, с подобием постели – плоская, как блин, подушка и нечто напоминающее замызганное ватное одеяло. «Значит толстуха спала на полу» -- только успела подумать я, как она ногой подтолкнула это лежбище, и оно легко впихнулось под мою кровать.
«Выкатная постель» -- сообразила я.
На полу в комнате, прямо на ковре спало ещё три человека. Кажется, все женщины, но полностью уверенной в этом я не была. Да и значительно больше занимало меня сейчас собственное тело. Я с каким-то тупым интересом покрутила тонкими белыми кистями рук, потрогала собственную маленькую и упругую грудь сквозь роскошное кружево сорочки, закинула руку и выдернула из-за спины слабую, вяло заплетенную толстую косу очень холодного темного оттенка. Крутила её у себя под носом, ощущая шелковистую структуру волос, и думала: «Ну, вариантов-то всего два… Или я сошла с ума, что было бы весьма грустно… Или я попаданка».
От выпитого на голодный желудок вина по телу растекался жар, даже боль в виске как-то утихла и лишь слабо пульсировала. «Пожалуй, мне стоит ещё немного поспать. Интересно, эта женщина так и будет стоять и смотреть на меня?».
Не помню, думала ли я о чём-либо ещё в тот момент, зато уснула я быстро и спокойно.
Следующее пробуждение было гораздо интереснее. Боль в виске беспокоила меня только изредка, накатывая слабыми волнами. Я чувствовала себя странно окрепшей и практически здоровой. Возможно, именно на волне этого состояния здоровья и силы молодого тела и испытывала почти эйфорию.
«Попаданка? Да это же прекрасно! Зато никакого рака и пожизненных болей. Главное, аккуратненько вписаться в этот мир, чтобы никто не догадался!" А ещё я с каким-то детским любопытством оглядывала сидящих на полу трёх молодых женщин – очень уж необычная на них одежда, здесь, наверное, есть бальные платья, с кружевами и корсетами!
В окно било солнце, корабль качало гораздо меньше, и я с удовольствием разглядывала богатое убранство каюты – роскошную резную ширму в углу, по плотному шёлку которой вились дивные гирлянды вышитых цветов, прикрученная к полу жирандоль отличалась вычурной формой и богатой позолотой, толстый ковер радовал взор ярким и изысканным рисунком.
За обеденным столом, накрытым белоснежной длинной скатертью, сидела моложавая женщина и ела светло-зеленое яблоко, отрезая ножом тонкие, почти прозрачные дольки. Что-то в её облике показалось мне неправильным. Я присмотрелась. При общей аккуратности внешнего вида её густые каштановые волосы были седые у корней и отрастали ровной полосой. Зато платье со сложной многоцветной вышивкой имело весьма необычную и сложную конструкцию.
Никакого кринолина, узкий лиф, полуоблегающее по бёдрам и только дальше распускающееся богатыми фалдами. А с плеч одеяния спускались странные куски ткани, напоминающие огромные рукава. Я разглядывала и шатенку, и эту странную одежду на ней с большим любопытством.
Из-за ширмы в углу высунулась толстуха, всплеснула руками и подбежала ко мне.
-- Лучше вам, барышня?! И взгляд у вас ясный, да и ночью вы уже в себя приходили.
Я растерянно пожала плечами – момент был напряженным. Я совершенно не понимала, что и как надо сказать, и кто все эти люди. Если вспомнить попаданские романы, то недовольная шатенка средних лет непременно должна быть злобной мачехой. Мне нужны были имена окружающих людей и понимание, что происходит. Я просто не знала, что ответить…
Впрочем, молчала я не слишком долго -- за стенами каюты что-то грохнуло, кого-то, судя по интонации, обругали, и, наконец, дверь распахнулась.
Вошел слегка поддатый мужчина, массивный и очень высокого роста, черноусый и чернобородый. В изрядно заляпанной белой рубахе, на которую была накинута куртка с потрепанным золотым шитьем. Брюки заправлены в огромные, неуклюжей формы сапоги, а на мясистой красной шее со вздутыми жилами – толстенная золотая цепь, заканчивающаяся какой-то невнятной фигулиной. Голос у него был громкий, даже какой-то гулкий:
-- Так что, красотки, собираемся на выход.
Девушки, сидящие на полу, завозились, скручивая и связывая в узлы какие-то тряпки, шали и подушки.
-- Живей давайте, курицы, – поторапливал их чернобородый.
Девушки гуськом, одна за другой, вышли из комнаты. Только последняя на мгновение задержалась, нашла глазами толстуху и тихонько сказала:
-- Прощевай, Барба, храни тебя господь.
Великан как-то уж совсем по-лошадиному заржал и шлепнул выходящую по заднице:
-- Не грусти, красотка, мы тебе самый богатый дом найдем!
Там, за дверями, виднелось ещё несколько мужчин, но пожилая Барб кинулась именно к этому великану:
-- Господин Ибран, воды бы нам… Да и поганое ведро вынести не мешает… Да и еды нам сегодня не приносили!
Мужчина на мгновение задержался на пороге, обернулся и недовольно буркнул:
-- Сегодня порт, готовить не будут. Ну, бери свой горшок и пошли.
Потом перевел взгляд на меня и спросил:
-- Очухалась? Ну и хорошо!
Всё это время, почему-то боясь дышать, я продолжала сидеть на кровати, натянув одеяло до самого подбородка. Было в этой, не понятной мне сцене, что-то устрашающее, что наводило жуть. Кто этот хамоватый мужик,
