— облетала пожелтевшая слива и вишня. От перекрестка свернули вправо, медленно поднялись на горку. Батя плохо себя чувствовал, постоянно жаловался, что голова болит. Матушка в доме шуметь запрещала, но толку от этого не было.
Когда на горизонте замаячила стела мемориала, батя заговорил:
— Война эта давно идет. И конца и края ей не видно. Может, при твоей жизни если не закончится, то хотя бы утихнет. Я мирного времени точно не застану.
Светозар не знал, надо ли что-то говорить, промолчал. Бате виднее. У них, в Ромашке, лисиц жило мало, терактов не случалось, схронов в лесах не было — Камул миловал. За пределами этого уютного мирка, где дохлые ежи и кража варенья были серьезными проблемами, кипела совсем другая жизнь.
— Рыжие лисы неуёмные, — объяснил отец. — Они и волков во враги записали, и своим кремовым собратьям мстят за дружбу с людьми, и с медведями-пещерниками регулярно цапаются. Помни — им доверять нельзя. Могут подольститься, подложить лисицу... а потом получат то, что надо, и застрелят в постели, избавятся от соучастника и свидетеля. Пойдешь служить — служи. Выполняй приказы, хоть сто раз они тебе дурными покажутся, но выполняй. Не изменяй присяге. Нельзя со стороны на сторону бегать, ни там, ни там своим не будешь. Служи. И ничего не бойся. На твоей стороне правда.
Они дошли до памятника павшим в гражданской войне. Высоченная бетонная стела устремлялась в пронзительно-синее небо. Кто-то — человек или оборотень — в каске сжимал винтовку, сурово обозревал окрестности с огромного барельефа. Сквозь стыки и трещины в бетонных плитах пробивалась трава — как символ жизни, преодолевающей любые преграды.
Светозар здесь бывал редко. Проказничать опасался, а когда из школы строем букеты ходили носить, не присматривался. Помнил только, что воин на барельефе — символ. А жителей города, павших в боях, поминали отдельными табличками.
— Когда ставили памятник, была мысль вечный огонь зажечь, — проговорил отец. — А потом поспорили-поспорили, и отказались. Потому что людей в городе меньше, чем оборотней, на табличках сплошь люди, а за газ жителям платить. Люди слабее, они умирают сразу. А мы возвращаемся домой из госпиталей, какое-то время живем и отправляемся на обычное кладбище. Вот...
Отец указал на одну из табличек.
— В одном классе учились, жизнь то сводила, то разводила. Он был вертолетчиком. Сбили.
Светозар ждал продолжения, но его не последовало. Батя развернулся, пошел к ступеням спуска. Годы спустя Светозар себя корил. Что не задавал вопросов, не разговорил отца, который чуть ли не впервые приоткрылся. Рвался к приятелям, к своей стае, провожавшей вожака посиделками. Эх... знать бы заранее.
В Лисогорске, куда свезли новобранцев, после медкомиссии товар начали разбирать купцы. Светозара забрал майор ВДВ из Северо-Оленьего воеводства. Новые впечатления начали вытирать мысли о доме, изгнали легкую грусть — самолет, Светозар впервые поднялся на борт самолета! Не подозревая, сколько их еще впереди будет.
Учебка располагалась в маленьком городке на границе с Поларской Рыбной Республикой. По улицам ходили разномастные волки вперемешку с белыми медведями и полярными лисами. Витали незнакомые запахи, с барельефов на домах скалился Феофан-Рыбник, и часовни ему имелись в воеводстве в большом количестве. Поначалу Светозар, впитывавший информацию урывками — муштра, драки со старослужащими и гауптвахта отнимали очень много времени — думал: «Вот это да! Дома обязательно расскажу! Ух, все и удивятся! Ух, рты и откроют! Будет, чем похвастаться».
Мир расширился. Светозар узнал, что Тресковый залив, омывающий медвежью республику, Приморское и Северо-Оленье воеводства, нашпигован человеческими нефтяными платформами. А далеко-далеко от берега, среди моря и льдов, скрывается цепь островов, на которых живут оборотни-тюлени. Шелки. Не шолки, помесь шакала и волка, а шелки, с ударением на «е». Светозар о них в книжке читал, в школе задали доклад делать. Книжка называлась «Мифы и легенды северных народов», и у него даже мысли не мелькнуло, что шелки существуют на самом деле — пролистал сказку какую-то о трагической любви белого медведя к тюленихе, и забыл. Дома, на юге, в морях ничего, кроме рыбы не водилось, а тут на тебе.
И нефтяные платформы, и искусственный остров, построенный людьми для проживания персонала, находились в нейтральных водах — залив не делили, обходились без морской погранслужбы. Разрешение на постройку платформ людям давали медведи. А когда оказалось, что шум, гам и нефтяные пятна не нравятся шелкам, и они объявили людям войну, побежали за помощью к волкам: залив, мол, общий, подплывают с вашей стороны, у нас договор о взаимопомощи, подсобите войсками.
Волки поначалу ввязались в драку, потом подсчитали убытки — шелки начали топить рыболовецкие суда и нападать на прибрежные поселения — и попытались договориться. В Северо-Оленьем воеводстве создали военный штаб, укомплектованный переговорщиками и переводчиками, отловили десяток диверсантов-тюленей, ласково пожурили и отправили домой с мирными посланиями. Медведи спохватились, и тоже подключились к делу — в воеводство прибыл отряд морских пехотинцев для обеспечения безопасности переговорщиков во время визитов на тюленьи острова. Люди поучаствовали финансированием — отстегнули и волкам, и медведям повышенный процент от продажи нефтепродуктов.
Волки удачно договорились об обмене ячменя на рыбу, наладили подобие торговых и дипломатических связей и оставили тюленей в покое. Нападения на платформы прекратились. Штаб просуществовал еще несколько лет и был расформирован — поларские волки-морпехи отбыли домой, специалисты разъехались к новым местам службы.
Светозар, как и прочие новобранцы, просмотрел десяток коротких документальных фильмов о тюленях. В боевые задачи десантников входила охрана платформ в случае нападения — волки и медведи по-прежнему были связаны договором о взаимопомощи.
— Языки всех оборотней схожи, — объясняли им во время лекции. — Всеобщий, на котором говорят и лисы, и волки, и медведи — сплав самых распространенных диалектов. В глубинках сохранилась архаика, и медведь-пещерник с юга будет очень плохо понимать полара с Ледовитого побережья. Всеобщий отвергают некоторые племена кошачьих, а барсуки и шелки, отгородившиеся от мира, его не знают — или делают вид, что не знают, кто как. Тюлений язык чем-то похож на один из медвежьих диалектов. Вероятно, когда-то клан поларов был дружен с шелки — у них сохранились сказки о помощи и вражде. Вы заучите некоторые известные слова тюленьего языка, которые помогут вам оценивать обстановку в случае нападения врага. Несмотря на мирный договор, мы склоняемся к тому, чтобы считать тюленей врагами — подросло новое поколение, считающее, что горящие нефтяные платформы интереснее ячменя. Хотя, формально, между нашими народами
