тоже начали по одному сигать следом. Нехорошо! Нехорошо! Как только очутились под сводом прохода, напоминающего водопроводную трубу, Крорр забил по воде крыльями, разворачиваясь, и стал палить в потолок. После третьего выстрела громадные куски камня отделились от скального основания и упали вниз, устраивая преграду между нами и преследователями. Черт, надеюсь, что здесь есть и другой выход на поверхность и впереди нас не ждет еще большая армия этих кривозубых хорьков, иначе мы в полной заднице.
Не знал, что меня можно до такой степени шокировать и выбить из колеи дважды за одни сутки, но все когда-нибудь случается впервые. Свалившаяся мне на башку сумасшедшая букашка, источающая одновременно вибрации своего вида и чего-то абсолютно чуждого, сбивая этим с толку, первым же сокрушительным ударом вышибла из разума все страдашки по поводу истинности-ложности чувств между мной и Летти. А окончательно доделало эту титаническую работу понимание, что ублюдочный ликтор умыкнул мою женщину, пользуясь суматохой и моим сиюминутным отупением перед инстинктом, гласящим: «Самку ранить недопустимо!». А пахла агрессорша, размером с один мой глаз, в который она старательно пыталась ткнуть какой-то зубочисткой, именно как виверна… и в тоже время иначе. Но к хренам все это, когда соперник наложил свои грязные лапищи на мое! МОЕ!!! Никаких сомнений, колебаний, ковыряний в истоках и испытания подлинности того, что мощно всколыхнулось в душе. В теле близкой, как родная кожа, и жесткой, как сталь, красавицы теперь бьется мое сердце, и с каждым новым метром между нами мерзкий вор вытягивал его из меня вместе со всеми потрохами, разрывая нас с Летти. Разделяя то, что неделимо отныне.
Замотав головой, я стряхнул свирепую непонятную пиявку и рванулся с земли, боясь только одного — потерять Войт и ее покойника-похитителя из виду, но липкая мелкая гадость ухитрилась каким-то чудом снова оказаться на ногах и вцепиться в последний момент в мой хвост, нисколько не впечатлившись наличием там смертельно-ядовитого почти для всех шипа, и стала прямо в полете карабкаться по мне, как обезьяна по дереву, осыпая какими-то бессмысленными оскорблениями и колотя по ходу куда придется. Кувыркание и попытки сбить ее крыльями, ухватить зубами ни к чему не привели. Как только я вроде избавлялся от нее, она снова тут же появлялась на мне, но уже в другом месте, не представляю как. Но гори она огнем, мне не до этих фокусов!
Я уже протянул когти, готовый вцепиться в крыло поганого мутанта, собираясь оторвать его к хренам, как этот гад рухнул в ущелье, куда мне не протиснуться. Идиот, куда ты денешься от меня?! Скалы заканчиваются через несколько километров, а за каждую лишнюю секунду, что ты лапал мое, я с тебя по дополнительному куску оторву. Медленно!
Бум! — по моей многострадальной черепушке опять прилетел такой удар, что перед глазами на долю секунды потемнело. Да откуда в этой поганке такая силища?!
Зрение прояснилось, но вслед за этим из груди рванулся истошный рев. Где чертов крылатый и Летти? Их не было ни над водой, ни в неистово несущемся потоке! Заметавшись в воздухе, я рыскал глазами, выискивая хоть что-то, не ощущая больше продолжавших сыпаться градом ударов и ругательств, потому что в груди появилась и стремительно разрасталась огромная дыра. Не отдавая себе отчета в том, что рвется из моего горла, обернулся прямо в воздухе и рухнул в поток, вынырнул из ледяной воды и завертелся, судорожно ища мою потерю, борясь с неуклонно несущейся стремниной. Ничего! Но как?!
Орал как безумный, захлебывался, нырял, шарил по дну, бился всем телом о подводные камни, выныривал и снова звал, срывая голос. Но все тщетно! Река, с грохотом и шумом миновав ущелье, выплеснулась снова на равнинный участок, становясь опять почти спокойной и открытой гладью на несколько километров вперед. Сменил ипостась и полетел над самой поверхностью, с ужасом ожидая увидеть разбитое и поломанное стихией тело любимой… Любимой! Моей!
Нет ни ее, ни ликтора — гореть ему вечно! Назад, к ущелью, снова слабое человеческое тело, вплавь, глаза шарят по отвесным скалам в надежде. А вдруг зацепилась, выбралась, держится, это же моя Летти, она не может просто взять и утонуть. Нет, самой смерти эта невероятная женщина скажет: «Отсоси!» На крыло, обшарить весь берег, округу, нельзя исчезнуть бесследно!
Но время шло, паника росла, внутри полыхало и замерзало одновременно, а никаких следов Войт не находилось. Упав на камни, обратился в человека, но долго ревел обезумевшим зверем, пока не выдохся, проклиная все и всех, отказываясь признавать утрату.
— У тебя волосы не черные. Почему? — раздался звонкий голосок за спиной, и, мало что соображая и видя перед собой, медленно повернулся, чтобы воткнуться диким взглядом в ту, кто так же виноват, как и ненавистный противник.
Нельзя вредить самке? Да неужели?
— Удавлю! — зашипел и двинулся вперед.
Руки уже сомкнулись на тонкой шейке, собираясь сломать ее, подобно спичке, как вдруг в них остался только воздух! Пальцы еще ощущали тепло чужой кожи, образ гадкого куклячьего личика с широко распахнутыми, озадаченными, но отнюдь не испуганными глазищами не стерся с роговицы, но сама бешеная блоха стояла в паре метров от меня и бомбила хаотичными и совершенно бессмысленными вопросами.
— А раньше они были у тебя черными? А длинными? Обращаться очень больно? Летать не страшно? Я когда-то смогу так, как ты? — протарахтела она хрустальным голоском, а потом неожиданно поменялась в лице и практически зарычала: — Помнишь мою мать, сволочь?! Это твоя вина, что она умерла и у меня такой бардак в голове!
Мне было плевать на эту ересь. Все, что реально существовало сейчас, — жажда убийства и разрушения, и поэтому я бросился на нее снова. И снова. И опять. И все с тем же результатом — нулевым. Как бы стремительно ни атаковал, все равно она успевала перемещаться и не переставала болтать на два голоса и интонации, то любопытствуя о сотнях абсолютно не имеющих значения вещей, то говоря, как ненавидит меня или не меня, а всех самцов вивернов — предателей, бросивших ее мать и ее саму. Полнейшая чушь, потому как я не знаю других вивернов здесь, кроме себя и Харда, и у меня точно нет никаких детей, да и у наставника их быть не может — он предан своей семье, оставшейся в нашем мире. Все его помыслы и усилия направлены на возвращение, а не на поиски доступных развлечений, но даже если бы он каким-то образом и заделал кому-то
