не будет, — безбожно соврала я.
— Донна Маккой, хочу напомнить, что в уставе Академии четко прописано: преподаватели обязаны присутствовать на всех официальных мероприятиях, проводимых в стенах Академии. Зимний бал входит в их число. Рад, что мы поняли друг друга.
И, сверкнув напоследок глазами — видимо, чтобы мне даже в голову не пришла мысль продолжить дискуссию — он обратился к следующей теме педсовета.
Ладно. Черт с ним, с Зимним балом. Переживу как-нибудь. Это всего лишь один день. Не катастрофа.
— Профессор Маккой, задержитесь, пожалуйста, ненадолго, — тихо и властно произнес ректор, едва лишь педсовет закончился. Бросая на меня любопытные взгляды, коллеги разбредались, оставляя меня один на один с великим и ужасным ректором.
— Вы хотели что-то обсудить, ректор Корвус? — осторожно поинтересовалась я, едва лишь закрылась дверь за профессором Остерандо, медленно выползающим из кабинета. Полосатый конец длинного шарфа замер, зажатый дверью, а потом медленно пополз дальше, словно маленькая деловитая гусеница.
— Верно, — кивнул он, щелчком пальцев расставляя стулья в прежнем порядке. — Донна Маккой, я давно хотел обсудить с вами кое-что.— Если вы о Зимнем бале, то я приложу все усилия, чтобы не опорочить честь академии. Если, конечно, не буду слишком занята. И не заболею. Я ведь, знаете ли, так легко простужаюсь. Вот даже сейчас. Апчхи! Видите?Ректора мое представление не слишком впечатлило.— Речь идет не о Зимнем бале, — голосом, способным заморозить стаю саламандр, сказал он.
— Да? — с надеждой заглядывая ему в глаза, спросила я.Может, он скажет, что смертельно болен и поэтому увольняется, чтобы провести остаток своих дней в медитации и покое? Или просто увольняется, так даже лучше. Никаких смертей. Просто подумал и понял, что преподавание, академия и вообще образовательные процессы это все скука смертная. Лучше заняться чем-то другим: нарушителей в тюрьмах пугать, дознавателем работать, еще что-нибудь…Не то чтобы я так сильно ненавижу ректора Корвуса. Ну, разве что временами. К примеру, когда он смотрит так бесстрастно, словно человеческие эмоции ему неведомы. В такие моменты хочется подойти и сорвать с него осточертевшую маску невозмутимости. Хочется кричать и драться. Швырнуть в него чем-то тяжелым или просто схватить его и трясти, пока не сделает хоть что-нибудь. Что угодно, только пусть прекратит быть таким неживым! Не человек, а голем, действующий по приказам какого-то неведомого существа. Формулы, цифры, планы и отчеты. Все должно быть четко, все должно быть аккуратно и по правилам.
— Донна Маккой, я до сих пор не видел вашего календарного плана на этот учебный год, а сегодня уже третье сентября. Есть ли какие-то причины, объясняющее подобное удручающее положение вашей документации или же это приемлемый для вас режим работы?
Ну, все ясно. Опять я такая-сякая, опять я провинилась. И вновь он обращется ко мне, словно забыв, что я профессор. Словно я никогда не стану равной ему.
— Никак нет, — вытянувшись во фрунт, отчеканила я. Чем меньше буду спорить с ректором, тем быстрее смогу убраться подальше. У меня и помимо этого мерзкого гоблина в жизни много приятного. В смысле, он, конечно, не слишком приятный, но.. В общем, сейчас получу нагоняй и свободна.
— Значит, причин нет? — вкрадчиво интересуется ректор, окидывая меня пристальным взглядом и можно быть уверенной, от него не ускользнула ни отсутствие на мне мантии, лужицей растекшейся по полу возле места, где я сидела, ни удручающе небезупречные ботинки, ни слегка измятые крылья, поухаживать за которыми я опять сегодня не успела, ни следы чернил на пальцах. И почему рядом с ним я вечно ощущаю себя какой-то неаккуратной нескладехой? Может, потому что гоблин всегда опрятен. На одежде ни морщинки, из прически не выбивается ни волосок. Идеал. И, разумеется, ни одной ошибки, ни в документации, ни в жизни.
Ну, не говорить же такому паскудному совершенству, что предыдущему руководству гораздо важнее было, как мы со студентами общаемся и чему они учатся, чем оформление тысяч и тысяч бумажек. Не говорить же, что, согласно приказам министерств, календарные планы теперь заполняются совсем не так, как в прошлом году, а значит, просто переписать прошлогодние не выйдет и нужно начинать с самого начала делать то, что на самом деле никому, кроме глубоконеуважаемого бюрократа Корвуса не нужно. Ректор Корвус появился в нашей академии под конец прошлого учебного года и с самого начала показал себя как жесткий бескомпромиссный руководитель. «Нет, нельзя», кажется, его любимые слова.
— Декреты от министерства прибыли только на прошлой неделе, а я была занята, переписывая лекции для старших курсов с учетом новейших открытий Купера-Новицки, которые по какой-то странной и непонятной причине решили сказать свое слово в магической науке именно в августе перед началом нового учебного года, — все же не сдержалась и выпалила я.
— Полагаю, вам кажется, что все вышеперечисленное как-то объясняет и извиняет вас, — холодно сказал ректор и приступил к следующей части своего монолога. Интересно, он их заранее сочиняет или это экспромт? — …и это я еще не перешел к удручающему поведению на ваших занятиях, — продолжал меня отчитывать он, а в серых глазах не мелькнуло ни тени эмоций. — Правда ли, что во время сегодняшнего семинара вы сказали студенту, — неприлично длинные для мужчины ресницы опустились, скрывая на мгновение пронизывающий насквозь взгляд, ректор задумался на мгновение и, сделав еще более кислый вид, чем обычно, процедил, словно каждое слово в отдельности ему омерзительно, а уж все вместе они просто невыносимы для его тонкой душевной организации: — «Не дрейфь, почти уверена, что мы не взорвемся тут все»?
— Совершенно верно, — ничуть не смутившись, подтвердила я. — Второкурсникам на их первом в этом учебном году семинаре было нелегко. Увеличилась нагрузка, появились новые переменные. Создание магических формул перестает быть развлечением и становится серьезной работой. Именно поэтому так важно находить со студентами общий язык и давать им право на ошибку. В ходе обучения я стараюсь периодически говорить на языке современной молодежи, чтобы облегчить процесс и помочь студентам учиться.
— Право на ошибку? — недоверчиво переспросил ректор и поглядел на меня поверх очков, словно перед ним совершенно новый экземпляр дикой фауны. — Ошибки, которые могут стоить жизни и здоровья другим нашим студентам? Профессор Маккой, настоятельно рекомендую не забывать, что академия — учебное заведение,
