Что-то мне подсказывало, что на открытие портала в озере можно сильно не рассчитывать. Хотя от идеи нырнуть и изучить дно я отказываться не собиралась. Вдруг не заметила чего с перепугу…
Я быстро вытерлась, натянула оказавшуюся довольно короткой сорочку и принялась перебирать стопку одежды, пытаясь понять, что именно мне нужно дальше надевать. Получалось многовато, учитывая жару, но выбирать не приходилось. Я же хочу не выделяться, а если выйду отсюда в одной нижней рубашке, меня точно в дурку отправят. Или что здесь за нее?
А то и куда похуже.
Трусов мне вовсе не предложили, зато поверх рубашки пришлось застегнуть пояс для чулок. Ностальгия по бабушке всколыхнулась с новой силой: по строению крепления точь-в-точь походили на те, что остались со времен ее молодости и до сих пор хранились в дальнем ящике вместе с поясом и полупрозрачными нейлоновыми чулками, щедро пересыпанные лавандой. Мне иногда позволяли их доставать и разглядывать.
Только те уже успели пожелтеть от старости, а эти выглядели сравнительно новыми. Так что я довольно ловко раскатала по ноге оба хлопковых чулка и закрепила их на бедрах.
Обувь не принесли, и следующим я надела корсет. Он оказался удивительно мягким и удобным, застегивался впереди и походил бы на жилетку, только форма подкачала — он заканчивался прямо под грудью. Бюст теперь заманчиво выпирал из натянувшейся рубашки. Выглядело даже миленько и призывно, если бы не глухой ворот аж до ключичной ямки.
И не полагающееся сверху платье.
Лично мне оно показалась совершенно лишним, мне уже было жарко, но хочешь жить — умей подстраиваться. Так что облачилась и в него. Мелкие пуговички под самый подбородок скрыли все прелести, подчёркнутые корсетом, смягчив силуэт. Подол закрывал щиколотки и с непривычки путался в ногах.
Теперь я похожа на местную работницу, передника только не хватает.
Стараясь осторожно ступать по влажному полу в чулках и избегать крупных луж, я подошла к двери, открыла ее и выглянула в поисках служанки.
Барышня уже выглядит прилично.
Теперь бы кто подсказал, что дальше делать?
Девушка, к моему облегчению, далеко и правда не убежала. Мялась прямо под дверью, то и дело поводя носом в сторону кухни. Проголодалась, поди.
Заметив меня, она снова покраснела и, стараясь держаться на почтительном расстоянии, махнула рукой, мол, следуй за мной.
Я послушно последовала, медленно и аккуратно, чтобы не поскользнуться. Пол был покрыт линолеумом и доверия не внушал*. Мыли его явно кое-как и изредка.
Служанка провела меня по первому этажу и направилась к лестнице. Я глазела по сторонам, стараясь делать это незаметно. Ни одного электрического прибора или провода. Ни одной розетки. Мебель выглядела достаточно просто, и в то же время добротно, обивка была перелатана несколько раз, однако содержимое нигде не торчало. Бедно, но аккуратно.
А вот с уборкой у них проблемы: вековую пыль на подоконниках было видно невооружённым глазом.
На втором этаже оказалось почище и побогаче. Сразу ясно, где обитают господа. Точнее, дамы — ни одного мужчины я не заметила.
Подойдя к одной из дверей, девушка бегло постучала, дождавшись недовольного возгласа, приоткрыла дверь и бесцеремонно подтолкнула меня в спину. Я не стала сопротивляться и зашла.
Здесь по сравнению с остальными виденными мною помещениями было просто роскошно. Окна украшали тяжелые шторы, собранные причудливыми складками и бантами, пол закрывал ворсистый ковер, а массивный стол сверкал, будто только что отполированный.
За ним восседала дама, та самая, что помогла мне выбраться из водоема.
Она недовольно обозрела меня, потом нацепила монокль и еще раз пробежалась взглядом по моей фигуре, сверху вниз.
Я занервничала.
Вдруг я что-то не так надела? А служанка застеснялась — в очередной раз — и не поправила?
— Мейс а ли та? — с ударением на последнее слово поинтересовалась она.
Я чуть было не позабыла о собственном решении молчать и открыла рот, но тут же его поспешно захлопнула и развела руками, не забыв глупо улыбнуться.
Блаженная, что с меня взять. Говорят, в древности таких почитали.
Почитать меня не надо, главное на улицу чтобы не выбросили. Что я буду тут делать? Куда пойду? Не говоря уже о том, что у меня озеро не обследовано. Мне еще дорогу домой искать!
— Мейс а чи ринни? — нахмурившись еще внушительнее, вопросила дама.
Я улыбнулась шире.
Владелица кабинета перевела суровый взгляд с меня на служанку и принялась ее негромко, но с чувством отчитывать. Девушка вяло пыталась оправдаться, а потом и вовсе замолкла, то и дело неприязненно поглядывая на меня.
Прости, милая, но я честное слово не знаю, чем тебе помочь. Кто бы мне помог. Например, вложил в голову знание местного языка! В тех немногих книгах, что я читала о попаданках, они всегда сразу магическим образом разбирались в лексике, обычаях и традициях нового мира, и ни разу не ошибались, как величать принца или графа.
А тут еще неизвестно, есть ли принцы и графы.
Или магия.
Пока что ни одного признака ее существования я не заметила. На столе стоял самый обычный подсвечник с тремя желтоватыми свечами — никаких сияющих шаров или висящих в воздухе огоньков.
Дама повысила голос, поглядывая на меня, и я поняла, что пора вмешаться. Быстро-быстро заморгала, преданно уставившись в одну точку сразу за ее плечом, и на глаза навернулись слезы. Доигрывая до конца, я скривила рот, будто с трудом сдерживаю рыдания, и шумно втянула носом воздух.
Хозяйка кабинета оборвала тираду на полуслове и уставилась на меня. Я — на нее, распахнув покрасневшие от недавнего плавания глаза и прерывисто дыша.
— Мейс а сирим? — сомневаясь, протянула дама.
Я обернулась на служанку, та едва заметно кивнула.
Истово надеясь, что мне сейчас не предложили выметаться немедленно, я поспешно закивала. Кажется, все сделала правильно, потому что дама немного расслабилась и откинулась на спинку кресла.
— Тэ! — она взмахнула рукой, отсылая нас. Это я и без перевода поняла.
Служанка дернула меня за рукав и вытащила в коридор. Начала было что-то тараторить, но покосилась на мое непонимающее лицо, замолкла, снова ухватила за рукав и повела за собой.
Я постепенно привыкала ходить за ней, как баран на веревочке.
Какая разница, куда. Главное, не на улицу!
Уже через неделю я выучила основные глаголы: есть, спать, убирать, пошла вон.
А еще, что я — ансунэ, то есть падшая женщина.
Но получившая за грехи наказание в виде немоты и вроде бы раскаявшаяся, а потому допущенная в святая святых — пансион для юных девиц на выданье.
Ну, как допущенная… Мне выделили комнатушку в самом дальнем углу флигеля для прислуги, у чёрного хода и наказали не отсвечивать. Жестами. Я не жаловалась — поближе к выходу, поближе к кухне, у самой помывочной, то есть зимой будет тепло и за водой недалеко бегать.
Языка я не понимала вообще. Мне пришлось учить его с нуля, медленно и тяжело, причем на слух, потому что садиться за парту вместе с детьми мне никто не позволил, а заниматься отдельно тем более не спешили.
Ведь кроме «ансунэ» я была еще и «дунда» — то есть дурочка. Сколько Верити, служанка, помогавшая мне в первый день моего появления, ни пыталась со мной объясниться, как ни бились кухарка и ее помощницы — я лишь разводила руками и глупо улыбалась. Не понимаю простейших вещей, тупа как пробка.
То, что я просто не знаю языка, им в голову не пришло. Городок располагался в такой глуши, что иностранцы сюда никогда не доезжали. Нечего им здесь делать — ни производств, ни секретных объектов, ни маломальского культурного центра. Да и любой турист обычно сносно объяснялся на сандарском.
Сандар — так называлась страна, в которой я оказалась. Больше всего она напоминала викторианскую Англию, в самом ее пуританском проявлении. Нескоро я поняла, что рубашку мне предложили во время мытья не для того, чтобы одеться после — нет, я должна была в ней и купаться, дабы не смотреть на греховную плоть.
