Я взяла всё это, вместе с необузданной потребностью в его прикосновениях, его внимании и его сердце, — которое, скорее всего, всё ещё принадлежало другой, — и закрыла ящик.
Отношения между Защитником и Истиннорождённой были строго запрещены. Почему? Я понятия не имела, но догадывалась, что причина, по которой это объяснение было неизвестно, заключалось в том, что я была единственной Инстиннорождённой, оставшейся в живых.
Я закрыла ящик, который назвала просто "ЗЕЙН", и вышла из душа в наполненную паром ванную. Завернувшись в полотенце, я наклонилась вперёд и провела ладонью по запотевшему стеклу.
В поле зрения появилось моё отражение. Как бы близко я ни была, черты моего лица были немного расплывчатыми. Моя обычно оливковая кожа, благодаря сицилийским корням моей мамы, была бледнее, чем обычно, что заставляло мои карие глаза казаться темнее и больше. Кожа вокруг них была опухшей и потемневшей. Нос всё ещё был скошен в сторону, а рот казался слишком большим для моего лица.
Я выглядела точно так же, как в тот вечер, когда мы с Зейном покинули эту квартиру и отправились в дом сенатора Фишера в надежде найти Мишу или доказательства того, где он находится.
Но теперь я чувствовала себя иначе.
Как же так, во мне не было никакого заметного физического проявления всего, что изменилось?
У моего отражения в зеркале не было ответа, но когда я отвернулась, я вымолвила единственное, что имело значение:
— Я справлюсь, — прошептала я, а потом повторила громче: — я справлюсь.
ГЛАВА 2
С мокрыми волосам и, скорее всего, в полном беспорядке, я сидела на кухонном островке, постукивая босыми ногами, разглядывая голые стены и потягивая апельсиновый сок.
Квартира Зейна была невероятно пуста, напоминая мне о постановочном доме.
Кроме моих чёрных армейских ботинок, которые стояли у двери лифта, никаких личных вещей здесь не было. Если за личные вещи не считать боксёрскую грушу, висящую в углу, и синие маты, прислонённые к стене. У меня ничего не было.
Мягкое кремовое одеяло было аккуратно сложено и накинуто на серый диван, и вуаля, картина маслом готова. На кухонном столе не осталось ни одного стакана, а в раковине — ни одной тарелки. Единственная комната, которая отдалённо напоминала спальню, где кто-то жил, была моей, да и только потому, что мои чемоданы были раскрыты, а одежда разбросана по всей комнате.
Может быть, всё дело в современном дизайне, и именно он добавлял холодности. Цементные полы и большие металлические вентиляторы, которые тихо вращались на открытых металлических балках, не добавляли никакого тепла в открытое и воздушное пространство. Как и окна от пола до потолка, которые вероятней всего были тонированными, поскольку просачивающийся сквозь них солнечный свет не вызывал у меня желания выколоть глаза.
Я бы сошла с ума, если бы жила здесь одна.
И вот о чем я думала — о действительно важных вещах — когда почувствовала внезапный прилив тепла в груди.
— Что за чертовщина? — прошептала я в пустое пространство.
Тепло разгорелось.
Может, у меня сердечный приступ? Ладно. Это было глупо по множеству причин. Я потёрла грудь. Может причина в несварении желудка или это начало язвы...
Подождите-ка.
Я опустила очки. То, что я чувствовала, было эхом моего собственного сердца, и я внезапно поняла, что это было. Святой батончик гранолы, это были узы... это был Зейн, и он был близко.
Теперь у меня был радар, настроенный на Зейна, и это было немного... или точнее очень... чертовски странно.
Я начала кусать ноготь большого пальца, но решила оставить палец в покое и взяла сок, и прикончила его двумя громкими, неприятными глотками. Сердцебиение участилось при звуке подъезжающего лифта, и мой взгляд метнулся к стальным дверям лифта, я вся наполнилась нервной энергией. Я поставила стакан, иначе бы уронила его. Каждый раз, когда я видела Зейна, мне казалось, что я вижу его в первый раз, но дело было не только в этом.
Я плакала по Зейну всю ночь напролёт.
Жар пополз вверх по моей шее. Я не была плаксой, и до вчерашнего вечера я верила, что у меня дефектные слёзные протоки. К сожалению, эти слёзные протоки полностью функционировали. Вчера было много уродливых, сопливых рыданий.
Дверь скользнула в сторону, и тревожная энергия взорвалась в моём животе, когда вошёл Зейн.
Чёрт.
Простая белая футболка и тёмные джинсы выглядели так, словно были сшиты специально для него и только для него. Материал обтягивал его широкие плечи и грудь, но всё же облегал узкую талию. Все Стражи были большими в своей человеческой форме, но Зейн был одним из самых больших, каких я когда-либо видела. Около ста девяносто шести сантиметров.
У Зейна были красивые густые светлые волосы с естественной волнистостью, которую я не смогла бы воссоздать с помощью нескольких часов, видео из YouTube и дюжины щипцов для завивки. Сегодня его волосы были завязаны узлом на затылке, и я молила Бога, чтобы он никогда не стриг их.
Он сразу же заметил меня, и хотя я не могла видеть его глаз с того места, где сидела, я почувствовала на себе его пристальный взгляд. Он был каким-то тяжёлым и нежным, и вызвал мелкую дрожь осознания, танцующую по моим рукам, заставляя меня благодарить, что в моей руке нет стакана.
— Привет, соня, — сказал он, когда дверь лифта закрылась за ним. — Рад видеть, что ты встала и двигаешься.
— Извини, что спала так долго.
Я подняла руки и опустила их обратно на колени, не зная, что с ним делать. В одной руке он держал свёрнутую в трубочку бумагу, а в другой — коричневый бумажный пакет.
— Тебе помочь с чем-то из этого? — спросила я, хотя это был глупый вопрос, учитывая, что Зейн мог поднять "Форд Експлорер" одной рукой.
— Нет. Не извиняйся. Тебе нужен был отдых.
Его черты казались мне расплывчатыми, даже в очках, но они становились всё чётче и чётче с каждым шагом, по мере его приближения ко мне.
Я быстро отвела взгляд, но это не помешало мне увидеть, как он выглядит.
Его красота была совершенной, потрясающей и жестоко прекрасной. Я могла бы придумать больше прилагательных, чтобы описать его внешность, но если быть честной, ни одно из них не отдавало бы ему должное.
Кожа была золотистого оттенка, которая не имела ничего общего с пребыванием на солнце. Высокие, широкие скулы соответствовали широкому, выразительному рту, который заканчивался линией челюсти, которая, казалось, была вырезана из гранита.
Я хотела бы, чтобы он был менее привлекательным — или чтобы я была менее поверхностной, — но даже если бы всё было так, в конце концов, это мало что изменило бы. Зейн был не просто красивой упаковкой, которая скрывала уродливый интерьер или скучную личность. Он был чертовски умён, с острым интеллектом, таким же острым, как и его остроумие. Я находила его смешным и забавным, даже когда он действовал мне на нервы и слишком опекал. Но самое главное, Зейн был по-настоящему добр, и, боже, доброта так недооценивалась большинством.
У него было доброе сердце, большое и великодушное, хотя у него и отняли часть души.
Говорят, что глаза — это зеркало души, и это было правдой. По крайней мере, у Стражей это было так, и из-за того, что случилось с ним, его глаза были бледного, морозного оттенка синего.
Он встречался с Лейлой, наполовину демоном, наполовину Стражем, с которой он вырос, которая ещё и оказалась дочерью Лилит. Они с Зейном поцеловались, и из-за того, как способности Лилит проявились в Лейле, она забрала часть его души.
Я сжала руки в кулаки. Вся эта высасывающая душу история произошла случайно, и Зейн знал о риске, но это не остановило вспышку гнева и чего-то гораздо более кислого, что пронзило меня. Зейн достаточно сильно хотел её... любил её достаточно... чтобы пойти на такой риск. Подвергнуть себя и свою жизнь опасности только ради того, чтобы поцеловать её.
