лицом, в отличие от Жакара, бесхитростна, все эмоции на лице, вот как сейчас:
— Деточка моя, Аурэлия, — стонет кухарка. — Что же это творится-то, а?
Посуда на её подносе опасно вздрагивает. Я сглатываю слюну, когда моих ноздрей касается волшебный аромат мясного рагу в горшочке и аппетитных пирожков с капустой.
Фосия словно мысли мои читает:
— Голодная! — ахает она с ужасом. — Что же это делается-то, а? Сжить тебя со свету вздумал? Старого лорда на него нет! Ух, он бы ему… Бери ложку скорее, деточка моя, давай, или пирожок, что сначала? Бери, бери!
Облизываю потрескавшиеся от сухости губы, и уже было тянусь к румяному пирожку, как вдруг за спиной Фосии раздаётся покашливание, и рука Жакара с короткими кривоватыми пальцами опускается на уровне груди кухарки, словно отделяя её с подносом от меня.
— Секундочку, — произносит тот и смотрит строго сначала на Фосию, затем на меня. — Один момент, Аурэлия.
— Пусть девочка сначала покушает! — сердобольная кухарка не готова так просто сдаться и продолжает напирать вперёд с подносом наперевес.
— Секундочку! — скрипучим голосом повторяет Жакар. — Господин генерал ясно дал понять, в каком случае Аурэлия получит еду.
От одного только упоминания Райгона меня всю передёргивает.
«Господин» генерал, а я теперь просто «Аурэлия», хотя старый лорд растил нас с Райгоном как равных, в том числе в глазах слуг.
Аромат пирожков и нежнейшего мяса мигом забыт. Убираю руки за спину, поднимаю подбородок, смотрю на дворецкого, прищурившись:
— И в каком же случае ваш хозяин, — эти два слова произношу с явной издёвкой, — приказал дать мне еду?
Всё-таки люди удивительные существа, способные приспособиться к абсолютно любым обстоятельствам. Вот как сейчас Жакар. Очень даже неплохо служит новому господину взамен старого, и вполне этим доволен.
— Вы должны признать генерала своим господином, склонить перед ним голову и служить ему, как он того пожелает.
Выпаливает всё это на одном дыхании и с опаской на меня смотрит. Впервые за долгое время я вижу какие-то эмоции на обычно безучастном лице этого слуги до мозга костей.
Видать, он и сам понимает, какую глупость сморозил.
— Всего-то, — тихонько откашливается Фосия и жалобно добавляет. — Давайте, скажем ему, что он хочет. Лишь бы отстал. А потом он уедет, с глаз долой, обратно в столицу, и всё у нас тут будет как раньше, госпожа Аурэлия, деточка?
Пропускаю мимо ушей увещевания Фосии. Меня сейчас много больше волнует другой человек.
— Ты видел, как покойный лорд снял с меня рабские браслеты, — говорю медленно и прищурившись, глядя на Жакара.
В ответ — молчание, от которого у меня мороз по коже.
— Ты был свидетелем! — повышаю голос. — Отвечай!
В подземелье становится тихо. Капанье воды в конце коридора. Печальный вздох Фосии. Звяканье ложки на подносе. Вонь затхлости и мочи перебивает запах пищи.
— Не припомню такого, — произносит Жакар после паузы, глядя прямо перед собой, избегая смотреть мне в глаза.
— Лжец, — шепчу побелевшими губами. — Старый лорд был бы тобой разочарован.
— Зато новый лорд будет доволен, — возражает он ровным тоном, скользя взглядом по стене у меня за спиной.
— Я не признаю своим господином ни Райгона, ни кого-то другого, — произношу глухо, отступая вглубь камеры. — Потому что я свободный человек! И ты это знаешь! Так и передай своему… — хочется ввернуть крепкое словечко, но я сдерживаюсь, — хозяину.
Последнее и так звучит из моих уст как грязное ругательство.
— Это ваше последнее слово? — равнодушно спрашивает предатель.
— Да.
— Что ж, весьма прискорбно. Господин генерал будет недоволен.
— Пусть в задницу себе засунет своё недовольство, — ворчу себе под нос, но в оглушительной тишине подземелья Жакар и Фосия прекрасно всё слышат.
Кухарка вздыхает, печально звякая посудой с пропавшим ужином.
Жакар невозмутимо произносит:
— Хорошо, госпожа Аурэлия, я передам господину генералу ваш ответ, — и после паузы добавляет. — В точности.
Затем грозно смотрит на кухарку:
— Идём, Фосия. Я сказал, идём!
Жакару приходится едва ли не силой выводить Фосию, причитающую, что «изверги вздумали уморить её деточку». Их шаги и голоса стихают в конце коридора, после чего раздаётся звук захлопнувшейся железной двери.
Скрещиваю руки на груди и сердито опускаюсь на солому. Вместо пирожка с капустой лениво покусываю собственную щёку.
Живот уже не урчит, он просто прилип к позвоночнику. А ещё хочется пить. Пожалуй, даже больше, чем есть.
Меня знобит. Наверное, от голода. Обнимаю себя за плечи и с тоской вспоминаю тёплое пуховое одеяло и мягкую кровать с розовым балдахином. Вздыхаю, рассматривая тёмно-серые камни на холодном полу.
Вздрагиваю от удара железной двери о стену где-то вдалеке. Затем раздаются уверенные шаги по коридору, словно кто-то впечатывает каблуки в каменный пол.
Шаги приближаются. Я ещё не вижу, но уже внутренне знаю, кто это.
Вскакиваю на ноги, замираю напротив решётки одновременно с тем, как по другую её сторону останавливается Райгон.
Высокий, огромный, устрашающий. Он занимает собой практически весь коридор.
Его чёрный плащ, взметнувшись, ударяется о прутья решётки. Жёлтые глаза дракона с вертикальным зрачком обдают меня ненавистью. Сглатываю и отступаю вглубь камеры. Не хотела бы я сейчас попасть ему в руки.
Вот только, кажется, у него на этот счёт другие планы, потому что ключ уверенно поворачивается в замке, а после этого решётчатая дверь с жалобным скрипом распахивается настежь.
Он переступает порог камеры. Я делаю шаг назад. Он два — вперёд.
Мамочки! Кажется, предатель Жакар не только передал Райгону мои слова, но и от себя добавил! Иначе чем ещё объяснить ту ярость, что сейчас хлещет из дракона, и в которой он меня вот-вот утопит?
Аурэлия.
Чуть не спотыкаюсь о кучу соломы. Обхожу её. Упираюсь спиной в стену.
Райгон останавливается в центре камеры. Замирает, уперев руки в бока. Окидывает взглядом стены и низкий потолок, затем роняет небрежно:
— И как? Обживаешься?
— Да, вполне, — пожимаю плечами. — Разве у меня есть выбор?
Усмехается. В полутьме камеры сверкают белизной его идеально ровные зубы.
— Как тебе сказать, — цедит недовольно. — Могла бы поужинать и вернуться в свою комнату. Так и быть, я бы сохранил её за тобой.
— Какая щедрость, — усмехаюсь в ответ, глядя на него исподлобья.
— Тебе больше по душе куча соломы?
— Мне по душе уехать отсюда и никогда больше тебя не видеть! — выплёвываю ему в лицо. Наслаждаюсь тем, как играют его желваки. — Что хочешь взамен?
— Ты никогда не уедешь, Аурэлия. — возражает ровным голосом.
— Почему? — выдыхаю тихо и делаю несколько шагов ему навстречу.
Замираю напротив, сжимаю кулачки, смотрю ему в глаза.
— Думаешь, твоему отцу понравилось бы то,
