бы даже сказала, мешали проезду. И когда я их взорвала, спасая отца, стало даже лучше…
Правда, из-за этого «лучше», а также еще по ряду причин, уже не моего авторства, пришлось покинуть родной континент. И вот сейчас я едва не наглоталась собственного порошка. Хотя и старалась не дышать, а все же на пару секунд сознание помутилось и розовых гарпий все же словила.
— Давай, он нас догоняет! — между тем завопил Нар и, схватив меня за руку, потащил в рыночную толпу.
В нее мы ввинтились как два бура сверлильной магоустановки — быстро и качественно и демона-с два вытащишь. А едва оказались в гуще людской толчеи, как резко сбавили ход, подстроившись под среднюю скорость. Братец стянул у кого-то старую, всю в заломах по полям, соломенную шляпу. Я позаимствовала цветную шаль с лотка, оставив взамен пару монет. Вещица была аляповатой, зато большой — скрыла не только мою голову. Но и плечи с доброй частью спины.
Среди толпы, суеты, крика и неразберихи мы почувствовали себя в безопасности. Я бдительно огляделась по сторонам — дракона нигде не было видно. Уф. Кажется, отстал. Зато братец — прицепился как банный лист с вопросом:
— И чего зря разбазариваешь деньги? — фыркнул он на мою расточительность.
— Чтоб ты знал «порядочность» — мое второе имя, — произнесла я светским тоном.
— Угу, как и у всей нашей семьи. А первое, кстати «не», — ехидно заметил мелкий и умыкнул с прилавка яблоко, так сочно им захрупав им, что мне тоже захотелось есть.
Хотя это и немудрено: меня так мутило на магостате во время перелета, что от одной мысли о еде становилось дурно. И это все пять дней подряд!
— Если бы ты не выдал себя на пристани, когда полез в чужой карман, то нам не пришлось бы удирать, — напомнила я. — И вообще, дай укусить, — попросила я младшенького, нацелившись на яблоко.
— Вот так всегда! Во всем я виноват, а как кормить семью — так сразу: Нар, дай.
— Кормить? Да я у тебя яблоко попросила. Половинку, — напомнила я. — Хотя она уже больше на огрызок похожа.
— Угу. С огрызка у вас, девушек, все и начинается. Потом тебе кошелек дай, авто, дом на побережье… А что до этого ворюги, так я ни о чем не жалею! Я, по-твоему, должен был стоять, как простофиля иеримейская, и ждать, пока мне все карманы обнесут?
— Да! Потому что мы теперь обычные честные переселенцы! А если не будем такими, «друзья» отца нас быстро найдут!
Братец на это ничего не ответил. Вздохнул, посмотрел на яблочный недогрызок и противореча своим словам, протянул его мне.
— На. Оно вкусное. Было, — произнес Нар.
Я привередничать не стала и быстро превратила четвертушку плода в полноценный скелет, у которого только хвостик и сердцевинка с семечками остались. А когда хотела выкинуть огрызок, почувствовала, на себе чей-то взгляд.
Обернулась, прежде чем скрыться за углом. Прошлась взглядом по рядам и… на краткий миг показалось, что увидела дракона. Он стоял, вполоборота, держа в одной руке тот самый сверток, который подсунул ему в карман братец, а второй — переговорный амулет, по которому словно отдавал кому-то приказ.
Но это было мгновение, после которого сердце бешено забилось, а я, прихватив братца под локоток, вновь начала петлять как заяц, мало заботясь о том, чтобы запомнить дорогу. А смысл? Города я мы все равно не знали. Нам бы сейчас уйти от погони.
Выбравшись с другой стороны рынка, мы направились к стоянке наемных авто.
— Помнишь адрес нашего нового дома? — поинтересовался братец.
— Переулок Грабов, дом восемнадцать, — ответила я, оглядываясь.
А затем достала магофон и набрала отца, коротко сообщив, что встретимся дома. Папа ничего спрашивать не стал, только пожелал удачи в фирменном стиле черных магов: проклял, но на везение.
Поймав машину, Нар назвал водителю адрес. Шофер присвистнул — оказалось, это другой конец города.
— Сегодня плачу я, — братец решил сделать широкий жест. Вот только почему мне показалось, что ударение у него было на первый слог? Хотя с учетом того, что деньги он достал из кошелька, который украл у того курьера лунной пыли с пирса, страдания Нара были сомнительны…
— Ну вот и приехали, — оповестил нас с Наром водитель, спустя почти час езды. Причем половина времени пришлась на широкий проспект, на котором мы попали в пробку, а вторая — на петляния по узким извилистым улочкам исторической части столицы.
Шофер передвинул рычаг, деактивировав движущее заклинание шестерней и поршней, и машина остановилась у одного из двухэтажных домиков, которые так плотно стояли в один ряд, примыкая боковыми стенами друг к другу, что напоминали единую стену. Слегка обветшалую. С рыжими черепичными крышами, которые вот-вот начнут прогибаться. С фасадами, покрытыми покосившейся плиткой или обвитыми густым плющом. С «бойницами» окон в деревянных рамах темно-коричневого цвета.
У нашего нового жилища те почему-то были самыми рассохшимися. Не иначе это был корявый перст судьбы — да еще и оттопыренный средний.
— Милый домик… Как считаешь, Хеллавина? Тихий, скромный… В такой можно тихо нас замочить и скромно это отпраздновать, — хмыкнул братец так, чтобы только я услышала.
— А это точно нужный адрес, — я вытянула шею, пытаясь из окна машины получше разглядеть здание. — Таблички с номером-то нет?
— Точно-точно, — заверил водитель, подкручивая ус. — Я, почитай, в соседнем квартале родился и вырос, весь район Кривого Источника знаю. И переулок Грабов в том числе. У этого дома отродясь номера не было, а последние хозяева сбежал… то есть я хотел сказать, скоропостижно съехали лет десять назад.
— Скоропостижно делают кое-что другое, заметила я. — Например, кончаются.
— Нет, эти не умерли. Только поседели чутка. Говорят, там привидение живет. Хотя ни одна служба отлова потусторонних сущностей ничего не нашла. Но и покупать дом никто не спешит. А вы, репортеры, небось? Они порой сюда приезжают, когда все тихо и новостей нет, ходят вокруг, чего-то снимают, а потом в каком-нибудь светском оракуле глядь — заметка и гравирный оттиск со знакомым фасадом. Так вы тож про него писать будете? Если что, скажите, что информацией с вами водитель Шпурис — домчу-с-ветерком поделился.
— Мы не собираемся об этом доме писать, — отсчитывая деньги за проезд со всей скорбью гномьего народа на лице, произнес Нар. — Мы будем в нем жить.
Он произнес последние слова с таким прискорбием, что Шпурис, не иначе проникшись нашей несчастной судьбой, вернул братцу монетку. Вот умел же мелкий изобразить сиротинушку так, что ему приплачивали там, где он сам должен потратиться!
На этом мы решили, что