он сжалась в комок.
— Юри! Ты вся горишь! — обеспокоенно крикнула я. Нежно касаясь ладонями ее щек, я пыталась привести ее в чувство. Все без толку, она лишь несвязно что-то бормотала.
Некоторое время я просидела у кровати, обтирая ей лоб влажной тканью. Жар не спадал, становилось только хуже. Мне уже приходилось видеть, как от сильного жара умирают люди, и я действовала без промедлений.
Мы были одни. Всех девочек Мамочка вывела к гостям, а те, кто, по ее мнению, потерял свою привлекательность, утюжили белье и застилали кровати. Можно подумать, что этим пьяным животным не все равно, на чем утолять свою первобытную жажду? Уже третий день моряки просаживали деньги на выпивку и ласки женщин. А сегодня еще обещался приехать один важный купец со своей свитой, и все в борделе стояли на ушах.
Я не могла смотреть на то, как Юри сгорала живьём, но у меня совсем не было денег, чтобы купить лекарств в единственной аптеке. Да и ворчуну Тору за снадобье мне нечего предложить. За работу платили только едой и прочной крышей.
Вне себя от отчаяния, воспользовавшись вечерней суматохой, я тайком прокралась в комнату Мамочки и украла горсть монет с ее стола.
Когда я выбежала на улицу было уже совсем темно, а значит, хватиться меня не должны. Редкие, огромные капли дождя предвещали бурю. Я спиною чувствовала их тяжесть. Казалось, раскаты грома наступали на пятки, в ушах стоял гул. К счастью, я знала путь к телеге Тору наизусть и могла найти ее вслепую.
Телега стояла на том же месте. Из трубы клубился дым, а в зазорах между досками дрожал свет.
Вломившись внутрь, я закричала:
— Юри! Юри умирает, быстрей! — и протянула ладони, на которых лежали мокрые монеты. За мгновенье подо мной образовалась большая лужа.
Тору от неожиданности поперхнулся чаем. Откашлявшись, он сурово на меня посмотрел, а потом перевел взгляд на протянутые руки. Худыми, мозолистыми пальцами он сжал мои трясущиеся ладони в кулаки и выдал хриплым голосом:
— Умирает! Юри! От чего? Диарея, насморк, что у нее?
— У-у-у… у нее сильный жар, а вчера она жаловалась на кашель и боль в легких! Кашель очень сильный. Я-я-я… я думала госпожа Амайя выгонит ее в хлев.
После моих слов Тору полез в сундук и так торопился, что из него все вывалилось наружу. Хорошо, что бутылочки были деревянные и не разбивались, а лишь постукивали как старый сухой бамбук.
— Это пусть выпьет сейчас. Оно снимет жар, — пробубнил Тору, протягивая мне пару закупоренных пузырька: — А это завтра! Пусть выпьет с утра, как выспится. Только не буди, пусть спит. Я приду к вам и осмотрю ее. Надеюсь, меня впустит ваша старая мегера!
Не сказав более ни слова, я схватила снадобье и помчалась к Юри. Она была еще жива, пусть и дышала с трудом. Приподняв голову, я помогла ей выпить отвар и уложила обратно на подушку.
Решив остаться на ночь, я прилегла рядом с ее кроватью. Так и уснула — грязная и промокшая насквозь. Но сон был недолгим. Меня разбудила распахнувшаяся дверь, которая с силой ударила о стену, и приближающиеся шаги Мамочки. Наверху бушевал скандал: раздавались крики посетителей и звенела посуда. Предчувствуя беду, мое сердце забилось как сумасшедшее, в ушах загудело, я даже перестала дышать.
— Вставай Юри! Вставай я сказала, бегом наверх!
Подбежав к Юри, Мамочка сорвала с нее одеяло и начала настойчиво будить. Толстые пальцы в перстнях терзали слабое, измученное тело.
Набравшись смелости я оттолкнула госпожу. Но сил хватило лишь на то, чтобы она сделала пару шагов назад. Руки просто скользнули по гладкой ткани ее шелкового кимоно и уперлись в старое, дряблое тело. Больше она не сделала ни шагу.
Мамочка схватила меня за голову и швырнула на пол. Я вскрикнула — мои волосы запутались в многочисленных перстнях Мамочки. Она тыкала и тыкала в меня пальцем и что-то кричала, а я как могла пыталась отцепиться от ее рук. Боль была ужасная.
Потом Мамочка внезапно замолчала, посмотрев куда-то мимо меня. Я обернулась и увидела монеты, рассыпанные по полу. Наверное высыпались во время падения. Я совершенно забыла о них!
— Ах ты маленькая дрянь, неблагодарная сукина дочь!
Мамочка нависла надо мной словно одержимая демоном. Опять схватила меня за волосы и поволокла к лестнице, громко крича: «Теперь ты заплатишь за все! Теперь ты отработаешь каждую копейку, которую я потратила на хлеб, чтобы ты не сдохла! Ты будешь работать, пока я не разрешу тебе отправиться к родителям! Демоны их раздери за такую дочь!»
Она волочила меня по деревянной лестнице наверх, а я пыталась встать, но босые ноги скользили по мокрым ступеням. Когда она заволокла меня в главный зал, под ноги стали попадаться мелкие осколки. Куда бы я не ступила, как бы не извернулась, они были везде.
— Господин Ён Гвон, позвольте предложить нашу новую девушку Касуми! Но больше ее не будут так звать, давайте вместе выберем для нее новое имя? Кимико, как вам имя Кимико? — С издевкой прокричала Мамочка и бросила меня в центр зала, как кость голодным псам.
Во главе стола сидел седой мужчина и, прищурив один глаз, смотрел на меня. Я видела его раньше: он и был богатым купцом из Восточной провинции. Старый, мерзкий извращенец. Платил много и всегда выбирал Юри. Господин Ён мог держать ее в комнате несколько дней и терзать без продыху, пока не насытится как вампир. Хотя даже вампиры не истязают так своих жертв. После ночей с ним бедняжке приходилось буквально собирать себя заново.
Оглядев меня, Ён Гвон отвратительно ухмыльнулся, а Мамочка приказала двум девушкам подготовить меня. Они помогли мне встать с пола и повели обратно в «темницу».
Пока девочки выбирали наряд, я сидела у огарка свечи, извлекая мелкие осколки из ступней. Аяка подняла меня на ноги и скинула мои мокрые одежды.
— Прости! — прошептала она. — Но так надо. Т-ты же знаешь, что я должна?
Я не ответила. Молча стояла в центре мрачной комнаты, пока на меня надевали кимоно маленькой и хрупкой Юри, которое мне еще было велико. Подол волочился по полу, а непослушная ткань все время спадала с плеч.
Я затерялась в мрачных мыслях. На лицо наложили белила, от которых сильно чесался нос. Я чувствовала себя холстом, по которому водили кистью, вырисовывая черные линии. Плакать не получалось. В комнате хватало слез девочек, которые просили у меня прощенья. Непонятно, в чем они винят себя.
Меня
