Я кормила отца, а сама все вспоминала слова инструктора и пыталась их примерить к тем реалиям, что имела. Отец ел и даже не возмущался. После того как мужчина справился со всеми блюдами, уже встала с подносом в руках и хотела убрать его, но меня остановили слова отца.
– Ты сейчас была так похожа на мать, – и по щеке мужчины скатилась скупая одинокая слеза, которую он смахнул целой рукой.
– Все будет хорошо, пап. Доверься мне, – попросила и вышла. У самой отчего-то тоже ком в горле возник. Хотя я-то что тут растрогалась?
Отнесла поднос на кухню и снова получила от Урсулы ненавидящий взгляд.
– Вы всегда так поздно начинаете выпечку хлеба? – я строго посмотрела на женщину. Видимо, у меня нет времени на раскачку и надо брать все в свои руки.
– “ Тебе-то что?”. Да, всегда, – одновременно слышу и мысли, и слова работницы.
– Надо раньше, – интересно, а почему я слышу только ее мысли. Почему не слышу отца, к примеру.
– “Тебе надо, ты и начинай”. – первыми промелькнули мысли, и лишь спустя мгновение последовал ответ. – Ну так люди привыкли уже к обеду за хлебом приходить. Не стоит что-то менять, сеньорита, – Урсула насмешливо смотрела на меня.
– Завтра приходите к пяти утра, – придала лицу самое строгое выражение.
– “Щас, уже бегу!”, – снова мысли женщины оказались быстрее языка. – Конечно, как прикажете, – я кивнула и вышла во внутренний дворик. Он был маленьким, но уютным. Клумбы в каменных чашах, небольшой фонтанчик и в уголку беседка, увитая зеленым полотном цветов. Очень красиво и живописно.
Сабрина уже поела, и потому я быстро принялась за еду.
– Как папаша себя чувствует? – девочка пила отвар из трав. Видимо, аналог чая. Несмотря на то что мы обе дочки пекаря, на фигурах это никак не отразилось. Владелица моего тела явно за ним следила и ничего лишнего себе не позволяла. А может, это ее длительные прогулки дают о себе знать, не знаю. Сабрина, я бы даже сказала, худенькая для своего возраста.
– Не называй его так, прошу, – мне так резал слух это странное обращение “папаша”. От чужих его слышать было еще терпимо, но от Сабрины коробило невероятно.
– Как? – ребенок так привык к этому слову, что даже и не поняла, о чем я говорю.
– Не называй отца “папашей”, – уточняю просьбу.
– Но его так все зовут, – удивляется девочка.
– Называй его: отец. Хорошо? – я не знаю, как это объяснить. Не уверена, что девочка меня поймет.
– Хорошо, – немного растерянно соглашается Сабрина.
– Отец думает о смерти и о том, что оставляет нас на произвол судьбы, – признаюсь я Сабрине о беспокойстве отца. Сперва я не понимала, почему он так отнесся к обычному перелому. В моем мире это рядовой случай, а здесь чуть ли не смертный приговор. Это еще хорошо, что переломы закрытые, но если они останутся в том виде, в котором их оставил лекарь, то запросто могут неправильно срастись и причинять сильную боль в дальнейшем.
– Он теперь навсегда прикован к постели? – Сабрина со страхом смотрит мне в лицо.
– Нет, и мы поможем ему быстрее выздороветь. А еще нам надо выжить эту Урсулу, – к сожалению, союзником в этом мире является лишь девочка-семилетка. Доверять, полагаться и советоваться я могу только с ней.
– И как мы это все сделаем? – на личике ребенка любопытство и решительность.
– Сперва отец, а завтра начнем хозяйничать на кухне. А то Урсула возомнила себя здесь главной. Покажем ей, кто здесь настоящие хозяйки? – я ободряюще улыбнулась ребенку. Уверена, что подкинут еще много проблем нам эта дамочка и ее два увальня. Но делать нечего.
– Я помогу во всем! – детской решительности можно только позавидовать. – Мы справимся.
Глава 2.
После еды я сразу же отнесла поднос на кухню и застала там интересную картину. Урсула пила отвар с пирогом. Трапезничала, а в это время в очереди в лавке толпился люд.
– Это что такое? – я с грохотом поставила на стол поднос.
– “Явилась, неженка”, – подумала женщина, но ответила совсем другое: – Где?
– Почему покупатели не обслужены? – я заскрежетала зубами.
– “ Ишь, командирша!”, – Урсула с аппетитом откусила ломоть пирога. – У меня обед, – отозвалась горе-работница.
– Сабрина! – позвала я девочку, и мы вместе вышли в ту часть пекарни, где отпускали покупателям выпечку. – Добрый день! – поздоровалась я с мрачными женщинами. Они смерили меня такими взглядами, что гляделки с Урсулой были ерундой. Меня сейчас по косточкам разобрали и не факт, что обратно в правильной последовательности собрали.
– Сеньоры, – Сабрина улыбнулась детской бесхитростной улыбкой, и кое-кто из дам смягчил взгляд. Значит, это конкретно меня недолюбливают по какой-то причине. – Чего изволите?
– Неужто будете помогать папаше Джузеппе? – одна из сеньор прищурилась и смерила меня взглядом. – Все настолько плохо с его здоровьем? – сделала свой вывод покупательница.
– С отцом все нормально, – попыталась я отсечь нехорошие слухи, которые вот-вот должны были расползтись по городку.
– Ну как же, – заметила вторая дама, – я слышала, у него сломана рука и нога. А это все – инвалид.
– А правда, что вас спас сам инквизитор? – влезла третья сеньора, не дав мне возможности ответить на предыдущий вопрос.
– Вам хлеб? – Сабрина улыбалась, пытаясь разрядить обстановку, видя, что я начинаю закипать.
– Мне вот этот пирог и булки, – ответила самая шустрая и по совместительству самая любопытная. Она решила обойти товарок в очереди. И заметив это, сеньоры начали уже перебранку между собой. Но одна из них все же с упорством смотрела на меня и ждала ответа. Видимо, она пришла исключительно за новостями, а не за хлебом. Так что очередь за хлебобулочными изделиями ее не особо интересовала.
– Спас нас действительно инквизитор. С батюшкой все хорошо. Его осмотрел лекарь и дает самые лучшие прогнозы по восстановлению, – я поджала губы и смотрела на женщину. Она усмехнулась.
– Что ж, Дианочка, заставила и тебя жизнь ручками начать работать, – еле слышно проворчала дама. И я поняла, что здесь личная неприязнь, но вот причину я вспомнить не могла. – Помогать Урсуле будешь? – вопрос с подковыркой, что называется.
– Мы разделим обязанности, – попыталась выкрутиться, но тут выплыла и сама Урсула.
– Да, обучу девочек. А то скоро могут сиротками стать, – раздался голос работницы, а у меня, как у чайника, повалил пар из ушей от злости.
– Идем, – Сабрина потянула меня за руку и с опаской заглядывала в глаза.
– Подожди, – девочка тянула меня в сторону и с мольбой смотрела.
– Дианочка, пожалуйста, не надо, – на глазах ребенка появились слезы. – Не связывайся с ними.
– Но почему? – я не понимала. Может, память у меня и осталась частично от прежней хозяйки этого тела, но восприятие жизни исключительно мое. Поэтому промолчать мне было очень тяжело. Я бы даже сказала: нереально. Но, видя жалобную мордашку ребенка, я поняла, что не в силах ее расстроить и потому подчинюсь.
– Это кумушки Петеголла: Матильда, Клотильда и Брунхильда, – девочка говорила так быстро и тихо, что я даже пригнулась и прислушалась, чтоб не пропустить ни слова. – Они первые сплетницы и язвы квартала. И с ними лучше не связываться. Распустят слухи – греха не оберешься.
– Хорошо, я тебя поняла, – то, что люди, умеющие пускать сплетни и руководить слухами, имели всегда власть и силу, отрицать глупо. Можно до посинения утверждать, что тебе плевать, что о тебе думают окружающие. Но это ты можешь делать в мире гаджетов, доставки и кибертехнологий. Но когда ты находишься в средневековье в лавке пекаря и от мнения окружающих зависит, придут ли к тебе завтра за хлебом, не стоит недооценивать силу сплетни. Тем более нам надо сидеть тихо и не привлекать к себе внимания. Если под ударом инквизиции была только Сабрина, то сейчас и я могла оказаться в пыточных со своим умением читать мысли. Только вот слышала я почему-то мысли только Урсулы. Почему так, не знаю, но обязательно разберусь.
