Дрался он в безрукавке, демонстрируя великолепно сложенное мужское тело, силу, ловкость и внутреннюю страстность натуры. В конце концов, ему надоело со мной валандаться, и он одним быстром ударом выбил мое 'оружие', затем зафиксировал мои руки на груди и прижал к себе. Я задыхалась, а он стоял словно каменный. Мгновение тесного контакта, потом я мысленно тяжело вздыхаю: 'Эх, жаль, что зеленый и нос грушей, а такой великолепный экземпляр...'
Медленно расслабляюсь и выскальзываю из его рук, поворачиваюсь к нему лицом и смущенно смотрю в его черные, глубоко посаженные глаза. А в них горит огонь, а на лице довольная ухмылка.
- Спасибо за показательный бой!
- Спасибо за доставленное удовольствие!
Двусмысленность его ответа заставила вспорхнуть мои брови на лоб, а потом я лишь хмыкнула и, не выдержав блеска его лукавых глаз, рассмеялась. Секунду-другую и он, похрюкивая, тоже выражал свое веселье, я же захохотала еще сильнее. Только уже над собой. Вот что гормоны со мной делают. Я уже на зеленого с грушевидным носом и большими клыками, к тому же лысого и хрюкающего гоблина заглядываться начала. Кошмар!
Хотя за последовавший вечер с удивлением поняла, что благодаря этому бою и нашему общему веселью, сделала невероятно большой шаг к сближению со всеми своими спутниками. Вокруг костра все расслабились, гоблины - все до единого - посматривали на меня скорее как на свою, по-прежнему молча, но в их глазах больше не было холода и настороженности. Сиурей сидел рядом и впервые рассказывал истории о своем народе. Веселые и грустные... Разные, но я больше узнала об этом мире, который вроде и родной, но в тоже время чужой и незнакомый, пока. Этот вечер был познавательным и странно умиротворяющим.
Юмихия сидела напротив меня, рядом с Юдером, и они, надеясь, что никто не замечает, искоса друг на друга поглядывали из-под густых бровей. Молодой шаман каждый раз вроде нечаянно касался своим хвостом ее светло-синего кончика, отчего та все время вздрагивала и замирала. Подкладывал в ее тарелку еды из огромного котла, который марханы везли с собой на телеге. И старался все ближе сесть с ней рядом, словно отгораживая от других марханов, и Юми это все очень нравилось, потому что она, млея сидела рядом с Юдером, и не отстранялась. Ксион же, поглядывая в их сторону, довольно ухмылялся, но тщательно старался не демонстрировать свое довольство молодым марханом. Хотя, как я отметила, все остальные марханы уже оценили чувства Юдера и Юмихии и с удовольствием наблюдали за развитием их отношений. Учитывая скучную дорогу, такое развлечение они пропускать были не намерены. И я в их числе. Сиурей, чуть наклонив голову, от чего его смешной нос немного тоже сместился в сторону, заставляя меня зависнуть от такого зрелища, спросил, обращаясь ко мне:
- Скажи светлая, как случилось, что ты многого не знаешь о своих сородичах. Косы плетешь, значит совершеннолетняя, но красноволосая, а я таких за свои сорок лет никогда не видал среди светлых, хотя часто работал с ними по договору. С марханами путешествуешь, в их доме ночуешь и при этом доверяешь им свою безопасность. Мархуз к тому же необычный у тебя. Эти твари слишком злобные и коварные, встретишь такого и если выживешь, удача действительно на твоей стороне... а твой словно ручной, и к тому же вы хорошо понимаете друг друга. Я таких как ты еще не встречал. Отметил, что для тебя все равны и одинаково интересны, а мир ты толком не знаешь. Вон с каким любопытством и интересом слушаешь наши истории, вопросы задаешь, ответы на которые только малышня не знает. Странная ты, светлая!
Я замерла, слушая как он искреннее удивляется моим поведением и незнанием очевидных вещей. Рассказывать ему все честно не считала правильным, а вот перевести разговор в другое русло попыталась. Причем использую шоковую терапию. И судя по загоревшимся глазам Ксиона, он тоже с нетерпением ожидал моего ответа и надеялся на развлечение. Я решила его не разочаровывать:
- А кто тебе сказал, Сиурей, что я светлая? - глаза всех гоблинов недоуменно пробежались по мне, а я продолжила: - Я Алев Штарназия, и со светлыми меня связывает лишь четвертинка крови, доставшаяся от бабушки.
Все гоблины подобрались, помрачнели и нахмурились. Лишь Сиурей не поменял положения тела, он смотрел на меня своими вдумчивыми глазами, оценивая мои слова, а потом высказался:
- Думаю, это не вся правда, и основное ты оставила при себе. Ну что ж, я понимаю твое желание не выворачивать передник перед чужими, вытряхивая домашний мусор.
Я хмыкнула и улыбнулась ему открытой улыбкой, благодаря за понимание. Он вновь 'хрюкнул', усмехаясь, а его сородичи расслабились. Вновь умиротворение воцарилось на поляне.
С утра зарядил мелкий противный дождь, который вражеским диверсантом пробирался под одежду и словно холодными пальцами касался кожи. Плащ сырой тяжелой тряпкой свисал с моих плеч, прилипая к мокрым бокам Тихони, и к вечеру я мелко тряслась от холода. Марханы скользили по размокшей мягкой земле, и я отметила, что теперь грязь прилипает к их хвостам. А ведь я уже больше недели удивлялась, как они все время находятся на земле, но при этом их хвосты всегда оставались чистыми и как будто натертыми до блеска. Юми с плащом на голове, который немного раздувался от встречного ветерка, периодически окатывавшего нас брызгами, сейчас была похожа на кобру, готовую к нападению, угрожающе расправившую свой жуткий капюшон.
Впереди отряда протяжно свистнули, заставив нас ускорить движение, потому что свист означал скорый привал. Серые влажные сумерки и все время петляющая между огромными, непонятно откуда здесь взявшимися валунами, дорога, не давали возможности увидеть, что за очередным поворотом. Когда преодолели, как оказалось, последний поворот, перед нами открылась небольшая равнина, за которой начинались предгорья, в которых расположен город гномов Тизиулик, через него и пролегал наш путь. Прямо перед нашими усталыми взглядами у дороги раскинулся довольно большой трактир. Длинные конюшни рядом с огромной постройкой - основным зданием, двухэтажным. Как я поняла, весь второй этаж занимали съемные комнаты для проезжающих путников. Сейчас, когда Дрив уже спрятался за широкую спину Суара, а тяжелые дождевые облака мешали его голубоватому сиянию, смешанному с красноватым светом Дрива, пробивавшимся к земле, весь трактир смотрелся мрачной темной махиной. Мы подъехали и, спешившись, отправились внутрь, а нашими лошадями занялись марханы Спрат и Рунк. Гоблины своих лошадей всегда сами устраивали из-за склочного злобного характера тех и нежелания подпускать чужаков к себе. Этих лошадей даже не воровали из-за вредного характера. Себе дороже выйдет.
