— Едва ли. Точно не так горячо. А напитки должны быть не такие холодные, — она показала палочкой картошки на свой бокал сладкого чая. — Лед должен на земле попадаться чаще, чем в стакане.
— У тебя претензии к знаменитому сладкому чаю округа Гатлин?
— Чай должен быть горячим, сэр. Из чайника.
Я своровал у нее картошку фри и показал на ее чай:
- Что ж, мэм, для рьяных южных баптистов это напиток дьявола.
— Потому что холодный?
— Потому что чай. Без кофеина.
Лив была шокирована:
— Нет чая? Я никогда не пойму эту страну.
Я стащил еще картошки:
— Поговорим о богохульстве? Тебя здесь не было, когда в «Завтраки и Выпечка Милли» ниже по Главной улице стали продавать замороженные полуфабрикаты. Мои двоюродные бабушки, Сестры, так взбеленились, что чуть не разнесли там все. Стулья летали, серьезно.
— Они монашки? — Лив укладывала луковые кольца в свой чизбургер.
- Кто?
- Сестры? — еще одно луковое кольцо.
— Нет. Они действительно сестры.
— Понятно, — она прихлопнула сверху второй половиной булочки.
— Ничего тебе не понятно.
Она подняла бургер и откусила от него кусок.
- Совершенно.
Мы опять рассмеялись. Я не слышал, как сзади подошел мистер Джентри.
— Наелись? — спросил он, вытирая руки об тряпку.
Я кивнул.
- Да, сэр.
— Как там эта твоя девчонка поживает? — он спросил таким тоном, будто надеялся, что я, наконец, образумился и бросил Лену.
— Ээээ, в порядке, сэр.
Он кивнул, разочарованный, и вновь отправился к себе за стойку.
— Передай привет мисс Амме от меня.
— Мне показалось, что он недолюбливает твою девушку, — она сказала это с вопросительной интонацией, но я не знал, что ей ответить. Можно ли считать девушку все еще своей, если она уезжает от тебя с другим парнем? — Профессор Эшкрафт, кажется, упоминала ее.
— Лена. Мою… ее зовут Лена, — надеюсь, я не выглядел так же неловко, как себя чувствовал. Лив, похоже, не заметила. Она отпила еще чая.
— Может, как-нибудь встретимся с ней в библиотеке.
— Не знаю, придет ли она еще в библиотеку. Последнее время все как-то не так, — не знаю, почему я это сказал. Я был едва знаком с Лив. Но мне стало легче, когда я произнес это вслух.
— Уверена, что вы все выясните. Когда я приезжала домой, я постоянно ругалась со своим парнем, — она говорила весело и спокойно, хотела, чтобы я почувствовал себя лучше.
— Как давно вы вместе?
Лив взмахнула рукой, странные часы соскользнули вниз на ее запястье:
— Мы уже расстались. Он был немного снобом. Ему не нравилось, что его девушка умнее его.
Я хотел сменить тему бывших и нынешних подружек.
— А это что такое? — я кивком показал ей на часы, или что там это было.
— Это? — она вытянула руку через стол, показывая мне массивные черные часы. На них было три цифры и серебристая стрелка на прямоугольнике с изображенными зигзагами на нем, как на тех аппаратах, что измеряют баллы при землетрясении. — Селенометр.
Я непонимающе смотрел на нее.
- Селена — богиня Луны в Древней Греции, Метрон — «измерение» по-гречески, — она улыбнулась. — Запустил свое знание греческой этимологии?
— Немного.
— Он измеряет притяжение Луны, — она задумчиво повернула одну из цифр, под указателем появились числа.
— И зачем тебе притяжение Луны?
— Я астроном-любитель. Больше всего мне интересна Луна. У нее невероятное влияние на Землю. Приливы, отливы и все остальное. Поэтому я сделала его.
Я чуть не подавился своей колой:
- Ты его сделала? Серьезно?
— Не надо так удивляться. Это было не трудно, — щеки Лив опять вспыхнули. Я ее смущал. Она потянулась за еще одним чипсом. — Эти хлопья просто великолепны.
Я представил себе Лив, сидящую в британском подобии Дар-и Кин и измеряющую притяжение Луны над горой чипсов. Это было лучше, чем представлять себе Лену на сиденье Харлея Джона Брида.
— Расскажи-ка мне о своем Гатлине. Том, в котором чипсы называют хлопьями, — я никогда не был нигде дальше Саванны. Я себе даже представить не мог, какой может быть жизнь в другой стране.
— О моем Гатлине? — краснота на щеках отступила.
— Откуда ты?
— Я из города севернее Лондона. Кингс-Лэнгли.
— Откуда?
— Это в Хартфордшире.
— Не полегчало.
Она откусила еще один кусок от бургера:
— Может, это поможет. Там изобрели Овалтин. Ну, знаешь, напиток? — она вздохнула. — Его добавляют в молоко, и оно становится вроде как шоколадным.
У меня глаза на лоб полезли.
— Ты имеешь в виду шоколадное молоко? Типа Несквика?
— Точно. Удивительная штука, правда. Попробуй как-нибудь.
Я рассмеялся в свой стакан колы, капли полетели на мою потертую футболку Атари. Девочка-Овалтин встретила мальчика-Несквик. Я хотел было сказать это Лив, но подумал, что она может неправильно меня понять. Хотя мы были знакомы всего несколько часов, а я уже считал ее другом.
— И что же ты делаешь, когда не пьешь Овалтин и не изобретаешь научные штучки, Оливия Дюранд из Кингс-Лэндли?
Она скомкала обертку чизбургера:
— Ну, в основном я читаю книги и хожу в школу. Я учусь в школе, которая называется Харроу. Школа для девочек.
— И как оно?
— Что именно? — она сморщила нос.
— Также мучительно, как звучит?[2] — М.У.Ч.И.Т.Е.Л.Ь.Н.О., десять по вертикали, что значит сидеть годами на одном месте и не рассчитывать на большее, чем эти мучительные годы, Итан Уэйт.
— Ты не можешь удержаться от своих дурацких каламбуров, да? — улыбнулась Лив.
— А ты не ответила на вопрос.
— Нет. Не мучительно. Не для меня.
— Почему?
— Ну, для начала, я гений, — она сказала таким тоном, будто говорила, что она блондинка или англичанка.
— И почему тебя занесло в Гатлин? Мы не похожи на магнит для гениев.
— Ну, я участвую в программе обмена одаренными учениками между учебными заведениями, между Дюком и моей школой. Передай мне маянез.
— Май-о-нез, — проговорил я по буквам.
— Я так и сказала.
— И зачем Дюк отправил тебя в Гатлин? Ты могла бы заниматься в колледже Саммервиля.
— Нет, глупый. Так я могу заниматься с куратором моей диссертации, знаменитой Мэриан Эшкрофт, действительно единственной в своем роде.
— О чем твоя диссертация?
— Фольклор и мифология, в контексте становления общества после Гражданской войны в Америке.
— Люди здесь все еще называют ее Войной между штатами, — сказал я.
Лив весело рассмеялась. Я рад, что хоть кто-то считал это забавным. У меня это вызывало ощущение неловкости.
