покое и позволить мне сгинуть вместе со всем нашим миром,– прокомментировал Магистр. – Что ж, я тебе за это благодарен. И как это будет?
– Зачем тебе знать? – отозвался подселенец после небольшой паузы. – Только лишние переживания. В мире Таласа скопилось столько смертоносных игрушек, что от богатства выбора глаза разбегаются. Можно задействовать их все, как вариант, чтобы уж точно от населения этой Реальности осталось только воспоминание. А тебя я убью лично, так сказать, в знак признательности за службу. Устраивает такой ответ?
– Чего же ты ждёшь? – удивился Ульрих. – Чем тебе может помешать оставшаяся горстка осознанных жителей?
Радвила молчал, ему вовсе не хотелось делиться со своим пленником подробностями своего плана, но реакция Ульриха на известие о скорой смерти была настолько безразличной, что ждать от него каких-то эмоциональных эксцессов не стоило. Так почему бы и не поделиться? Всё равно тот унесёт этот нехитрый секрет в могилу.
– В каждой альтернативной Реальности действует механизм перевоплощения,– начал он издалека. – Ему подчинены все люди, умершие в данной Реальности, и никто не имеет власти над этими сознаниями, кроме Демиурга этого мира. Зато над бессознательными овцами Демиург не властен.
– Но эти овцы обладают таким же запасом психической энергии, как и свободные сознания,– в тон ему прокомментировал Ульрих.
– А ты не такой простак, каким прикидываешься, Ули,– в интонациях Радвилы промелькнуло невольное уважение.
– А с чего ты взял, что имеешь право на эту энергию? – продолжал допрашивать своего подселенца пленник.
– С того, что они принадлежат мне, как неодушевлённые вещи,– Радвила весело расхохотался. – Они же добровольно отказались от своих прав в мою пользу.
– Не понимаю, причём тут ты? – Ульрих начал закипать. – Да, ты обманом заставляешь людей уступить свою свободу воли различным обществам, религиозным структурам, конкретным персоналиям, в конце концов. Но ты-то как связан с этими структурами?
– Какой же ты, в сущности, смешной человечек, Ули,– усмехнулся подселенец. – Неужели ты станешь утверждать, что цветок, растущий в тени дерева, принадлежит дереву? Нет, мой милый, он принадлежит садовнику. Все структуры, управляющие этой Реальностью, принадлежат Ордену, а Орден принадлежит мне.
– И как же ты собираешься воспользоваться своим правом собственника? – Ульриху это объяснение показалось слегка надуманным. Ну как одно, пусть даже очень могущественное сознание может владеть жителями целого мира?
– Это вопрос чисто технический,– ничуть не смущаясь отозвался собственник. – В посмертии функционирует специальный эгрегор, консолидирующий всю эгрегориальную сеть проявленной Реальности. Так что после смерти все овцы отправятся прямиком туда, минуя структуры Демиурга, которые предназначены исключительно для людей.
От такого объяснения Ульрих буквально онемел. Картинка вырисовывалась жутковатая. Если всё сказанное Радвилой было правдой, то жителям Таласа грозила не просто смерть, а полное небытие. Теперь понятно, почему этот урод так упорно доводил его мир до состояния скотного двора. От жадности, не иначе. Чем больше жителей будут превращены в безвольную скотину, тем больше энергии получит собственник. А что же случится с теми немногими, что сохранят свою свободу на момент жатвы? Им ведь просто негде будет воплощаться, когда мир Таласа будет разрушен. Они, что же, так и зависнут в Реальности посмертия? Неясно, что лучше, вернее, что хуже. И кстати, какой смысл выдаивать целый мир досуха? Ему разве уже не нужна станет дармовая энергия после гибели Таласа?
– А что потом? – ошарашенно спросил Ульрих. – Ты уберёшься в свой мир?
Вместо ответа Радвила истерично расхохотался. Веселился он довольно долго, и всё это время сознание Ульриха металось в поисках выхода, которого просто не было.
– Ты хоть знаешь, сколько альтернативных Реальностей содержит в себе этот древний мир? – отсмеявшись заявил пришелец. – Многие тысячи. На мой век точно хватит. К тому же у этого мира есть Демиург, в обязанности которого входит восстановление разрушенных Реальностей, так что очень скоро я смогу сюда вернуться, и игра начнётся сначала, пока не наступит время новой жатвы.
– Талас – не первый разрушенный тобой мир,– догадался Ульрих. – А почему Демиург до сих пор не вмешался? Ему, что же, наплевать на свой мир? Почему он тебя ещё не придавил, как клопа?
– Какой ты, однако, воинственный, Ули,– пожурил своего пленника Радвила. – Я ведь не нарушаю никаких законов, за что же меня карать? К тому же в твоём теле я для Демиурга ничем не отличаюсь от остальных жителей этой Реальности. А Талас, кстати, будет разрушен руками этих самых жителей, я лично в этом благородном предприятии участвовать не собираюсь.
Ульриху стало совсем тошно, ведь он сам, своими руками, помогал осуществлению этого подлого разрушительного плана. Впрочем, если бы у них с Генрихом в своё время хватило ума не ввязываться в авантюру с вызовом «великого духа», обязательно нашлись бы другие, такие же безмозглые и отчаянные любители лёгкой жизни. Видимо, желание получить всё сразу и без труда лежит в самой основе человеческого существа, и кто-то хладнокровно пользуется этим свойством человеческой натуры. Но что же можно противопоставить такому скрытому и коварному порабощению? Только упереться рогом и бороться до конца, каким бы он ни был. А многие ли готовы к такой борьбе, особенно, если капитуляция обещает немалые материальные выгоды? Сам-то Великий Магистр отчего-то не спешит упираться даже сейчас, когда кошмарная перспектива обрела вполне законченные очертания.
Почему? Что ему терять? Жизнь? Вот в этом и разгадка его пассивности. Жизнь давно перестала быть для Ульриха ценностью, он уже забыл, как можно радоваться этому божественному дару. Проявленное существование раз за разом обращалось для добровольного пленника изощрённой пыткой, от которой было только одно избавление – смерть. Впрочем, даже смерть была лишь временной передышкой, после которой приходил кошмар очередного воплощения. Поначалу Ульрих, конечно, пытался вырваться, сопротивлялся, отказывался подчиняться, но это длилось недолго, Радвила привычно подавлял дилетантское сопротивление своего носителя, и становилось только хуже. Проще было не дёргаться и терпеть. Так человек, страдающий мигренью, старается не вертеть головой, чтобы не усугубить и без того тяжёлое положение.
– Интересно, а если бы я с самого начала знал всю правду про деятельность Радвилы, хватило бы у меня мужества упереться рогом? – тоскливо подумал Ульрих. – А ради чего, собственно? Ради спасения человечества? Увы, нужно честно признаться, что до абстрактного человечества мне нет дела, а близких людей, ради которых стоило бы бороться, у меня не было уже много воплощений. Мне не для кого жить и не за кого умирать. Да, нас с Генрихом Радвила превратил в безвольную скотину первыми, хотя формально мы и обладаем свободой воли. Отчего-то этому захватчику нужен носитель-человек, поэтому он и придумал такой сложный ритуал подчинения, который накладывает
