Она пыталась сосредоточиться на цифрах. В кабинет заходили, выходили сотрудники. Папки на её столе всё росли, высились. Маше задавали вопросы, она отвечала невпопад.
– Влюбилась что ли? – спросила коллега "по цеху".
– А оно тебе надо? – вяло огрызнулась Маша.
Контора-террариум. Так она называла свою работу. Стая женщин с незавидным бухгалтерским окладом соревновалась в житейском счастье. Маша не участвовала в их батлах. Была неразговорчива. Как говорили о ней за спиной "мечтала молча".
Маша снова взглянула на часы. Оставался ещё долгий час ожидания.
Мяукнул служебный телефон. Маша подняла трубку. Начальница. Чтоб её. Сейчас начнёт спихивать свою работу. Снова скандал!
Зашла. "Медуза" – так девушка обозвала про себя старую некрасивую тётку начальницу, как всегда чем-то чавкала.
С набитым ртом та сообщила, что вооон ту стопку папок надо перепроверить. Ошибка есть. Сдать до завтра.
Маша оглядела стопку. Работы на полдня.
– Нет.
На миг показалось, что бублик, который дожевала "Медуза" сейчас выскочит назад посмотреть на хамку Машу.
–Что?!
– Вы глухая?
– Ты на работе, а не где-то там. Бери работу и иди работай! – начальница заговорила как Маяковский рублеными фразами.
– В слове "нет" какая буква не понятна? – Маша начала закипать, но внешне выглядела спокойно.
– Ты пожалеешь.
– Не подавитесь. Кушайте медленнее.
Маша вышла и хлопнула дверью так, что отлетела давно висевшая на соплях дверная ручка.
Маша шла, удивляясь сама себе. Первый раз дала отпор манипуляторше.
Пришла к себе в кабинет. Аккуратно убрала документы, поправила причёску. Послала воздушный поцелуй часам на стене, которые наконец дотикали до пяти.
Его "Бентли" стоял прямо перед входом в офис. Маша спустилась и задохнулась от счастья, увидев Ивана. Он вышел, у всех на виду приобнял её. Усадил, закрыл дверь.
Маша видела, как коллеги с завистью и удивлением смотрели на роскошную машину. На красавчика как с картинки, на сияющую Машу. Все обзавидовались, у Маши от приятного чувства порозовели щёки.
– Тебе надо работу поменять.
– С чего ты взял?
– Навёл справки. Рейтинга у конторы никакого. Зарплаты мизерные.
– Мне хватает.
– Дело не в том. Роста нет. Вот ты когда повышала квалификацию?
– Я и так хороший специалист.
– Ну, ладно. Давай в другой раз поговорим, товарищ хороший и очень красивый специалист.
– Маша, у тебя какие увлечения?
– А тебе зачем? – по привычке огрызнулась Маша и осеклась,: – Ой, Иван, прости. Грубо получилось.
Маша помолчала, потом продолжила:
– Просто ты мне как будто тычешь, что я мало зарабатываю, потому, что дура. Ещё спроси, читаю ли я Достоевского. Сразу отвечу: нет. Терпеть не могу его тягомотину.
– Про работу спросил для друга. Он в контору умненьких бухгалтеров набирает.
А про хобби, чтоб знать куда тебя везти: в кино, на балет, или вместе крестиком вышивать будем.
– Я коней люблю.
– Значит едем на ипподром делать ставки?
Маша прыснула. Успокоилась. Классный парень рядом. Надёжный. Наверное.
– Я конным спортом увлекалась. Пятиборьем занималась.
– Ну, в кино не приглашаю. Зачем нам кино. Ты у нас сценарист. Из любого вопроса сама кино смастеришь. Хочешь, коня подарю?
Маша молчала, улыбалась и радовалась классному парню, офигенной машине и тому, что вечер только начинается.
– Знаешь что. Поедем поужинаем. Я голодный. Ты не против?
– Ой, я не одета.
– Да нет, ты вроде в трусах и в майке. – он улыбнулся.
– Я для ресторана не одета. Тебе со мной неловко будет.
Он резко припарковал машину. Помолчал. Она почувствовала тревогу. Отстранилась, не понимая, что такого сказала.
– Маша, мне всё равно во что ты одета, сколько зарабатываешь. Сейчас ты объяснила, что тебе (не мне!) неловко в этих шмотках. Захочешь, купим новые. Захочешь, найдём что-то на помойке или у бомжей отберём.
Иван смотрел на неё. В глазах прыгали смешинки.
– Маша, ты вопрос слышишь? Мы едем ужинать?
Через полчаса приехали в красивое здание. Вечер вовсю завладел пространством, быстро стемнело.
Сидели за столиком в центре зала. Маша чувствовала себя именинницей. Внутри вибрировали струнки, девушка радовалась.
Они смотрели друг на друга. Они ждали этого мгновения.
Их ангелы- хранители давно обо всём договорились. Маша смущённо прятала глаза. Иван же наоборот, смотрел на неё не отрываясь. Она давно прочитала в его глазах, что ждёт её в его объятиях и случатся они вот-вот. От этого ещё больше смущалась.
Внезапно как гром грянул средь ясного неба. На столик перед Машей прилетел сначала чёрный клатч. Потом шмякнулся портсигар. Серебряный с инкрустацией. Тяжёлый как кастет. И дорогой, как яйцо Фаберже.
– Ах, сынок, сынок! Ну что же ты так позоришься. Разве можно приводить в дорогой ресторан вот это! – появившаяся ниоткуда женщина подбородком ткнула в сторону Маши.
– Маша, не знакомься. Эта нехорошая тётя моя мать. – Иван откинулся на спинку стула, равнодушно глядя на худую, стильно одетую женщину. Та бесцеремонно уселась за стол.
От неожиданности и обиды Маша потеряла дар речи. Оскорбление так больно ударило её в сердце, аж дыхание перехватило. Через секунду самообладание вернулось к ней. Маша встала, схватила свой стакан с водой и плеснула из него водой в лицо возможной свекрови:
– Это тебе за "это".
Мать Ивана охнула, официант кинулся вытирать воду вокруг неё. Женщина пыталась вскочить, кинуться следом, вцепиться девушке в волосы. Для неё это было в порядке вещей – рукопашная со всем, что движется. Но сегодня она растерялась. Сдача в лицо раньше ей не прилетала.
Иван поймал её за руку:
– Сядь, тётя из высшего общества. Не догоняй, она тебе шею свернёт. Девчонка коня за шиворот таскает.
Иван положил деньги в кармашек официанта, вышел.
Маша стояла возле машины. Плакала так горько!
– Иди сюда, чё покажу… –Иван приобнял расстроенную девчонку.
Маша размазала слёзы по щекам, села в машину.
– А у меня что есть, – он лукаво смотрел на неё,:
– только это секрет.
– Как зовут твою маму?
– Пока она не извинится перед тобой, её зовут "никак".
Ни с того, ни с сего хлынул ливень. В Москве они берутся ниоткуда, эти ливни, как будто из за угла вылетают.
Добежав от машины до Машиного подъезда, оба успели вымокнуть. Тусклая лампочка в провонявшем кошатинкой подъезде, гостеприимно освещала деревянную лестницу.
Обалдеть, в Москве всё ещё сохранились такие дома.
Ввалившись в квартиру, эти двое не включая свет повернулись друг к другу. Он бросил пакет, ключи. Стал стягивать с неё мокрую одежду. С шорохом соскользнула кофта, бюстгальтер. Намокшие волосы липли к лицу.
Он обеими руками держал её личико с высыхающими каплями дождя на коже. Собирал их губами, сползал руками все ниже, всё крепче прижимая её к себе. Его губы – горячие, плотные, касались нежно. Как бы пробуя тонкий лёд её ответного чувства, всё требовательнее преодолевая её сопротивление.
