— Я не заплатила.
— Персефона. — Он ждет, когда я посмотрю на него. — У тебя нет денег. — Стыд обжигает мою
кожу.
— Но…
— Я позаботился об этом.
— Я не могу позволить тебе поступить так.
— Ты не позволяешь мне ничего делать.
Аид берет меня за руку и тянет к входной двери. Я почти не замечаю, как небрежно он прикасается ко мне сейчас. Это кажется таким естественным, как будто мы занимаемся этим гораздо дольше, чем несколько дней.
Аид не отпускает мою руку, когда мы выходим на улицу. Он просто поворачивается и направляется в ту сторону, откуда мы пришли. Сапоги или нет, у меня болят ноги, и усталость волной накатывает на кожу. Я игнорирую оба чувства. Когда у меня будет еще один шанс увидеть нижний город, не говоря уже о том, чтобы идти впереди Аида? Это слишком прекрасная возможность, чтобы упустить ее только потому, что мое тело еще не на сто процентов здорово.
И, может быть, я тоже просто хочу провести еще немного времени с Аидом.
На полпути к дому он сворачивает направо и ведет меня к дверному проему с массой весело нарисованных цветов на ней. Как и некоторые другие предприятия, которые я видела на нашей прогулке, у него белые колонны по обе стороны от входа. Я не смога рассмотреть поближе остальные, но на них изображена группа женщин у водопада, окруженных цветами.
— Почему у некоторых компаний есть колонки, а у других нет?
— Это знак того, что это место было здесь с момента основания города.
Ощущение истории поражает меня. У нас в верхнем городе такого нет. А если и есть, то я этого никогда не видела. История менее важна для людей, находящихся у власти, чем представление отшлифованного образа, каким бы ложным он ни был.
— Они такие подробные. Все это сделал один художник. Или, по крайней мере, так гласит
история. У меня есть команда, единственная задача которой — обслуживать и ремонтировать их по мере необходимости.
Конечно, он знал. Конечно, он увидел бы в этом знак истории, а не что-то, что нужно стереть и стереть в пользу нового и блестящего.
— Они прекрасны. Я хочу увидеть их всех.
У него странное выражение лица.
— Я не знаю, сможем ли мы добраться до всех них до весны. Но мы можем попытаться.
Странное теплое чувство расцветает в моей груди.
— Спасибо тебе, Аид.
— Давай зайдем и уберемся с холода. — Он наклоняется мимо меня, чтобы открыть дверь.
Я не знаю, что я ожидаю найти внутри, но это небольшой цветочный магазин, с горшками, расположенными в симпатичных жестяных ведерках вокруг прилавков. Белый мужчина с бритой головой и действительно впечатляющими черными усами видит нас и отрывается от стены, на которую он только что опирался. — Аид!
— Мэтью, — кивает Аид. — Теплица открыта?
— Для тебя? Всегда. — Он лезет под прилавок и бросает нам связку ключей. Если бы я не
присматривался внимательно, я могла бы принять его рвение за страх, но это рвение. Он рад, что Аид здесь, и едва скрывает это.
Аид снова кивает.
— Спасибо. — Не говоря больше ни слова, он тянет меня через комнату к маленькой двери,
спрятанной в дальнем углу. Она ведет в узкий коридор и вверх по крутой лестнице к другой двери. Я поднимаюсь в тишине, стараясь не морщиться, когда каждый шаг вызывает тупую боль, эхом отдающуюся в моих ногах.
Зрелище, которое встречает нас за этой последней дверью, делает дискомфорт более чем стоящим. Я прижимаю руку ко рту и пристально смотрю.
— О, Аид. Это прекрасно. — Теплица покрывает, как я ожидаю, всю крышу здания, в которой ряд
за рядом растут цветы всех видов и цветов. Там висят горшки с виноградными лозами и ниспадающими вниз розовыми и белыми цветами. Розы, лилии и цветы, для которых у меня нет названия, аккуратно выстроились под искусно скрытыми линиями воды. Воздух теплый и слегка влажный, и он согревает меня насквозь.
Он отступает и смотрит, как я иду по проходу. Я останавливаюсь перед гроздью гигантских фиолетовых шарообразных цветов. Боги, они такие красивые. Я ловлю себя на том, что говорю, сам того не желая.
— Когда я была маленькой девочкой, еще до того, как моя мать стала Деметрой, мы жили на
периферии, которая окружает Олимп. Там было поле полевых цветов, на котором мы с сестрами играли. — Я подхожу к массе белых роз и наклоняюсь, чтобы вдохнуть, наслаждаясь их ароматом.
— Мы притворялись феями, пока не выросли из таких игр. Это место напоминает мне об этом. -
Несмотря на то, что здесь выращивают цветы, а не оставляют их расти дикими, в этом месте есть аура волшебства. Может быть, это немного весны посреди города, окутанного зимой. Стекло слегка запотело, скрывая внешнюю сторону и создавая впечатление, что мы стоим посреди другого мира.
Аид, похоже, решил провести меня через портал за порталом. Сначала комната за черной дверью. А теперь этот маленький кусочек цветочного рая. Какие еще сокровища хранятся в нижнем городе? Я хочу испытать их все.
Я чувствую Аида у себя за спиной, хотя он тщательно соблюдает дистанцию между нами.
— Легко забыть, что ты на Олимпе, когда ты здесь.
Преимущество, когда кто-то несет бремя, которое несет Аид. Даже если он не является публично активным членом Тринадцати, становится ясно, что он несет большую ответственность за кулисами. С учетом того, что весь нижний город лежит на его плечах, неудивительно, что время от времени он жаждет побега.
Я поворачиваюсь и смотрю на него. Он так неуместен здесь в своем черном костюме и задумчиво выглядит, как адская гончая, забредшая на вечеринку в саду.
— Почему здесь?
— Мне нравятся цветы. — Его губы слегка изгибаются. — И вид потрясающий.
На секунду, затаив дыхание, я думаю, что он говорит обо мне. Это видно по тому, как он смотрит на меня, как будто комната перестает существовать вокруг нас. Я не могу сдержать дыхание, ожидая, что он сделает дальше, но Аид просто снова берет меня за руку и тянет по проходу через стеклянные двери, которых я раньше не замечала. Они ведут во вторую, меньшую комнату, которая была обставлена почти как гостиная. По стенам все еще растут цветы, но в центре комнаты стоит несколько стульев и диван, все они примостились на толстом ковре. Там есть низкий журнальный столик со стопкой книг, и вся сцена просто приглашает человека свернуться калачиком и забыться на несколько часов.
Аид обходит мебель и останавливается перед стеклянной стеной, которая доходит до периметра крыши. — Смотри.
— О, — выдыхаю я.
Он прав. Вид потрясающий. Из оранжереи открывается вид на извилистое русло реки Стикс, прорезающее полосу между верхним и нижним городом. Этот участок реки изгибается в глубокую перевернутую форму буквы С, создавая небольшой полуостров на стороне верхнего города, приближая воду к нам. С этой позиции разница между двумя частями города едва заметна. Мы далеко от центра города; здания в верхней части города старше и разнообразнее, чем я привыкла видеть. Интересно, есть ли у них такие же колонны, которые я видела в нижнем городе, если художник, создавший их, пересек реку, чтобы оставить свой отпечаток.
— Магазин принадлежит старому другу семьи. В какой-то момент я попал в некоторые
неприятности в детстве, и моим наказанием было ухаживать за теплицей в течение нескольких недель.
Мне удается оторвать взгляд от вида, чтобы бросить на него взгляд.
— Какого рода неприятности?
Он морщится.
— Это не имеет значения.
О, теперь я должна знать. Я придвигаюсь к нему ближе и ухмыляюсь. — Давай, Аид. Скажи мне. В какие неприятности ты мог вляпаться?
Он колеблется, и разочарование грозит испортить настроение, но, наконец, он неохотно выдавливает:
— Я взял машину владельца для увеселительной прогулки. Мне было четырнадцать. В то время
это казалось хорошей идеей.
— Как это возмутительно с твоей стороны.
Он смотрит на реку.
— Я хотел убраться к черту с Олимпа и никогда не оглядываться назад. Иногда это просто
