в этой страшной ситуации сохраняла трезвость ума, не жалея своего сердца, которому и без того пришлось пережить так непомерно много боли!
Ни у кого не возникло даже удивления, когда медсестры видели меня рядом с Лилу посреди ночи в отделении, в котором сейчас не было посетителей.
Я просто шел за ней, умирая внутри от отваги и внутренней силы моей девушки, и понимал, что наш план с Плутом нужно было осуществить как можно скорее.
Невыносимо было оставлять Лилу одну, но иначе было нельзя.
Она не выдерживала и тонко всхлипнула, когда увидела Лео без сознания, подключенного к многочисленным аппаратам в реанимации, а я обнял ее крепко-крепко и пытался понять, что говорил пожилой мужчина-врач об общем состоянии мальчика.
Пытался, но ничего не понимал.
Эти медицинские термины были лишены для меня смысла.
Но мой звериный нюх не обманывал: Лео стоял на пороге смерти.
Она уже бродила рядом и присматривалась.
Счет пошел на часы…
— Лилу, — я развернул девушку к себе, заглядывая в ее потухшие от боли и страшных мыслей глаза, и сжимал в своих руках так, словно хотел поделиться собственной силой с ней. — Я вернусь через несколько часов, и всё будет хорошо. Слышишь? Всё будет хорошо! Я клянусь тебе, конфетка!
Она попыталась слабо улыбнуться, но губы задрожали.
А я прижался к ним в легком поцелуе, вдыхая ее дрожащее дыхание, и в эту секунду понимал, что я мир разорву в клочья руками, но сделаю всё, чтобы спасти Лео!
Пусть смерть боится того, что против нее идет Палач!
Девушки в отделении искренне переживали за Лилу и Лео.
И стоило мне только отпустить ее от себя, как они стали обнимать, успокаивать, а затем и вовсе увели в свою небольшую комнатушку, чтобы дать успокоительных и заверить, что каждая из них будет бороться за жизнь Лео.
А я окинул быстрым взглядом отделение, сканируя его на предмет видеонаблюдения и прочих приспособлений наблюдения.
Только здесь было всё настолько плохо, что, кажется, даже банальная система пожаротушения и оповещения о пожаре и та работала еле-еле.
Но это мне было только на руку в данной ситуации.
Я никогда не делал ничего подобного, но сейчас в душе не возникало ни малейшего сомнения о правильности моего выбора.
Палачей считали почти полубогами.
Наша кровь была уникальной для мира берсерков и волколаков.
Она была настолько сильной, что мы и сами до конца не знали, на что она способна.
Одно я знал точно: моя кровь не навредит.
Этой кровью мы лечили друг друга, а значит, могли помогать и другим.
Глава 11
В палате Лео никого не было, как и поблизости, когда я проскользнул внутрь, не делая лишних движений, потому что был уверен в том, что делаю.
Лео не спал.
Это страшное состояние было похоже на забвение.
Он всё слышал и понимал, но был заперт внутри себя.
Своего тела, которое устало от болезни настолько, что больше не могло реагировать на внешние раздражители.
И именно это положение дел я собирался слегка поправить.
В палате пикали многочисленные приборы, отслеживая каждый тяжелый вдох и выдох, каждое биение сердца, а я непривычным движением руки взял один из шприцов, которые хранились в упаковках и специальных подложках вместе с многочисленными медикаментами, которые могли понадобиться здесь очень срочно.
Палачам никогда не была нужна медицина.
У нас она была своя — наша кровь и дары природы, которые мы использовали в случаях, когда не могли справиться сами.
Поэтому у меня не сразу получилось раскрыть осторожно шприц, при этом случайно не сломав его.
В вену себе я бы вряд ли смог попасть с первого раза, поэтому набрал кровь из руки и затем убрал иголку, чтобы ввести ее в специальное отверстие катетера на сгибе руки Лео.
— Держись, парень, — прошептал я мальчику, приседая на корточки и отмечая про себя, что постепенно его дыхание становится ровным и размеренным, словно теперь он по-настоящему засыпал, а не пребывал в бессознательном состоянии. — Утром мы решим все вопросы, и ты поправишься окончательно, а сейчас просто спи и жди меня, хорошо? Ты поправишься, Лео! Это я тебе говорю, как зверь зверю. Ты нужен своей сестре. Очень.
Я знал, что Лео меня услышал.
И почувствовал, что теперь они с Лилу не одни.
Теперь у них есть я — большой Санта с большой загадкой внутри, о которой они не догадывались.
— Вам нельзя входить сюда, — заглянула в палату одна из медсестер, прошептав тихо, но совсем без попытки поругать большого мужчину, который ошивался в их отделении, как у себя дома.
Странно, что никто не пытался выгнать меня или сказать хоть раз, что у меня нет права находиться здесь.
Лилу называла ее Рания.
— Лео необходима операция? — обратился я к ней, когда вышел в пустой коридор, на что девушка кивнула с тяжелым вздохом и сцепила руки, которые подрагивали от переживаний.
И всё же остались еще хорошие люди.
Я был рад понимать это и знать, что они были рядом с Лилу в это непростое время.
— Да. И теперь очень срочно. Но всё не так просто…
Я нахмурился, с высоты своего роста всматриваясь в глаза девушки.
— В чем сложность?
— Для каждого ребенка нужно подобрать донора, который будет максимально подходить, а иначе смысла в операции по пересадке костного мозга просто не будет…
Сердце пропустило удар, но я не позволил себе измениться в лице.
— У Лео нет такого донора?
— В том-то и дело, что есть. Мы стараемся подбирать доноров для каждого ребенка задолго до самой операции. Но многие из малышей до операций не успевают доживать, потому что
