– гибкую стальную полосу. На всякий случай. Эта простая предосторожность уже пару раз уберегла его от увечий, и столичный сыщик не собирался от нее отказываться.
Гомез изображал кучера. Под его ливреей тоже пряталась кольчуга, хотя и погрубее, а еще волк положил рядом с собой пару кнутов с вплетенными в хвосты серебряными кольцами – можно и зеваку с пути убрать, и нечисть отоварить так, чтобы не встала.
Епископ выделил храмовую освященную карету и смирных тяжеловозов, кованных подковами с серебряными шипами. Начальник порта выдал всем морякам клинки с посеребренным кровостоком и освященные в портовом храме образки.
В общем, фальшивая свита инфанты была укомплектована, как отряд смертников в Кордильерах, но все равно все нервничали.
Наконец раздался сигнал. Парадные ворота Овьедо распахнулись, и вереница всадников устремилась внутрь. Карина замерла в карете и мысленно призвала на помощь всех своих родственниц до седьмого колена. Не могут же благородные кикиморы покинуть ее, маленькую и перепуганную, в одиночестве?
* * *
Бертран Перрен, одетый в грубый крестьянский плащ, поджидал карету принцессы на площади у ратуши. Именно здесь невеста вынуждена будет покинуть зачарованную магами деревянную коробку, чтобы принять от градоначальника Овьедо символический ключ и поприветствовать горожан.
Под бурой шерстяной тряпкой франконец прятал грубую каменную плитку с нацарапанными на ней знаками. Изначально он планировал использовать тарелку, но керамика легко билась, а ему нужна была длительная паника на площади, чтобы не только метнуть в инфанту дюжину отравленных стрелок, но и успеть уйти.
Шум толпы усиливался, издалека донесся рокот барабанов и рев труб, и вот на площадь въехали пикинеры с королевскими вымпелами на кончиках копий.
Если бы Перрен был местным жителем, он бы, пожалуй, удивился тому, что охрана инфанты прибыла с копьями, которые ежегодно участвовали в парадах стражи Овьедо. Но Бертран таких подробностей не знал, поэтому взобрался на бортик фонтана – якобы для того, чтобы лучше видеть принцессу, и прежде, чем его столкнул какой-то заносчивый идальго, маг успел уронить плитку в фонтан. Вода закипела, но в общей суете этого никто не заметил, а наемник ловко вывернул плащ, выпрямился, опустил ниже рукава белоснежной рубашки, натянул на голову бархатный берет с пучком коротких перьев и начал проталкиваться вперед, имея вид небогатого, но вполне благородного дворянина. А вот и карета инфанты въехала на площадь и остановилась у крыльца.
Карина нервничала. Весь долгий путь по центральной улице она дергалась на каждую попытку шустрых мальчишек заглянуть в окно кареты. Вздрагивала на каждый звук и готова была бежать пешком, когда на одном из поворотов карета застряла в дорожной грязи.
Две тихие монахини с четками в руках, которые и были настоящими сопровождающими статуи святой Христины Тирской, не поднимали на сыщицу взгляд, аккуратно перебирая тонкими пальцами гладкие темные камушки.
Кикимора маялась и страдала, но долгий путь погрузил девушку в какое-то вялое безразличие. Надоело дергаться и переживать. Она покачивалась в ритме кареты и махала рукой в окно, большего от нее не требовалось.
Наконец тяжелый, богато украшенный экипаж остановился у крыльца ратуши. Дон Медина ловко соскочил с запяток и с поклоном распахнул резную дверь. И вот тут Карина ощутила это! Сильнейший магический зов для всей нечисти! Переданный через воду!
– Дон! – она вцепилась в руку «лакея». – Замыкающий камень в фонтане! Уже!
– Понял! – Аугусто не стал медлить – отступил, схватил за руку ближайшего «зеваку» и передал приказ: – Срочно! Убрать все из фонтана! Камни, монеты, черепки! Все! Передай по цепочке!
Сыскарь, дежурящий у крыльца, немедля передал приказ дальше.
Между тем «инфанта» в сопровождении монахинь прошествовала по расстеленной дорожке и подошла к градоправителю, обряженному в парадный мундир. Дон Альфредо держал на подушке огромный позолоченный ключ и не сводил с кикиморы глаз:
– Что случилось? – шепотом спросил он, когда девушка подошла к нему, чтобы принять ключ.
– Фонтан! – со вздохом ответила кикимора. – Сейчас оттуда полезет… всякое.
– Понял. Больше магии нет?
– Магии? – Карина прислушалась к себе. – Нет.
– Отлично! Держи ключ!
Градоправитель почти сунул в руки кикиморы подушку, а в следующую секунду уронил девушку на гранитные плиты, накрывая собой.
– Ой! Вы с ума сошли! – дышать под тяжелой тушей здоровенного мужика было сложно, однако не высказать свое возмущение кикимора не могла.
Толпа шумела, как прилив, шум все усиливался, а у Карины уже кровь шумела в ушах от нехватки воздуха, но тут, к счастью, до нее добрался Гомез и откатил тяжелое тело градоправителя в сторону.
– Что? – кикимора подняла голову, стряхивая ненужные уже гребень и мантилью, и уставилась на тяжело хрипящего дона де Кантелли – в боку и спине градоправителя торчала почти дюжина стрелок!
Немедля девушка навалилась на лежащего всем телом и закричала:
– Лекаря! Воды!
Первым, конечно, сообразил столичный маг. Он своей шляпой зачерпнул воду из поилки для лошадей и плеснул ее на градоначальника. Стражники заволновались, схватили сыщика за руки, но тут же и отпустили, потому что, повинуясь магии кикиморы, вода принялась вырывать стрелки и промывать раны.
– Я не лекарь! – кричала синьорита Видаль. – Врача сюда!
Доктор примчался из ратуши. Увидел нашпигованного железом градоправителя, пошатнулся, но устоял. Открыл свой саквояж, вынул нож, бинты и, быстро вспоров на раненом одежду, начал закрывать освобожденные раны, приговаривая:
– Синьорита, обязательно надо промыть! Нитки, клочки одежды, они опасны!
Карина кивала, дон Альфредо стонал, а струйки воды кинжалами втыкались в раны, унося кровь и грязь.
Воду пришлось подносить еще несколько раз, потом лекарь запечатал все раны повязками и объявил:
– Господин градоначальник потерял много крови, ему нужны постельный режим и бульон. Носилки!
Стражники быстро сообразили носилки из пары пик и плащей и унесли дона в ратушу. Следом помчалась, утирая слезы, донья Каэтана – супруга градоначальника.
Вот тогда Карина медленно встала, подобрала свою мантилью, печально взглянула на растоптанный сапогами гребень и огляделась.
Карету «инфанты» откатили в сторону, поэтому от крыльца ратуши отлично было видно мокрую брусчатку у фонтана, парочку мокрых стражников, какой-то странный куль и… пару монахинь, добивающих кого-то четками! От этой картины не набожная, в общем-то, кикимора перекрестилась и осторожно двинулась к воде. Слева немедля возник Гомез, справа встал дон Медина.
Втроем они прошли по моментально освободившейся площади, чтобы выяснить, что странный куль – это Перрен, завернутый в плащ с головой. А монахини уничтожают…
– Мокрецы! Добрые сестры, отойдите, я сейчас!
Монахини выпрямились и немного отодвинулись, а кикимора зашипела, словно вода, угодившая на раскаленный камень, и странные создания, напоминающие голубых осьминогов, пропали!
А еще
