У входа был устроен очаг, около которого возилась с глиняными горшками старая каррийка. С улицы в сумрак примитивного жилища проникал яркий солнечный свет. Мартьен попытался было встать, но его шевеление было замечено старухой, которая, выбранившись на наречии своего народа, велела ему лечь обратно.
Она вновь покормила его с ложечки, а когда он опять спросил, где Лэйса, то каррийка вначале сделала вид, что не расслышала вопроса, а когда он стал настаивать, посоветовала радоваться тому, что та не видит, насколько он сейчас тощ и страшен. А затем, рассмеявшись своим каркающим смехом, велела ему спать, и глаза Мартьена против его воли закрылись.
На третий день молодой человек почувствовал себя достаточно здоровым для того, чтобы выйти на свежий воздух. Выйдя из шалаша, Мартьен остановился, придерживаясь за одну из жердей, на которых держалось примитивное обиталище каррийки, и окинул взглядом поляну, пытаясь вспомнить, как Лэйса его сюда притащила. Ковырявшаяся в огороде хозяйка немедленно обратила на активность гостя внимание:
— Вылез всё-таки, неугомонный? Силён ты, мóлодец! Другой бы на твоем месте давно в могилу сошел, а ты уже бегаешь… Эх, альдийская кость! С виду хилый, а смотри-ка, какой живучий! Или это в тебе тэрская кровь говорит?
Несколько обескураженный таким знанием подробностей своего происхождения, Мартьен с подозрением покосился на старую каррийку:
— Что ещё ты знаешь обо мне, ворожея?
Та усмехнулась:
— Тэрский принц с альдийским сердцем! Твоя мать Альмена была последней из семьи Вилед, чья родословная восходила к вашему великому королю Ульде, а отец… ха, твоим отцом был этот злокозненный Корсид, чье имя за его злодеяния будет проклято в веках; этот кровавый правитель, который устраивал гонения на моих соплеменников во всех землях Империи…
Она увидела, как потемнело лицо стоявшего перед ней человека, и неожиданно мягко закончила:
— Но ты невиновен в грехах своего отца, за которые его душу, несомненно, сейчас терзает Чёрный Пёс подземного царства. Ты не проливал крови без нужды. У тебя добрая душа и чистое сердце.
Мартьен долго молчал, не зная, что ответить, а потом тихо задал самый важный для него сейчас вопрос:
— Скажи мне правду — что с Лэйсой? Я знаю, что она была здесь, пока я был в лихорадке. Где она?
Появившееся на лице старухи суровое выражение испугало его. Каррийка чуть помедлила с ответом, словно бы подбирая слова, а потом заговорила, и в её голосе была горечь:
— Она ушла. Ушла три дня назад, в ту ночь, когда тебе стало лучше, и я поняла, что на этот раз ты обхитришь смерть, которая до того ходила кругами вокруг твоей постели. Лаиса должна вернуться к своему мужу. Так суждено…
— Она ушла? Нет! Ведь если она снова попадёт в руки Кровопийцы, он убьет её — после того, как она его так дерзко обманула!
Молодой человек дёрнулся, словно желая броситься вслед за любимой, но, поняв бесполезность своего порыва, горестно опустил голову и чуть слышно пробормотал:
— Но почему…
— Так было суждено, — голос Шэры звучал непривычно мягко. Старая женщина слишком сильно любила дочь той, которую вскормила своим молоком, и страдания молодой женщины эхом отзывались в её сердце. — Она не хотела уходить, но должна была это сделать. Она ведь не просто босоногая девчонка из деревни, она — будущая императрица. А значит, она не может делать только то, что хочется — над ней довлеет ее долг. На ее плечах — тяжкое бремя, и ты не сможешь помочь ей нести его. Кто ты сейчас? Никто, нищий голодранец. А она…
— Погоди-ка, почтенная, — Мартьен весьма невежливо оборвал пожилую женщину на полуслове. На его бледных губах играла дерзкая улыбка. — Кто-то тут недавно упоминал всуе имена моих родителей… В общем, если уж на то пошло, я тоже могу занять не последнее место в Империи. И не стоит этак тонко намекать, что я ей не пара. Если у меня сейчас в кармане нет ни одного медяка, так это еще не значит, что завтра там не будет сотни золотых. — Он усмехнулся, показав крепкие белые зубы, которые удивительным образом умудрялся сохранять во всех потасовках. — Знаешь, матушка, если по большому счёту, — то мы стоим друг друга. — Мартьен улыбнулся еще шире. — И когда-нибудь ты еще погуляешь на нашей свадьбе!
Он замолчал, словно бы испугавшись смелости собственных слов, а каррийка всё смотрела на него задумчивым взглядом, словно бы оценивая. Она молчала, казалось, целую вечность, а потом неожиданно подмигнула молодому авантюристу:
— Вот только не говори потом, дружок, что ты меня туда не приглашал!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗОЛОТОЙ ВЕНЕЦ
Глава 12. Сила и слабость
…Золотая корона, лежащая на атласной подушечке на круглом постаменте, возвышающемся в дальнем конце огромного зала для коронаций, притягивает взгляд принца. Сейчас ее водрузят ему на голову, и он будет наречен императором всей Тэры. Вот он, облаченный в пышные одежды, проходит через зал, мимо склоняющихся в поклоне придворных, и приближается к возвышению… Драгоценные камни, вставленные в императорский венец, ослепляют своим нестерпимым блеском. Он поднимается по трем ступенькам к постаменту. Шепот, ветерком пробежавший по залу, стихает, когда будущий император оборачивается и обводит зал грозным взглядом.
Седовласый священнослужитель Единого Бога, стоящий рядом с ним на возвышении, начинает краткую речь, слова которой ускользают от принца, ибо его внимание приковано к короне. Старец берёт венец в руки, и принц медленно опускается на колени.
"Я нарекаю тебя императором всей Тэры: ее долин и гор, степей и лесов, городов и весей… И да правишь ты мудро и праведно…"
Корона ложится на чело, так долго мечтавшее ощутить ее тяжесть. Новый император поднимается с колен. Но что это? Долгожданный символ власти сжимает его голову, как клещами, давит с невероятной силой, пригибая голову к земле, и зал коронаций заволакивает багровым туманом. Император поднимает руки, чтобы поправить корону, но она не поддается, а давит всё сильнее… и гнетёт к земле… гул голосов в зале нарастает… боль… тяжесть… меркнущий свет… темнота…
Корилад с криком проснулся, весь покрытый потом. Подобные сны преследовали его уже не первый день, и они были настолько яркими, что он даже боялся засыпать.
Сомнения впервые начали закрадываться в душу дотоле никогда не знавшего их узурпатора.
"Я не имею никаких прав на корону, — признавался сам себе Корилад, ворочаясь на своем широком ложе по ночам, боясь отдаться сну. — Но я единственный, кто сможет удержать власть в руках! Мои соперники — да они просто смешны, что этот тупица рэ-Крам, окопавшийся в лесах на востоке; что рэ-Винкорд с его рыцарственными манерами, захвативший три города на западе страны и тут же объявивший себя Королем Западных Земель… Не говоря уже об идиоте Альвине, возглавившем восстание крестьян на севере…"
